Путешествие в молодость, или Время красной морошки - Юрий Рытхэу

Приходили вести о зверствах оккупантов; улакцы с ужасом разглядывали фотографии сожженных деревень, разрушенных городов, повешенных советских людей.

— Так люди не делают, — говорили старики. — Даже когда воюют, так бесчеловечно не поступают.

И вдруг кто-то вспомнил, что Мелленберг — немец! Это случилось уже в начале зимы, когда гитлеровские войска подошли к Москве. По Улаку поползли тревожные слухи о возможной сдаче столицы. Кто распространил их — неизвестно, но вместе с ними вдруг выяснилось, что враг — водовоз полярной станции — уже добрался до Улака.

Надо сказать, что кроме сельского Совета другой власти в селе не было. Единственный милиционер Пряжкин ушел добровольцем на фронт.

В домик сельского Совета, где в свободное от охотничьего промысла время сидел за небольшим письменным столом под портретами Сталина и Горького председатель Кэлы, пришли начальник полярной станции Говоров и заведующий торговой базой Жуков.

Объяснив положение на фронте, они предложили изолировать немца Мелленберга.

— Вполне возможно, — многозначительно произнес Жуков, — что он агент гестапо.

— Вы хотите сказать — Гитлера? — удивился Кэлы, сильно усомнившийся в этих страшных словах. Жукова Кэлы не любил и не доверял ему. Земляки жаловались, что заведующий торговой базой часто поступает нечестно, занижает сортность пушнины, сам скупает шкурки за бесценок. — Откуда вам это известно?

— А вы сами подумайте — зачем немцу жить на Чукотке? — с въедливой настойчивостью задал вопрос начальник полярной станции, — Какая ему в этом корысть?

— По ведь у него здесь семья, дети…

— Ну и что? — пожал плечами Жуков. — Сколько таких семей на Чукотке, однако рано или поздно люди уезжают, а их жены и дети остаются…

«Люди» — это временные, приезжие мужья, по определению Жукова.

— Мелленберг очень привязан к жене и детям, — Спокойно продолжал Кэлы. — Вы бы видели, как он ухаживает за больной Миной! Да и в детях души не чает!

— А если он это делает в шпионских целях? — сузив глаза, спросил Жуков.

Он был высок ростом, худощав, и на всем его лице выпирали какие-то угловатые кости, меж которых, казалось, прятались плутоватые узкие глазки.

— Представьте себе, — подхватил начальник полярной станции, — немцы ведь готовились к войне загодя. И агентуру они начали создавать исподволь. Сколько лет живет Мелленберг в Улаке?

— Лет пятнадцать, — ответил Кэлы, обескураженный и сбитый с толку этим непонятным для него разговором.

— Ну вот, — уверенно сказал Говоров. — Лет пятнадцать назад его забросили. А теперь он ведет подрывную работу.

— Он первым подписался на военный заем, — робко напомнил Кэлы. — На две зарплаты.

— Вы наивный человек! — усмехнулся Жуков, — Он это сделал, чтобы отвести от себя подозрение. Товарищ Кэлы, мы обращаемся к вам как к полномочному представителю Советской власти. Тогда, когда враг стоит у стен нашей столицы, когда смертельная опасность нависла над всей нашей страной, мы не можем позволить немецкому шпиону свободно разгуливать по советской земле и вести подрывную работу. Предлагаем Мелленберга арестовать и заключить в тюрьму до полного выяснения!

Кэлы ничего не оставалось как отправиться вместе с Говоровым и Жуковым к Мелленбергу. Сначала зашли в его ярангу. Хозяин, по словам жены, был на работе.

Мелленберг запрягал собак, чтобы отправиться теперь уже не за водой, а за льдом; улакский ручей замерз, и воду приходилось вытапливать из пресного льда, который брали на замерзшей речке, на другом берегу лагуны.

Жуков и Говоров замедлили шаг. Калы заметил, что, несмотря на внешнюю решительность, эти двое бдительных, распознавших смертельного врага в Мелленберге, тем не менее слегка трусили.

— Гражданин Мелленберг! — возвысив голос, строго произнес Жуков. — Вы арестованы!

Мелленберг не спеша запряг собаку, выпрямился и с недоумением взглянул на Жукова.

— Что ты сказал?

— Ты арестован! — повторяй Говоров. — Собирайся! Пойдешь в тюрьму.

— За что? — еще больше удивился Мелленберг.

— Как за что? — вскинулся Говоров. — За то, что ты немец.

Арест Мелленберга взбудоражил весь Улак.

