Избранное - Эдуард Асадов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ДАЧНИКИ
1
Брызгая лужами у ворот,Ветер мчит босиком по улице.Пригорок, как выгнувший спину кот,Под солнцем в сонной дремоте щурится.
Радость взрослых и детворы!Долой все задачи и все задачники!Да здравствуют лодки, грибы, костры!И вот из города, из жарыС шумом и грохотом едут дачники.
Родители любят своих ребятИ, чтобы глаза малышей блестели,Дарят им кошек, птенцов, щенят,Пускай заботятся и растят.Хорошему учатся с колыбели!
И тащат щенята с ранней зариС хозяев маленьких одеяла.Весь день раздаётся: — Служи! Замри! —Нет, право же, что там ни говори,А добрых людей на земле немало!
2Ветер колючий листву сечётИ, по-разбойничьи воя, кружит.Хлопья седые швыряет в лужиИ превращает их в ломкий лёд.
Сады, нахохлившись, засыпают,В тучи закутался небосклон.С грохотом дачники уезжают,Машины, простудно сопя, чихаютИ рвутся выбраться на бетон.
И слышат только седые тучиДа с крыш галдящее вороньё,Как жалобно воет, скулит, мяучитНа дачах брошенное зверьё.
Откуда им, кинутым, нынче знать,Что в час, когда месяц блеснёт в окошке(Должны же ведь дети спокойно спать!),Родители будут бесстыдно лгатьО славной судьбе их щенка иль кошки.
Что ж, поиграли — и с глаз долой!Кончилось лето, и кончились чувства.Бездумно меняться вот так душой —Непостижимейшее искусство!
А впрочем, «звери» и не поймут,Сердца их все с тою же верой бьются.Они на крылечках сидят и ждутИ верят, глупые, что дождутся…
И падает, падает до зари,Как саван, снежное покрывало…Конечно же, что там ни говори,А «добрых» людей на земле немало!
1972 г.МЕДВЕЖОНОК
Беспощадный выстрел был и меткий.Мать осела, зарычав негромко,Боль, верёвки, скрип телеги, клетка…Все как страшный сон для медвежонка…
Город суетливый, непонятный,Зоопарк — зелёная тюрьма,Публика снуёт туда-обратно,За оградой высятся дома…
Солнца блеск, смеющиеся губы,Возгласы, катанье на лошадке,Сбросить бы свою медвежью шубуИ бежать в тайгу во все лопатки!
Вспомнил мать и сладкий мёд пчелы,И заныло сердце медвежонка,Носом, словно мокрая клеёнка,Он, сопя, обнюхивал углы.
Если в клетку из тайги попасть,Как тесна и как противна клетка!Медвежонок грыз стальную сеткуИ до крови расцарапал пасть.
Боль, обида — все смешалось в сердце.Он, рыча, корябал доски пола,Бил с размаху лапой в стены, дверцуПод нестройный гул толпы весёлой.
Кто-то произнёс: — Глядите в оба!Надо стать подальше, полукругом.Невелик ещё, а сколько злобы!Ишь, какая лютая зверюга!
Силищи да ярости в нем сколько,Попадись-ка в лапы — разорвёт! —А «зверюге» надо было толькоС плачем ткнуться матери в живот.
1948 г.ЗАРЯНКА
С вершины громадной сосны спозаранкуУдарил горячий, весёлый свист.То, вскинувши клюв, как трубу горнист,Над спящей тайгою поёт заряика.
Зарянкой зовётся она не зря:Как два огонька и зимой, и летомНа лбу и груди у неё заряГорит, не сгорая, багряным цветом.
Над чащей, где нежится тишина,Стеклянные трели рассыпав градом,— Вставайте, вставайте! — звенит она. —Прекрасное — вот оно, с вами рядом!
В розовой сини — ни бурь, ни туч,Воздух, как радость, хмельной и зыбкий.Взгляните, как первый весёлый лучБьётся в ручье золотою рыбкой.
А слева в нарядах своих зелёныхЦветы, осыпанные росой,Застыли, держа на тугих бутонахАлмазно блещущие короныИ чуть смущаясь своей красой!
