Морской волк - Владислав Олегович Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так даже лучше. Там, на мысу, раньше лоцманский пост был. А теперь немцы свой поставили. Мимо идешь – остановят, обыщут, заберут. Особенно если с уловом идешь.
Это он про тот самый пост СНиС.
– …мотор слышно издалека – подходишь, там ждут уже. А вот так, по-тихому, с отливом туда, приливом назад, могут и не заметить. Внизу, у причала обычно часового нет, ну если только кто из солдат с удочкой, так это не страшно, можно даже на рыбину сигареты выменять. Когда туда, и так обычно пропускают – знают, что пустой. Но с вами лучше, чтоб спокойнее…
Ага. И гарнизон того поста – шесть человек. И, как наш хозяин успел рассказать, причал от домика не виден. Причем двое всегда в домике – надо полагать, сигнальщик-наблюдатель и дежурный по связи (блин, радио там у них или телефон?). Итого в «комитет по встрече» входят максимум четверо. Против нас. Справимся!
Это если все же остановят. Если не сумеем, по замыслу, тихо пройти дальше за мыс и там, быстро облачившись, нырнуть. В самом худшем случае – как нам тогда казалось.
Сигнал вызова. Немного некстати. На лодке волнуются, ждут.
– Волку – Лес. Нормально все. Позже!
Не объяснять же, что плывем на баркасе с радушными хозяевами из местных! Просто ответили, что все целы, возвращаемся. И можем чуть задержаться, поскольку скорость этого плавсредства сейчас явно меньше наших «Сирен». Разве что за мысом включим мотор.
Близко уже. Вот сейчас, за тем выступом, откроется пост. Мы сидим или полулежим на палубе, спускаться в маленькую каюту или в трюм никто не захотел. Оружие не на виду, но готово к бою. Хозяева дали нам надеть длинные прорезиненные плащи, сами оставшись в свитерах, так что мы, на первый взгляд со стороны, сойдем за местных. Без драки или с ней – а пофигу, прихлопнем походя еще четверых тыловых насекомых! А когда нырнем, хрен нас чем достанешь – и опять болтаться по лодке без дела, ей-богу, выпрошу у командира этого пленного штурмана для отработки на нем приемов рукопашки, не на членов экипажа же нападать!
Свенссон клянется, что в это время на посту обычно тихо. И мы пройдем без помех.
Не прошли.
Вот он, пост. Домик наверху виден плохо, только часть крыши. А внизу причал, где уже ждет «комитет по встрече».
Катер-стотонник. Две двадцатимиллиметровки, на носу и корме. На палубе штук пять фрицев. Заметив нас, шустро готовятся: старший что-то рявкает, выскакивают еще трое с автоматами, те же, кто был на палубе, разбегаются, двое к носовой пушке, один к кормовой. Офицер орет что-то, уже нам – смысл понятен.
– Досматривать будут, – упавшим голосом говорит Свенссон. – Пропали мы.
– Подходи к борту, – отвечаю я тихо, – и сиди смирно. Как начнем – падайте на дно, если хотите жить.
Так, диспозиция… Рябой на носу, Шварц на корме – изображают полную апатию. Брюс с Владом посредине, я возле каюты, на виду, остальные за ней. До немцев метров шестьдесят, нас несет прямо на них, все трое Свенссонов работают веслами-шестами. Только бы сблизиться, потому что против «эрликонов» мы не потянем!
Ну вот, борт катера уже почти нависает над головами. Двадцатимиллиметровки теперь не опасны – их стволы над нами, ну чего ты вцепился, дурачок, очередь у тебя выйдет по воде! Второй немец от носовой пушки перешел к борту, кидает нам конец, немец на корме делает то же самое, Шварц и Рябой принимают, трое со «шмайсерами» готовы спрыгнуть на баркас, а это нельзя, сразу увидят плохо спрятанные стволы. С Богом!
Дальнейшее длилось много меньше, чем наш рассказ о том.
Правду писал Бушков-Пиранья о страшном огневом ударе спецназа. Сила тут не в огневой мощи, – побольше стволов! – а в синхронности и одновременности. Когда каждый в темпе валит своего противника, не отвлекаясь на других, которых сработают твои товарищи.
Стреляю в автоматчика, показавшегося мне наиболее опытным, а значит, самым опасным. Брюс броском вбивает нож в другого, в руке его сразу возникает ПБ (пистолет бесшумный), – и я так и не понял, он или Влад влепили пулю в голову третьему со «шмайсером». Василий, выскочивший из-за каюты как чертик из коробочки, поливает огнем «Вала» мостик катера, скосив офицера и матроса рядом. Шварц и Рябой стреляют в «своих» немцев, так и не успевших отпустить швартовые канаты. Ну, а матрос у пушки, похоже, получил свое одновременно с «моим» от двух Андреев.
И все это – первая секунда.
Взлетаем на палубу. Не вылезет ли снизу кто-то еще?
Шварц, Рябой – у пушек, сделав «контрольные» в голову «своим» фрицам. Крутят на берег, поскольку главная опасность сейчас от поста. Брюс – на мостик с «Винторезом», успев проконтролировать тех двоих. Я – приоткрыв люк в машинное, кидаю внутрь световую гранату и плотно захлопываю; Василий проделывает то же с кубриком. Как позже выяснилось, напрасно, поскольку в кубрике никого не оказалось, а вот в машинном мы обнаружили двух оглушенных немцев.
Пять секунд – и катер полностью наш. Боеспособного противника в пределах видимости нет.
Двоих из машинного вытащили на палубу. Качественно связали – руки за спиной, свободный конец петлей на шею – и сунули в кубрик, который до того осмотрели на предмет наличия оружия или чего-то подобного. Жмуров («двухсотые» – это лишь наши, а враг – это «тушки», или «жмуры») отправили за борт. Гильзы от «бесшумок» – тоже.
Минута. Зачистка и контроль завершены.
По большому счету нам крупно повезло в том, что у немцев было слишком мало времени для оценки ситуации и принятия решения. Увидев нас издали или услышав мотор, кто-то бдительный мог бы сопоставить дым на аэродроме, видный даже отсюда, и странных пассажиров баркаса. А они действовали по уже привычной, заведенной программе «стрижка овец», даже не задумавшись, что вместо овечек могут попасться волчарылюдоеды. На Восточном фронте тот же немецкий летеха, уже знающий, что такое партизаны, вел бы себя иначе. Например, спешно вооружил бы всех своих (было чем – мы нашли на катере еще «эмгач» тридцать четвертый и семь маузеровских винтовок в оружейке), заставил бы подойти под наведенными стволами, и не самим прыгать для досмотра, а нам подниматься на катер по одному. Мы бы и тогда справились – ну не могли их матросы быть обученными, как правильно контролировать группу, и уж точно не владели боевой рукопашкой. А у нас не только ножи попрятаны при себе, но и «пэбэшки». Так что для немцев кончилось бы