Родичи жены пришли в сельский Совет. Кто-то видел, как Кэлы сопровождал арестованного, когда его вели под конвоем. Но этому случаю Говоров даже держал в руках револьвер.

По селу пополз слух, что Мелленберг заслан сюда гитлеровской разведкой задолго до войны, чтобы успеть глубоко внедриться в среду советских людей.

Молва обрастала все новыми и новыми подробностями: Мелленберг, оказывается, специально устроился на полярную станцию, чтобы быть в курсе метеонаблюдений. Эти ценные данные он якобы намеревался передавать ближайшим здесь, на Дальнем Востоке, союзникам Германии — японцам. Вот только каким образом он собирался это делать, оставалось пока загадкой.

Долго думали, как быть с его детьми, школьниками Надей и Володей. На их счастье, кто-то из учителей вспомнил сталинскую формулу; сын за отца не отвечает. Детей оставили в школе, хотя для них наступили воистину черные дни: их теперь все называли детьми шпиона.

А тем временем Мелленберг сидел в собственноручно построенной камере. Родственники жены время от времени навещали его, подкармливали, старались подбодрить, но, похоже, Мелленберга ничто теперь не интересовало, кроме собачьей упряжки. Тесть заверял, что с собаками все в порядке, он их хорошо кормит, но вот полярникам приходится худо — они сами ездят за льдом, колют уголь и топят печи.

Многие в Улаке поражались коварству и изобретательности фашистов: надо же додуматься заблаговременно заслать шпиона на далекую Чукотку и женить его. К тому же на чукчанке! На родственников Мелленберга тоже стали смотреть с опаской, словно те заболели какой-то заразной болезнью.

В ярангах только и толковали о Мелленбергах, а Говоров с Жуковым ходили в героях. Они послали депешу в район, в залив Лаврентия, и ждали распоряжений.

Мелленберга по очереди охраняли работники полярной станции и школьные учителя. Но это было хлопотно — ведь приходилось часами стоять на холоде, на ветру.

Через месяц решено было допустить арестованного к работе.

Жуков объяснил это тем, что враг должен трудиться, чтобы не есть даром хлеба.

В первые дни ограниченной свободы Мелленберга сопровождали добровольные конвоиры. Когда немец снова запряг свою упряжку и наладил нарты, чтобы поехать на другой берег лагуны за пресным льдом, жители Улака вышли из своих яранг поглазеть на шпиона.

Толпа молча провожала отъезжающего Мелленберга и его конвоира, учителя физики Григория Недовесова, вооруженного охотничьим дробовиком шестнадцатого калибра. Пока «шпион» возился с упряжкой, учитель стоял неподалеку от нарты, строго поглядывал то на арестованного, то на путающихся под ногами ребятишек и время от времени грозно покрикивал:

— А ну, марш отсюда!

Наконец парта скрылась за первым сугробом, и кто-то в толпа произнес:

— Вот увидите: тюкнет Мелленберг учителя остолом[3] и укатит…

— Куда укатит? — возразил другой. — Кругом тундра.

— В тундру и укатит. Потом — ищи его.

Основания для таких опасений были: Мелленберг был здоров и обладал огромной физической силой. При нужде он мог запросто справиться с хлипким учителем, даже не прибегая к остолу.

Люди не расходились, подогреваемые разного рода предположениями.

Примерно через час на льду лагуны показалась собачья упряжка. Кто-то сбегал на биноклем. В бинокль было хорошо видно, что за нагруженной нартой идут двое — арестованный и его конвоир. Для одних такой поворот дела был явным разочарованием, другие свободно вздохнули, когда упряжка со льдом подкатила к домику полярной станции.

Недовесов отрапортовал Говорову по-военному о благополучном возвращении и с явным облегчением вручил ему дробовик.

Мелленберг, не обращая внимания на всю эту церемонию, принялся разгружать нарту, складывая лед на крышу кухни, чтобы бродячие собаки не обмочили его. Затем принес угля ко всем печкам, нащепал растопку из тарных ящиков и молча отправился в свою тюрьму, сопровождаемый на этот раз лишь несколькими любопытными. Даже ребятишек подле него было куда меньше, чем часа три назад.

В тот вечер никакой охраны возле тюрьмы не было, да и дверь почему-то не заперли. К Мелленбергу тайком пробралась жена и дети.

Володя, старшин, учившийся уже в четвертом классе, пытливо поглядывая на отца, осторожно спросил:

— Ты вправду шпион, папа?

— Нет! — резко ответил Мелленберг, нарезая острым охотничьим ножом итгильгын, неслыханное лакомство в зимнюю пору — китовую кожу с салом.

— Почему же тогда тебя посадили?