Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том второй - Сергей Самаров

– Воевода опасно ранен. Привезли его к Рунальду. Надо бы к князю Бравлину. Но боимся вот, до Старгорода не довезем. Решили сюда свернуть.

– Как случилось?

Берислав стал рассказывать. Коротко, отрывистыми фразами. Он даже не знал всей предыстории сражения. Знал только, что должны были выручать идущий из Дании полк конунга Сигтрюгга, зятя князя Бравлина. Сигтрюгг всегда выступал в помощь тестю, все годы войн с франками. Выступил и сейчас. Но на месте его не оказалось. И Веслав сам атаковал графа Оливье. И был ранен в спину каким-то солдатом, когда проводил с графом поединок. Солдат ударил секирой.

– Предательский удар. Иначе победить Веслава было невозможно. Граф Оливье был почти обречен, когда этот солдат вмешался.

– И что сам граф?

– Он знал этого солдата. Тот когда-то спас ему жизнь. Хотел сделать это во второй раз. Но Оливье отрубил солдату голову. Он сложил с себя полномочия командира войска, и объявил об этом всем. Граф едет с нами. Ухаживает за Веславом, как за своим другом.

– А битва? – спросил Заруба.

– Я не знаю, кто вместо Веслава взял на себя командование. Наверное, воевода Златан, как обычно. Он всегда лезет командовать, даже когда его не просят. Я видел, как наш правый фланг выдавил франков в центр, а на левом фланге франки выдавили нас к центру. Там все и должно было бы решиться, но кто-то дал команду к отступлению. Франков было ненамного больше, но наша конница держалась хорошо. И хорошо били франков стрельцы словенской сотни. Но когда наши начали отступать, стрельцы тоже вынужденно отошли. Мы встретились со словенами, и взяли их с собой. Они охраняют Веслава, как охраняли раньше своего княжича.

– Да, воевода Златан слишком любит командовать, но не умеет вести битву. Он отступил бы даже при равенстве сил. А если франков было больше, отступит тем более. Значит, битва проиграна? – спросил Заруба.

– Если мы отступили, значит, проиграна, – согласился Берислав. – Но Златан, думаю, будет с гордостью говорить, что он сохранил для княжества конницу.

– Конница нужна для больших полевых сражений, где используется вместе с пехотой и стрельцами, или для набегов в чужие земли. А нам большие сражения теперь давать нечем. Если пехоты едва-едва на защиту стен хватает, князю уже будет не до больших сражений. И все равно, даже если наберем пехоту, если помощь от данов придет, франки смогут выставить войск втрое против нас. Значит, и конницу беречь, если разобраться, не для чего. А попробовать побить франков было можно. Отступление – это поражение. А если бы побили, был бы большой праздник. Каждый вой на городской стене чувствовал бы свою силу. А непобедимые франки надолго поникли бы головами.

– Вон они, едут… – сказал сотник Бобрыня. Но говорил он не о франках. – Передовой дозор стрельцов…

Конные стрельцы высыпали на поляну в составе двух десятков, и тут же рассыпались по опушке с поднятыми и готовыми к бою луками.

– Русалко, хоть и молод, но дело свое знает, и свою сотню обучил хорошо, – заметил Берислав. – В сражении он ни разу не дал франкам возможности к себе приблизиться, и расстреливал любую атаку рыцарей до того, как те смогут копье для атаки опустить.

– Где они столько коней набрали? Да еще каких коней! – с удивлением спросил Бобрыня, видя, что к каждому седлу стрельца привязан повод заводного коня, а у троих только в первых двух десятках было по два таких коня. Причем, все эти кони были мощными, тяжелыми, и несли на себе конное рыцарское облачение. То есть, были покрыты кольчужными попонами, легкими войлочными нагрудниками, с нашитыми на них металлическими полосами с острыми шипами, и тяжелыми стальными налобниками, тоже снабженными острым шипом, на пример единорога. Это на случай столкновения коня с противником.

– Военная добыча… – предположил Заруба. – Доспех на конях франкский. Наши кони обычно более легкие и в броне, и на ногу легче.

– Они перебили рыцарей. А их коней захватили, – объяснил Берислав. – Перебили они втрое больше. Но не захотели утяжелять себя многими конями. Это снизило бы подвижность сотни. Я видел, как они смещались с фланга на фланг, и помогали нам, где могли. Наши вои благодарны стрельцам за такую поддержку. Думаю, и Бравлин свою благодарность выскажет.

– Воеводу везут… – сообщил Бобрыня, словно сотники сами не видели, и не понимали, что там, на опушке леса, происходит.

И все трое шагнули навстречу появившимся всадникам.

