Интерлюдия Томаса - Дин Кунц

– Я доберусь до него первым.

– Думаю, ты можешь. Но если не получится… нас троих похоронят на лугу рядом с Макси, без гробов и надгробий.

Она ещё раз встаёт на ноги и стоит, прижав руки ко рту. В своей футболке с изображением черепа и украшенной заклёпками куртке она выглядит и дерзкой, и уязвимой.

– Если Хискотт доберётся до тебя первым, – говорит она, – всё, что мне нужно – это немного дополнительного времени, пока он ищет этот проход, которого не существует, просто немного дополнительного времени, чтобы быть готовой к тому, чтобы быть убитой. Я не хочу умолять или кричать. Я не хочу плакать, если это может помочь. Если он использует мою семью, чтобы убить меня, я хочу иметь возможность рассказать им, как сильно я их люблю, что я их не осуждаю, что я молюсь за них.

Глава 10

Не самая лёгкая вещь из тех, что мне приходилось когда-либо делать: оставить Джоли одну с мумифицированными останками в жёлтом, но, всё же, унылом коридоре, который мог оказаться дорогой в Ад, или, того хуже, одним из тех переходов в аэропортах, которые неотвратимо ведут на шабаш сотрудников агентства по перевозкам, жаждущим провести полный личный досмотр бабушки, анальное зондирование монахини и приглашают всех без исключения на сканирование тела, которое приведёт либо к раку кости, либо к появлению третьего глаза на неудобном месте. Даже моего призрачного пса нет здесь, чтобы присмотреть за ней.

С другой стороны, она бывала здесь одна до этого много раз. Скорее всего, здесь она в большей безопасности, чем где-либо в «Уголке». Кроме того, хотя она на самом деле девочка и ребёнок, у неё столько же волос на груди, образно выражаясь, сколько у меня.

С маленьким фонариком в одной руке и пистолетом в другой я прохожу путь, которым вела меня она: через отодвинутые двери, через два просторных воздушных шлюза или комнаты для обеззараживания. Отверстия в стенах из нержавеющей стали похожи на оружейные дула, наставленные на меня.

Когда я достигаю водопропускной трубы, которую мы до этого прошли в абсолютной темноте, то останавливаюсь, чтобы поводить тонким лучом по стенам. Это мне напомнило лабиринт из таких водостоков, о котором я писал во втором томе этих мемуаров; в этом месте я был на грани смерти больше одного раза. Конечно, я не могу позволить себе беспокоиться об одном месте только потому, что оно напоминает мне другое место, где я чуть не умер, потому что почти каждое место напоминает мне другое, где я чуть не умер, будь то полицейский участок, церковь, монастырь, казино или магазин мороженого. Я никогда не был на грани смерти в прачечной, «Макдональдсе» или суши-баре, но мне всё ещё нет полных двадцати двух лет, и, при удаче, я проживу ещё гораздо больше лет, когда можно будет побывать при смерти во всех типах мест.

Я начинаю идти вдоль наклонного водостока, вспоминая оригинальную версию «Захватчиков с Марса»[61], 1953 года, в котором злые коварные марсиане тайно развернули подземную крепость под тихим американским городом, и актёры, на которых были костюмы с видимыми молниями на спине, притворялись потусторонними чудовищами, неуклюже передвигающимися по туннелям по одному или другому мерзкому поручению. Несмотря на молнии, эта жуткая киношка – второстепенная классика научной фантастики, но в ней нет ничего настолько же страшного, как полулюди в любой из воскресных утренних серий «Встречайте прессу»[62].

Перед тем, как продвинуться далеко, я захожу в первый боковой водосток справа, который выглядит так, как и описала Джоли: около пяти футов в диаметре, по нему можно пройти, только наклонившись. Так как девочка исследовала это ответвление водостока и знает, что его конец заварен, я не собираюсь доходить до него.

Но когда я прохожу через отверстие, меня останавливает шум. Доносящийся с расстояния, отдающийся эхом по этому меньшему туннелю, разносится низкий грохочуще-скрежешущий звук, как будто бы какие-то тяжёлые металлические предметы двигаются по бетону. Луч фонарика достаёт недалеко, и как раз в тот самый момент, когда я думаю, не огромный ли это железный шар, катящийся в мою сторону, я слышу, как звук прекращается.

В этот же момент появляется сквозняк, слегка пахнущий застаревшим бетоном. Это не спёртый воздух непроветриваемых темных помещений. Он свеж и чист, обдувает моё лицо, даже немного треплет мои волосы, приятно прохладный, каким может быть утренний воздух в январский день морского побережья центральной Калифорнии.

Если верхний конец этого водостока раньше был заварен, он, очевидно, не заварен сейчас. Кто открыл его и зачем – неотложный вопрос, потому что это совпадение вряд ли случайно.

Больше шума не доносится, нет ни малейшего звука кого-либо спускающегося.

И хотя скорее всего никто не видел меня с Джоли, убегающих к пляжу в безлунной темноте, и хотя девочка указала Хискотту неверное направление – и, следовательно, всем остальным – к несуществующей пещере, меня не прельщает возвращаться на берег. Любой другой выход из этой системы может обладать преимуществами над занавешенным вьющимися растениями выходом основной водопропускной трубы.

Благодаря часто проявляющейся, но не всегда надёжной интуиции ясновидящего повара, я чувствую, что этот дополнительный маршрут может быть безопасным и что, кто бы ни распечатал водосток с этой стороны, он может оказаться другом, или, по крайней мере, желать смерти Хискотту вместо того, чтобы желать её мне, или хотя бы не только мне.

Я решаю без промедления действовать по этому ощущению, которое можно назвать беспокоящим. В конце концов, худшее, что может случиться – меня убьют.

Пробираясь, наклонившись, в темноте, держа в руках пистолет и фонарик, почти волоча ноги по полу, я чувствую себя троллем, исключая, конечно, то, что я не ем детей, скорее, Голлум, чем тролль, Голлум, ведущий хоббита Фродо в логово гигантской паукообразной Шелоб, исключая то, что я больше похож на Фродо, чем на Голлума, являясь ведомым, а не ведущим, что означает, что я один из тех, кто будет ужален, связан скрученными шелковыми нитями, плотными, как провод, а затем буду отложен на время, чтобы позже, когда у того, кто меня захватил, появится свободное время, меня можно было съесть живьём.

Немного удивительно, что Шелоб там нет, и после того как, судя по всему, я прошёл почти весь путь до Мордора, икры ног болят, нагруженные гориллообразной осанкой, я достигаю конца туннеля. Железная лестница введёт вверх к открытому люку, через который падает первый розовый лучик утра.

Когда я вытаскиваю себя из водостока, то стою в бетонном котловане шириной четыре фута. За мной, к востоку, длинный склон поднимается к дорожному ограждению и прибрежному шоссе. Впереди – окружная дорога, ведущая к «Уголку Гармонии», которая проходит примерно в сотне ярдов слева от меня. Когда ночь утекает на западный горизонт, и рассвет цвета фламинго заливает всё большую часть неба, я могу разглядеть причудливую станцию техобслуживания, закусочную, у которой припаркованы несколько автомобилей, так как начинается время завтрака, но не домики, находящиеся в укрытии деревьев.