Инсургент - Вероника Рот

Сжимаю зубы, беру диск в руки и тяну в последний раз. На этот раз игла полностью выходит из моего тела. Она меньше мизинца и вся испачкана кровью. Игнорируя текущую по руке кровь, держу диск и иглу на свету над раковиной.

Если судить по синей краске на моих руках и игле, нам что-то ввели. Но что? Яд? Взрывчатое вещество?

Мотаю головой. Если бы нас хотели убить, то расстреляли бы всех, кто оказался без сознания. Независимо от того, что именно нам ввели, оно не предназначалось для нашего убийства.

Кто-то стучит в дверь. Я осознаю, что не имею никакого понятия о том, как оказалась в общественном туалете.

— Трис, ты там? — приглушенным голосом спрашивает Юрай.

— Да, — отвечаю я.

Юрай выглядит лучше, чем час назад: он смыл кровь, на его лице снова здоровый румянец. Я внезапно обнаруживаю, что он чертовски привлекателен: прекрасно сложен, живые темные глаза, бронзово-коричневая кожа. Должно быть, он всю жизнь слыл красавчиком. Только те парни, что с юного возраста наделены привлекательной внешностью, могут улыбаться столь заносчиво. Не то, что Тобиас, который смущается, когда улыбается, словно удивлен, что ты вообще решила на него посмотреть.

Мое горло болит. Кладу иглу и диск на край раковины.

Юрай переводит взгляд с меня на иглу, потом на струйку крови, стекающую с моего плеча на запястье.

— Большая, — говорит он.

— Не заметила, — отвечаю я. Беру бумажное полотенце, чтобы промакнуть кровь на руке. — Как остальные?

— Марлен шутит, как обычно, — улыбка Юрая растет, оставляя ямочки на щеках. — Линн ворчит. Подожди, ты что, выдернула это из собственной руки? — он показывает на иглу. — Боже, Трис. У тебя что, совсем нет нервных окончаний?

— Думаю, мне не помешает повязка.

— Думаешь? — Юрай качает головой. — Тебе бы льда на лицо. В общем, все уже очнулись. Там настоящий сумасшедший дом.

Я касаюсь щеки — того места, по которому Эрик заехал пистолетом, нужно намазать заживляющим кремом, чтобы не было синяка.

— Эрик мертв? — не знаю, что именно желаю услышать в ответ.

— Нет. Некоторые Искренние решили его вылечить. — Юрай хмурится, уставившись в раковину. — Вот тебе еще кое-что о благородном обращении с заключенными: Кан допрашивает его в приватной обстановке. Нас там видеть не хотят. Чтобы сохранить мир или что-то в этом роде.

Я фыркаю.

— Да. Во всяком случае, никому не выпадет шанса его помучить, — замечает он, присаживаясь на край раковины рядом со мной. — Зачем штурм и все эти поиски? Почему просто не перебить?

— Понятия не имею, — отвечаю я. — Единственный смысл, который вижу я — им требовалось понять, кто Дивергент, а кто нет. Но это не может быть единственной причиной их поведения.

— Я не понимаю, почему именно мы. Я имею в виду, попытки контролировать армию вполне понятны, но это? Это выглядит бесполезным.

Хмурюсь, прижимая чистое бумажное полотенце к плечу, чтобы остановить кровотечение. Он прав. У Джанин уже есть армия. Так почему бы не перебить Дивергентов?

— Джанин не хочет убивать всех, — говорю я медленно. — Она знает, что это нелогично. Без фракций общество не работает, ведь каждая фракция обучает людей под конкретные нужды. Ее цель — контроль.

Бросаю взгляд на свое отражение в зеркале: моя челюсть припухла, а на руке все еще заметны следы от ногтей. Отвратительно.

— Она планирует другое моделирование, — говорю я. — То же, что и раньше, но на этот раз желает убедиться, что все либо под ее влиянием, либо мертвы.

— Но моделирование длится вполне определенный период времени, — замечает парень. — Если попытаешься сделать что-то конкретное, ничего не выйдет.

— Правильно, — вздыхаю я. — Не знаю. Не понимаю, — я поднимаю иглу. — Не понимаю, для чего это нужно. Речь явно не о моделировании с помощью инъекций для однократного применения. Почему в нас стреляют иглами и просто оставляют без сознания? Это не имеет никакого смысла.

— Не знаю, Трис, но сейчас под нашей ответственностью огромное здание, заполненное напуганными людьми, и с этим нужно что-то делать. Пойдем, найдем тебе повязку, — он делает паузу, а затем произносит. — Можно попросить об одолжении?

— О чем речь?

— Не говори никому, что я Дивергент, — он прикусывает губу. — Шона — моя подруга, и я не хочу, чтобы она меня боялась.

— Конечно, — отвечаю я. — Буду держать это в секрете.