Если с поля боя Веслава, несмотря на громадную тяжесть его мощного тела, выносили четыре воя, предварительно уложив его на крепкий и большой зимний плащ, только что тут же снятый с одного из убитых рыцарей, то на поляну его вывезли уже на лосиной шкуре, привязанной к лукам седел четырех лошадей. На самих лошадях никто не сидел, но вои вели их на поводу, чтобы выравнивать движение, не трясти раненого, и соблюдать между лошадьми дистанцию, которая позволяла держать шкуру натянутой и не провисшей, чтобы поврежденный секирой позвоночник воеводы не прогибался. С Веслава уже сняли доспехи, несмотря на морозец, обнажили тело до пояса, сильно обмазали рану медом и заложили проваренной в льняном масле берестой – старый славянский способ дезинфекции ран. Поверху еще наложили льняные повязки, чтобы береста не падала при движении. Мед, кстати, всегда был еще и сильным заживляющим средством, издавна используемым славянами. Отправляясь в любой поход, славянин обязательно брал с собой глиняную баклажку с медом для залечивания ран. Чтобы воевода не замерз и не простудился в такую прохладную погоду, его прикрыли сверху медвежьей шкурой, не такой большой, как лосиная, но более тяжелой. Сам Веслав был в сознании, хотя взгляд был не совсем осмысленным, и, блуждая, переходил с одного воя на другого, в зависимости от того, кого он мог увидеть. Рядом с импровизированными носилками и чуть позади них ехал с поникшей головой граф Оливье, держащий шлем в правой руке, а левой только управляя лошадью. Рядом с графом ехал вой из конных вагров, который знал франкский язык, и, когда было необходимо, толмач доносил до воеводы слова графа. Веслав ничего не отвечал, и даже непонятно было, понимает ли он обращенные к нему слова Оливье. На лесной тропинке держаться близко к растянутой лосиной шкуре было невозможно, и граф слегка отстал. Но седла не покинул, и только пригибался под пересекающими тропу толстыми ветвями. Но дорогу кавалькаде все же готовили. Два спешившихся воя шли впереди коней с боевыми топорами в руках, и срубали мелкие деревца, чтобы коням было где пройти, не сближаясь друг с другом, но не прорубая тропу для франка. Однако, как только кавалькада выехала на поляну, Оливье тут же оказался от воеводы сбоку, и постарался заглянуть раненому в лицо. Но Веслав словно и не видел этих стараний.

Вагры, еще не вышедшие полностью своим настроением из тяжелого боя, успевшие только дыхание в дороге перевести, сначала поглядывали на знатного франка с недоверием и с неприязнью, теперь уже несколько к нему привыкли, и мало обращали на него внимания. Впрочем, Оливье повышенной активности не проявлял, и не привлекал к себе внимания.

Сотники от костра, первоначально двинувшись к кавалькаде, поняли, что опаздывают, свернули наперерез конникам, и встретились с ними у избушки жалтонеса, куда и подвезли Веслава. К общему удивлению, когда открылась дверь, вышел не сам Рунальд, а княжич Гостомысл, привычно прямой и высокий. Вышел на своих ногах, в белой рубахе ниже колен, бледный и, как казалось, исхудавший лицом, вынужденный опираться на косяк из-за недостатка сил, тем не менее, как стало ясно тем, кто доставлял его сюда, явно идущий на поправку. Хотя готовности сразу же вести своих воев в бой княжич и не показывал. И только взгляд его был прежним, и даже более жестким, чем обычно, слегка угрюмый, больше похожим на взгляд князя Буривоя, когда тот попадал в серьезную ситуацию.

– Что случилось с Веславом? – голос все же больше внешнего вида выдавал состояние княжича. Был он ломок, лишен силы, но, тем не менее, не был лишен властности. – Мне жалтонес сказал, что он умирает.

И этим, властностью голоса, Гостомысл был похож на себя прежнего, на такого, каким хотели его видеть вои, на такого, который еще недавно водил их в бой против варягов, как раньше водил в бой против других полков. Но вопрос требовал ответа. Ответ мог быть долгим, если бы отвечал кто-то из участников битвы на берегу реки, и потому инициативу, чтобы Гостомысла не утруждать, слегка торопливо взял на себя сотник Бобрыня.

– Воевода был ранен в битве, княжич. Его, как мне сказали, ударили секирой.

– Как это случилось? Я не представляю себе, как Веслав мог подпустить к себе кого-то на расстояние удара.

Граф Оливье, которому толмач доносил разговор, тронул коня, и подъехал прямо к крыльцу. И вступил в разговор, как равный с равным.