Повседневная жизнь средневековой Москвы - Сергей Шокарев

О московских палачах в источниках сохранились разрозненные свидетельства. Известно надгробие палача Марка Никитина (XVI век). В переписях Москвы также встречается упоминание о палачах, которые, правда, именуются «наплечными мастерами». Так, на Рождественке в 1620 году находился двор «наплечного мастера» Ивашки Варфоломеева. Любопытно также указание лейб-медика царя Алексея Михайловича, англичанина С. Коллинса: «Должность палача наследственна, и он учит детей своих сечь кожаные мешки». Существование слободы палачей допускали такие знатоки древней Москвы, как А.А. Мартынов, И.М. Снегирев и П.В.Сытин{120}.

С восточной стороны к Бронной слободе примыкала Патриаршая. Святой патриарх Гермоген выстроил здесь церковь во имя своего покровителя — священномученика Ермолая, давшую название современному Ермолаевскому переулку. В 1683—1684 годах при патриархе Иоакиме здесь были вырыты три пруда, которые получили наименование Патриарших. Позднее два из них были засыпаны, однако древнее наименование сохранилось и по сей день. К Патриаршим прудам примыкала местность с красноречивым названием Козье Болото. Там был исток крупнейшего московского ручья — Черторыя, протекавшего под стеной Белого города и впадавшего в Москву-реку. Притоком Черторыя была речка Сивка, промывшая Сивцев Вражек.

Эти земли, протянувшиеся на западе Москвы от Патриарших прудов и верхнего течения Черторыя, были заняты по преимуществу дворцовыми слободами. Значительную часть из них составляли кормовые слободы, жители которых обеспечивали изобилие царского стола. Кормовые слободы занимали всё пространство между Никитской улицей и Арбатом (Смоленской). Память о них сохранили современные наименования переулков: Хлебный, Столовый, Ножевой, Скатертный, — а также Поварская улица. Переписи Москвы XVII века демонстрируют все разнообразие специальностей местных жителей: в 1668 году здесь обитали повара, сытники, хлебники, уксусники, помясы (мясники), винокуры, браговары, куретники, коровники, пивовары… Ножевники, скатертники и бочары занимались посудой и кухонной утварью. Бок о бок с ними проживало немало других дворцовых служителей: истопники, ключники, сторожа, сокольники, дрововозы, певчие. Среди них упоминается «накрачей» Иван Григорьев сын Кузов-лев — музыкант, игравший на накрах (керамических литаврах){121}. Ведал жителями кормовых слобод приказ Большого дворца, в составе которого находились Сытный, Кормовой и Хлебный дворцы. В 1701 году в нем служили 532 человека, в том числе 69 поваров и столько же хлебников, 44 помяса, 22 уксусника, восемь коровников, семь кислошников, девять куретников, четыре винокура, шесть браговаров, восемь квасоваров и др.

Рядом с кормовыми слободами находились и другие поселения дворцовых служителей. Так, современный Трубниковский переулок, протянувшийся от Арбата от Большой Никитской улицы, обязан своим происхождением Трубничьей слободе. Чем занимались населявшие ее трубники, также не вполне ясно. А.А. Мартынов полагал, что они были печниками, чистильщиками труб. С ним был согласен и П.В. Сытин, писавший, что здесь жили не только печники и трубочисты, но также «мастера казенных соляных варниц в XVII в. на Девичьем поле, выкачивавшие трубами раствор соли из земли». Таким образом, ученый свел в одну слободу одинаково называвшихся мастеров разных специальностей. Но существовало и другое значение слова «трубник» — трубач. Описывая индийских бояр, Афанасий Никитин писал: «А все их носят на кровати своей на сребряных, да пред ними водят кони в снастех златых до 20; а на конех за ними 300 человек, а пеших пятьсот человек, да трубников 10 человек, да нагарников (это уже упоминавшиеся выше накрачеи. — С.Ш.) 10 человек, да свирелников 10 человек». Трубники, места обитания которых встречаются в переписи 1665 года по соседству с двором накрачея Кузовлева, вполне могли быть царскими трубачами. Здесь же находился и «двор государев съезжий трубного ученья». Надо ли было учить трубочистов? Скорее всего, двор предназначался для подготовки музыкантов-трубачей{122}.

Неподалеку от Трубничьей слободы находились царские Кречетный и Псаренный дворы, обслуживавшие государеву охоту. Местная церковь во имя Иоанна Предтечи «у Кречетного двора» впервые упоминается как каменная в 1657 году (ныне на ее месте располагается Дом Морфлота, выходящий на угол Нового Арбата и Новинского бульвара). Трубничью слободу окружали три стрелецкие слободы, а еще три были размещены в южной части Земляного города, у Арбатских и Чертольских (Пречистенских) ворот. Такая концентрация стрелецких слобод на западе столицы объясняется тем, что в XVII веке западное направление считалось более опасным, нежели восточное.