А вон, посмотрите, как свежим утромРечка, всплеснув, как большой налим,Смеётся и бьёт в глаза перламутромТо красным, то синим, то золотым!
И тотчас над спящим могучим бором,Как по команде, со всех концовМир отозвался стозвонным хоромПтичьих радостных голосов.
Ветер притих у тропы лесной,И кедры, глаза протерев ветвями,Кивнули ласково головами:— Пой же, заряночка! Пей же, пой!
Птицы в восторге. Да что там птицы!Старый медведь и ворчун барсук,Волки, олени, хорьки, лисицыСтали, не в силах пошевелиться,И поражённо глядят вокруг.
А голос звенит горячо и смело,Зовя к пробужденью, любви, мечте.Даже заря на пенёк присела,Заслушавшись песней о красоте.
Небо застыло над головой,Забыты все битвы и перебранки,И только лишь слышится: — Пой же, пой!Пой, удивительная зарянка!
Но в час вдохновенного озареньяВ жизни художника и певцаБывает такое порой мгновенье,Такое ярчайшее напряженье,Где сердце сжигается до конца.
И вот, как в кипящем водовороте,Где песня и счастье в одно слились,Зарянка вдруг разом на высшей нотеУмолкла. И, точно в крутом полёте,Как маленький факел упала вниз.
А лес щебетал и звенел, ликуя,И, может, не помнил уже никтоО сердце, сгоревшем дотла за то,Чтоб миру открыть красоту земную…
Сгоревшем… Но разве кому известно,Какая у счастья порой цена?А всё-таки жить и погибнуть с песней —Не многим такая судьба дана!
1973 г.ОРЁЛ
Царём пернатых мир его зовёт.И он как будто это понимает:Всех смелостью и силой поражаетИ выше туч вздымает свой полет.
О, сколько раз пыталось вороньё,Усевшись на приличном отдаленье,Бросать с ревнивой ненавистью тениНа гордое орлиное житьё.
За что он славу издавна имеет?С чего ему почтение и честь?Ни тайной долголетья не владеет,Ни каркать по-вороньи не умеет,Ни даже просто падали не ест.
И пусть он как угодно прозывается,Но если поразмыслить похитрей,То чем он от вороны отличается?Ну разве что крупнее да сильней!
И как понять тупому воронью,Что сердце у орла, не зная страха,Сражается до гибели, до прахаС любым врагом в родном своём краю.
И разве может походить на нихТот, кто, зенит крылами разрезая,Способен в мире среди всех живыхОдин смотреть на солнце не мигая!
1975 г.БЕНГАЛЬСКИЙ ТИГР
Весь жар отдавая бегу,В залитый солнцем мирПрыжками мчался по снегуГромадный бенгальский тигр.
Сзади — пальба, погоня,Шум станционных путей,Сбитая дверь вагона,Паника сторожей…
Клыки обнажились грозно,Сужен колючий взгляд.Поздно, слышите, поздно!Не будет пути назад!
Жгла память его, как угли,И часто ночами, в плену,Он видел родные джунгли,Аистов и луну.
Стада антилоп осторожных,Важных слонов у реки, —И было дышать невозможноОт горечи и тоски!
Так месяцы шли и годы.Но вышла оплошность — и вот,Едва почуяв свободу,Он тело метнул вперёд!
Промчал полосатой птицейСквозь крики, пальбу и страх.И вот только снег дымитсяДа ветер свистит в ушах!
В сердце восторг, не злоба!Сосны, кусты, завал…Проваливаясь в сугробы,Он все бежал, бежал…
Бежал, хоть уже по жиламХолодный катил озноб,Все крепче лапы сводило,И все тяжелее былоБрать каждый новый сугроб.
Чувствовал: коченеет.А может, назад, где ждут?Там встретят его, согреют,Согреют и вновь запрут…
Все дальше следы уходятВ морозную тишину.Видно, смерть на свободеЛучше, чем жизнь в плену?!
