Ты всё ещё моя - Елена Тодорова

Поджимая и прикусывая губы, бурно вентилирую носом воздух. Грудь так высоко вздымается, что в какой-то момент даже дискомфорт от этого возникает. Ребра то распирает до боли, то, напротив, столь же мучительно сдавливает.

Зачем ему я? Зачем это все?

У него полным полно тех, с кем можно заниматься сексом. Как бы неприятно мне ни было, я это признаю. Но он ведь хочет именно меня. Я же правильно понимаю? Как мне к этому относиться?

Пытаюсь не реагировать на вызов, который Чарушин бросает мне каждым своим взглядом, каждым своим словом, каждым своим прикосновением. Я не невинна, его же стараниями. Но та степень порока, которую он сейчас выдает, все еще остается для меня неизведанной. Это пугает. И… волнует, конечно.

Заглушив двигатель, Артем без промедления покидает салон. Я тоже задерживаться не собираюсь. Уже открываю дверь, когда вдруг, мазнув взглядом, замечаю висящую на зеркале заднего вида ту самую подвеску из амулетов, которую когда-то мастерила Чарушину на день рождения.

Застываю, потому что к настоящему волнению примешиваются трепетные воспоминания. Меня затапливает – такими неудержимыми эмоциями, такими сумасшедшими чувствами, такой бешеной любовью… Я попросту готова разрыдаться.

Артем явно не планировал в широком жесте распахивать мою дверь. Я видела, как он сразу же ушел к задней части машины. Открывал багажник. Видимо, пиво и еще какие-то вещи доставал. Возможно, планировал идти прямиком к галдящим на пирсе ребятам. Но моя заминка заставляет его вернуться, дернуть дверь с моей стороны и, уже привычно, грубо бросить:

– Выходи.

Я вздрагиваю и, вырываясь из оцепенения, в порыве бьющих фонтанами эмоций протягиваю руки и влетаю в объятия никак не ожидавшего подобного Чарушина.

Он ловит меня машинально. Я же притискиваюсь сознательно.

Прикрывая глаза, жмусь к нему лицом и тянусь губами к жестковатому подбородку. Жадно и громко втягиваю родной запах. Пытаюсь подняться выше, но ладонь Артема ложится мне на шею и отталкивает.

Голова кружится. Я с трудом поднимаю веки. Поднимаю только для того, чтобы встретиться с пылающей бездной Чарушина.

– Целоваться мы больше не будем, – чеканит он ледяным тоном.

Это заявление меня, конечно же, удивляет и ранит. Особенно сейчас, когда я сама захлебываюсь своими безответными чувствами.

– Почему?

К чертям смущение, гордость и прочую чушь. Я хочу знать причину, по которой он не желает меня целовать.

– Что опять за вопросы? – злится Артем, ожидаемо. – Потому что я, блядь, так решил.

«Ты же уже сосала мой член, охотно глотала мою сперму и была от этого, блядь, счастлива…»

Никакой стыд меня не остановит. Я должна понять!

– Это… Это из-за того, что ты делал с моим ртом? Тебе противно?

Столь очевидного удивления на лице Чарушина я еще не видела. После разлуки уж точно. Мое предположение явно его ошарашивает. Мгновение он смотрит на меня, вообще не мигая, а после делает это как-то чересчур заторможенно. Натужно вдыхает и совершает несколько попыток, чтобы прочистить горло.

– Нет. Дело не в этом, – выдает, наконец. Выдыхает так же надсадно. – Блядь, конечно, не в этом.

Я не знаю: радоваться мне, или все же не стоит...

В груди все дрожит, будто утратило целостность и биологическую привязку. Разбросало по периметру, как после взрыва бомбы. И как собрать обратно – я не знаю.

Поэтому, наплевав на какие-либо границы, продолжаю допытываться.

– В чем же тогда? Скажи…

Чарушин матерится, раздраженно вздыхает и, заводя взгляд куда-то выше моей головы, сипловатым голосом сообщает:

– Просто я понял, что поцелуи – это когда про любовь. Не про нас.

Горячие пальцы на моей шее слегка сжимаются. Затяжной миг. И Артем, так больше и не взглянув, отталкивает меня в сторону. Подхватывая ящик с пивом, он идет к пирсу, где уже вовсю веселятся его друзья.

Мне становится так плохо, что возникает даже мысль убраться в противоположную сторону и идти до города пешком. Плевать, что ночь, и опасно. Мне настолько больно, что теряется то спасительное желание жить, которое я в себе с таким трудом развивала после трагедии прошлого.

Я едва дышу, едва справляюсь с внутренней тряской и раскинувшимся там же пожаром… Но в какой-то момент что-то будто щелкает, и я все же начинаю двигаться к пирсу. Чарушин, пока я добираюсь, уже прыгает в море. Другие парни и часть девчонок тоже. Остаемся лишь мы с Лией и Соня.

– Лиз, все в порядке? На тебе лица нет…

– Да… – быстро шепчу я. – Все хорошо, – и даже улыбаюсь сестре. – Дашь мне пиво?

– Ты же не любишь…

– Ну так, а ничего другого нет.

Вряд ли Соню устраивает такой ответ, но бутылку она мне все же протягивает. Только поднести ее ко рту мне не удается. В тот самый момент, когда сзади надвигается шумная толпа полуголых парней, кто-то выдергивает у меня ее из руки. Я даже не понимаю, кто именно это сделал, пока к спине не прижимается мокрое и обжигающее тело Чарушина.

В моей чертовой памяти точно слепки его наделаны. Узнаю моментально.

Крепкая широкая ладонь ложится мне на живот и, оказывая давление, усиливает контакт. Платье промокает, а кожа под ним принимается полыхать. Секунду спустя по ней стремительно сбегает дрожь.

– Не смей напиваться, – выдыхает Артем мне прямо в ухо. Внутри возникает тонкий, едва уловимый звон. – И выброси, на хрен, свои духи.

Жестко вжимаясь эрекцией мне между ягодиц, сминает пальцами платье. Мне даже кажется, что он собирается его прямо здесь задрать, но вместо этого он просто отходит.

Я и без того все еще сильно расстроена после нашего предыдущего разговора, так Чарушин взял и добавил жару.

Ему не нравятся мои духи… Они ему неприятны… Значит, сейчас ему неприятна вся я…

Пытаюсь сделать вид, что