Я не сплю всю ночь, вытаскивая иглы. Спустя несколько часов перестаю быть аккуратной, просто вытаскиваю, как получается.

Узнаю, что Искреннего мальчика, застреленного Эриком, звали Бобби, и что Эрик находится в стабильном состоянии, и что из сотен людей в штабе Искренних только восемьдесят не были ранены иглами, семьдесят из которых Бесстрашные, среди них и Кристина. Всю ночь ломаю голову над дисками, сыворотками и моделированием, пытаясь разгадать вражеские планы.

Утром снимаю повязку и иду в столовую.

Джек Кан назначил нашу встречу на полдень, возможно, после еды мне удастся немного поспать.

Вхожу в столовую и вижу Калеба.

Он подбегает ко мне и осторожно обнимает, чем вызывает вздох облегчения. Мне казалось, настал тот момент, когда я больше не нуждаюсь в брате, но теперь не уверена, что такое вообще возможно. Я расслабляюсь буквально мгновение и замечаю Тобиаса за плечом Калеба.

— С тобой все хорошо? — спрашивает Калеб, отстраняясь. — Твоя челюсть…

— Ничего, — говорю я. — Просто распухла.

— Я слышал, они захватили группу Дивиргентов и начали их отстреливать. Слава Богу, тебя среди них не было.

— Вообще-то, была. Но убили только одного, — говорю я и сдавливаю пальцами переносицу, чтобы уменьшить давление на голову. — Но я в полном порядке. Когда ты вернулся?

— Минут десять назад. Я пришел с Маркусом, — сообщает он. — Как наш единственный политический лидер, он почувствовал, что его долг — быть здесь. Мы услышали о нападении только час назад. Новостям требуется некоторое время для передвижения среди Афракционеров. Один из них видел Бесстрашных, штурмующих здание.

— Маркус жив?! — мы не видели его мертвым, я лишь предположила, что это так, пока мы бежали к Дружелюбным, чтобы объединиться. Я не уверена на счет собственных чувств по этому поводу. Возможно, разочарована, так как ненавижу за его отношение к Тобиасу? Или чувствую облегчение, так как последний лидер Отреченных все еще жив? Реально ли чувствовать одновременно и то, и другое?

— Они с Питером сбежали и вернулись в город, — поясняет Калеб.

От новости, что Питер все еще жив, мне определенно не полегчало.

— Ну, и где он?

— Там, где ты и ожидала, — отвечает Калеб.

— Эрудиты, — говорю я и трясу головой. — Что за… — но не могу подобрать слов. Совершенно очевидно, что мне необходимо расширить свой словарный запас.

Лицо Калеба на секунду искажается, затем он кивает и касается моего плеча.

— Ты голодна? Хочешь, принесу тебе чего-нибудь?

— Да, пожалуйста, — говорю я. — Скоро вернусь, ладно? Мне необходимо поговорить с Тобиасом.

— Хорошо, — Калеб сжимает мою руку и уходит, вероятно, чтобы встать в длинную очередь за едой.

На протяжении нескольких секунд мы с Тобиасом стоим в метре друг от друга.

Он медленно подходит ко мне.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

— Меня стошнит, если придется еще хоть раз отвечать на этот вопрос, — признаюсь я. — В моей голове нет пули, не так ли? Значит, я в порядке.

— Твоя челюсть очень распухла. Ты выглядишь так, будто у тебя за щекой еда. А еще ты только что пырнула Эрика ножом, — хмурясь, напоминает он. — Неужели у меня недостаточно оснований, чтобы спросить, в порядке ли ты?

Я вздыхаю. Мне нужно рассказать ему о Маркусе, но я не хочу делать это здесь, слишком много людей вокруг.

— Да, я в порядке.

Его рука дергается, будто он хотел дотронуться до меня, но передумал. Потом он одумывается и обнимает меня, прижимая к себе.

И вдруг я понимаю, что еще не раз позволю другим рисковать, что буду вести себя, как эгоистка, лишь бы иметь возможность быть рядом с Тобиасом, не причиняя ему боль. Все, чего хочу, это спрятать лицо у него на груди и забыть обо всем на свете.

— Мне жаль, что я так долго к тебе пробирался, — шепчет он в мои волосы.

Вздыхаю и касаюсь его спины кончиками пальцев. Я бы могла стоять так до тех пор, пока не упаду в обморок от истощения, но это, увы, невозможно. Я отступаю и признаюсь:

— Мне нужно поговорить с тобой. Давай, найдем место потише?

Он кивает, и мы уходим из столовой. Один из Бесстрашных, мимо которого мы проходим, кричит:

— О, смотрите! Это Тобиас Итан!

— Я видел твоего папочку, Итан! Ты уже готов спрятаться? — кричит другой.

Тобиас выпрямляется и застывает, будто кто-то не просто издевается, а наставил на него оружие.