Следы через все преградыУпрямо идут вперёд.Не ждите его. Не надо.Обратно он не придёт.
1965 г.ЯШКА
Учебно-егерский пункт в Мытищах,В еловой роще, не виден глазу.И всё же долго его не ищут.Едва лишь спросишь — покажут сразу.
Ещё бы! Ведь там не тихие пташки,Тут место весёлое, даже слишком.Здесь травят собак на косматого мишкуИ на лису — глазастого Яшку.
Их кормят и держат отнюдь не зря,На них тренируют охотничьих псов,Они, как здесь острят егеря,«Учебные шкуры» для их зубов!
Ночь для Яшки всего дороже:В сарае тихо, покой и жизнь…Он может вздремнуть, подкрепиться может,Он знает, что ночью не потревожат,А солнце встанет — тогда держись!
Егерь лапищей Яшку сгребётИ вынесет на заре из сарая,Туда, где толпа возбуждённо ждётИ рвутся собаки, визжа и лая.
Брошенный в нору, Яшка сжимается.Слыша, как рядом, у двух ракит,Лайки, рыча, на медведя кидаются,А он, сопя, от них отбиваетсяИ только цепью своей гремит.
И всё же, всё же ему, косолапому,Полегче. Ведь — силища… Отмахнётся…Яшка в глину упёрся лапамиИ весь подобрался: сейчас начнётся.
И впрямь: уж галдят, окружая нору,Мужчины и дамы в плащах и шляпах,Дети при мамах, дети при папах,А с ними, лисий учуя запах,Фоксы и таксы — рычащей сворой.
Лихие «охотники» и «охотницы»,Ружья-то в руках не державшие даже,О пёсьем дипломе сейчас заботятся,Орут и азартно зонтами машут.
Интеллигентные вроде люди!Ну где же облик ваш человечий?— Поставят «четвёрку», — слышатся речи, —Если пёс лису покалечит.— А если задушит, «пятёрка» будет!
Двадцать собак и хозяев двадцатьРвутся в азарте и дышат тяжко.И все они, все они — двадцать и двадцатьНа одного небольшого Яшку!
Собаки? Собаки не виноваты!Здесь люди… А впрочем, какие люди?!И Яшка стоит, как стоят солдаты,Он знает, пощады не жди. Не будет!
Одна за другой вползают собаки,Одна за другой, одна за другой…И Яшка катается с ними в драке,Израненный, вновь встречает атакиИ бьётся отчаянно, как герой!
А сверху, через стеклянную крышу, —Десятки пылающих лиц и глаз,Как в Древнем Риме, страстями дышат:— Грызи, Меркурий! Смелее! Фас!
Ну, кажется, все… Доконали вроде!..И тут звенящий мальчиший крик:— Не смейте! Хватит! Назад, уроды! —И хохот: — Видать, сробел ученик!
Егерь Яшкину шею потрогал,Смыл кровь… — Вроде дышит ещё — молодец!Предшественник твой протянул немного.Ты дольше послужишь. Живуч, стервец!
День помутневший в овраг сползает,Небо зажглось светляками ночными,Они надо всеми равно сияют,Над добрыми душами и над злыми…
Лишь, может, чуть ласковей смотрят туда,Где в старом сарае, при егерском доме,Маленький Яшка спит на соломе,Весь в шрамах от носа и до хвоста.
Ночь для Яшки всего дороже:Он может двигаться, есть, дремать,Он знает, что ночью не потревожат,А утро придёт, не прийти не может,Но лучше про утро не вспоминать!
Все будет снова — и лай и топот,И деться некуда — стой! Дерись!Пока однажды под свист и гоготНе оборвётся Яшкина жизнь.
Сейчас он дремлет, глуша тоску…Он — зверь. А звери не просят пощады…Я знаю: браниться нельзя, не надо,Но тут, хоть режьте меня, не могу!
И тем, кто забыл гуманность людей,Кричу я, исполненный острой горечи:— Довольно калечить души детей!Не смейте мучить животных, сволочи!
1968 г.БАЛЛАДА О БУЛАНОМ ПЕНСИОНЕРЕ