За Никитскими воротами Белого города располагался Федоровский мужской монастырь, основанный патриархом Филаретом (в миру Федором Никитичем Романовым) в ознаменование своего освобождения из польского плена. Когда 14 июня 1619 года владыка возвращался в Москву, сын-государь встречал его на Пресне, за стенами города. Далее шествие двигалось по Никитской улице, а духовенство вышло навстречу патриарху крестным ходом у стен Белого города за Никитскими воротами. Видимо, эти обстоятельства и повлияли на выбор места для будущей обители. В память о том, что он находился в заточении в Смоленске, Филарет дал обет устроить мужской монастырь во имя Смоленской иконы Божией Матери. Новую церковь освятили 1 февраля 1627 года: главный престол — в честь Смоленской иконы Божией Матери, располагавшийся в трапезной придел — во имя преподобного Феодора Студита.

Документы патриаршей канцелярии сообщают, как создавался монастырь: иконописец Назарий Истомин писал для него иконы, завершалась отделка храма, в Сусальном ряду купили подсвечники, в Иконном «променяли» деревянный напрестольный крест. Богослужебные книги поступили в новую обитель из патриаршей домовой казны и с Печатного двора, а частично были приобретены у торговцев Овощного ряда. В Котельном ряду купили «в церковь сосуды церковные потир, блюдца и копье и лжица», укропник медный и два деревянных ковшика, а позднее — два колокола и паникадило; в Железном ряду приобрели крест на Святые ворота. Было куплено также облачение: «ризы миткальные», «оплечье бархателное», «стихарь полотняной», «поручи бархателные», пошиты хоругвь и «пелены комчатые». Плотник Никита Онофриев с товарищами огородил монастырь заметом, поставив 50 прясел[12]. Работы по организации обители проводились с 6 сентября 1626 года по 8 апреля 1627-го. Заключительным аккордом стал сбор братии. Шесть черноризцев «с рухлядью» были переведены сюда из Новоспасского монастыря, а из Симонова монастыря привезли «нищего старца». Обустройство монастыря продолжалось и впоследствии, из патриаршей казны неоднократно выдавались средства на платье, посуду, предметы быта. Так, 6 марта 1629 года старцы купили за восемь денег бадью с веревкой «черпати вода из колодезя», а 6 августа за пять алтын приобрели «доску сосновую, на чем капусту сечи про братию нашти»{123}.

От Федоровского монастыря к Арбату тянулась Мастрюкина улица (Мамстрюков переулок), чье название связано с двором видного деятеля эпохи Смуты и царствования Михаила Федоровича боярина и воеводы князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского (ум. 1651). После кончины боярина владение было продано, а деньги розданы на помин его души. Перепись 1670 года отмечает здесь полтора десятка дворов, один из которых, принадлежащий стольнику Самсону Емельяновичу Бутурлину, находился на месте современного дома 7а по Никитскому бульвару, в котором скончался Н.В. Гоголь{124}. Соседний с этим владением переулок к XIX веку приобрел более привычное для русского слуха наименование Мерзляковский.

Средневековый Арбат

Арбат впервые называется в летописи в 1475 году, когда в этом районе сгорел двор окольничего Никифора Басенкова, сына Федора Васильевича Басенка, вредного деятеля эпохи Василия II. Двор находился напротив Кремля, в районе позднейшей Воздвиженки, которая и в XVII веке часто именовалась Арбатом. Следующее упоминание встречается спустя 18 лет при описании страшного пожара, начавшегося от церкви Николы «на Песку» (так именовался храм в Замоскворечье, позднее получивший название Николы на Берсеневке). Пожар 1493 года, начавшийся от «копеечной свечи», был одним из крупнейших: «…летописец и старые люди сказывают: как Москва стала, таков пожар на Москве не бывал»{125}. Он начался за рекой, потом огонь перекинулся в район Чертолья, охватил Арбат, Занеглименье, Кремль и Великий посад. В числе храмов, пострадавших от пожара, упоминается церковь Бориса и Глеба на Арбате.

В XV—XVI веках Арбатом (Орбатом) называли довольно значительный район в Занеглименье, от самой Неглинной до городских границ, вплоть до Новинского монастыря. Главная улица в этой местности именовалась (в пределах Земляного города) Арбатом, Смоленской и Воздвиженкой. Царский указ 1658 года предписал закрепить за ней название Воздвиженка, однако ее по-прежнему звали Арбатом вплоть до XVIII века, когда две ее части получили разные имена: от Кремля до Арбатской площади у одноименных ворот Белого города протянулась Воздвиженка, далее до границ бывшего Земляного города — Арбат.