Путешествие в молодость, или Время красной морошки - Юрий Рытхэу

— Привет! В гостиницу! Вам приготовлен люкс!

Преображенский «люкс», ставший впоследствии моим привычным пристанищем во время частых командировок, представлял собой довольно просторную двухкомнатную квартиру с кухней, электрической плитой, необходимой посудой и холодильником.

Еще по дороге вокруг бухты я успел рассмотреть, что поселок, занимая примерно ту же площадь, что и в годы моей молодости, тем не менее сильно изменился. На главной, ближней к бухте улице — набережной Дежнева, кое-где сохранились двухэтажные деревянные рубленые дома, поразившие, мое воображение два десятка лет назад. Дерево сильно потемнело, но здания еще прочно стояли бок о бок с новыми, светло-кремовыми домами, выстроенными знаменитым Преображенским СМУ треста «Арктикстрой».

— Значит, программа такая, — деловито произнес Федор Федотович, вынимая из холодильника заранее припасенную бутылку коньяка. — Сейчас примем по маленькой для сугреву и в честь встречи, потом идем обедать, а после обеда — по складам…

В те годы совершенно обычным делом было «принять» среди дня, даже с самого утра и в официальном присутственном месте.

Федор Федотович, видимо, намеревался надолго засесть с бутылкой, но, выпив действительно одну рюмку и закусив янтарно-желтым ломтиком малосольной нерки, от второй Александр Венедиктович решительно отказался:

— Хватит!

Федор Федотович удивленно посмотрел на гостя, кинул вопросительный взгляд на меня, и медленно, нехотя закрыл горлышко бутылки, приговаривая:

— Хватит так хватит… А сейчас, коли осталось время до обеда, по складам.

Я уже знал, что это такое. В складах особо уважаемому приезжему или начальнику предлагались товары, которые на прилавках магазинов не встречались. О богатых складах поселка Преображения ходили сказочные слухи. Иной раз там попадалось то, чего не бывало не только в округе, но и в области, ведь поселок снабжался по категории Арктического порта. Здесь можно было приобрести американские сигареты, виски, джип, разную заграничную мелочь, начиная от транзисторных приемников и кончая шариковыми авторучками.

— Нет, — мягко, с улыбкой произнес Александр Венедиктович. — По складам я не пойду… Вот если он, — кивнул Мухин в мою сторону.

При всей моей тогдашней испорченности, в тайных хождениях чувствовал что-то нехорошее, и на этот раз я с облегчением отказался.

— Но хотите — не надо, — с видимым огорчением произнес Федор Федотович. — Тогда — обедать!

Он взялся за телефонный аппарат, предупредил заведующую столовой и вызвал машину.

— Я бы пошел пешком, — сказал я, и оба моих спутника тоже согласились пройтись.

Гостиница располагалась довольно высоко; здесь в сорок шестом году, помнится, стояли паши брезентовые бараки. С крыльца открывался широкий вид на еще скованную льдом и покрытую толстым слоем снега бухту, на суда, зимовавшие в гавани.

Солнце переместилось к створу бухты, и его лучи заполняли все узкое пространство, ограниченное высокими и крутыми сопками. Из-за снежных склонов выглядывали черные скалы.

— Красиво здесь! — невольно произнес Александр Венедиктович.

— Только в хорошую погоду, — отозвался Федор Федотович, — Последняя пурга продолжалась восемь суток. Вот только на второй день затишья мы и открылись, откопали дорогу вокруг бухты.

В впрямь огромные сугробы высились меж домов, по сторонам расчищенных улиц. Кое-где все еще урчали бульдозеры, разравнивая проезды.

Да, это был совсем другой поселок. Но многое узнавалось, особенно в нижней части, примыкающей непосредственно к акватории бухты. Среди новостроек попадались знакомые дома. Таким знакомым зданием и была столовая, поставленная на высокий каменный фундамент.

Плотно пообедав в специально отведенном закутке, отделенном от общего зала дощатой перегородкой, тут же за столом решили двинуться в Ново-Чаплино, расположенное примерно в двадцати с небольшим километрах от районного центра.

Ново-Чаплино… Это тоже результат приказного переселения. Раньше село располагалось на длинной косе, далеко выступающей в море; там была прекрасная морская охота. Село имело свое исконное эскимосское название Уназик, но официально именовалось по географическому названию мыса — Чаплино. Несведущие люди полагали, что древнее эскимосское селение каким-то образом связано со знаменитым киноартистом Чарли Чаплиным, благо от старого местоположения села до американского острова Святого Лаврентия расстояние — чуть более сорока миль. Но имя принадлежало мичману русской гидрографической экспедиции, и, как это было принято, каждый участник ее старался увековечить себя на карте, не признавая исконных древних названии.

Однако местные жители по-прежнему называли село Уназиком.

Несколько лет назад одному высокопоставленному чиновнику из Магадана показалось, что Уназик стоит не на том месте… Яранги, галечная коса, на его взгляд, как-то опасно выдвигались в море. Попал этот начальник в Уназик поздней осенью, когда бушевали осенние шторма и случалось, что в домик, в котором он поселился, среди ночи ударяли волны, сотрясая стены и вызывая нехорошие, не свойственные начальственному уму опасения.

Бухта Тасик, где предложили поселиться эскимосам Уназика, была хорошо им знакома. Красивая, тихая, окруженная задумчивыми горами, но воды в ней были мертвыми. Неизвестно по какой причине, но туда не заходили киты, моржовые стада пересекали створ, не соблазняясь красивыми видами, и даже любопытные нерпы были здесь редкостью.

Эскимосов приманили новенькими домиками. Решение принимали не старики, как это делалось издревле, люди действительно умудренные опытом, а молодые, вместе с образованием получившие навыки командовать. Они прошли через интернат, где им внушили почти полное отрицание собственного прошлого, как периода сплошной темноты, невежества и пережитков.

Для районных же работников переселение (в тихие зимние месяцы, когда утрамбовывается снег, в Ново-Чаплино можно доехать на «газике») тоже было удобно — есть кому давать указания, даже не выходя из собственного кабинета, потому как среди нововведений была запланирована и телефонная линия.

Жить эскимосам стало хуже. Вместо колхоза организовали совхоз, заработки упали; из этой мертвой бухты, чтобы выбраться на простор океана, где можно подстрелить нерпу или лахтака, теперь требовалось преодолеть не один десяток километров…

Близкое соседство районного центра с вольной продажей спиртного оказалось бедственным для жителей Ново-Чаплина.

Дорога для «газика» еще оставалась непригодной, и нам пришлось ехать на испытанном и надежном вездеходе. Он принадлежал райкому и был соответственно оборудован. Кабина утеплена и обита ковровой дорожкой. Меж сиденьями можно поставить раскладной стол, который в походном состоянии подвешивался к потолку машины. Были еще и другие мелкие усовершенствования, отличающие райкомовскую машину от обычных вездеходов.

Дорога в Ново-Чаплино довольно живописна, хорошая погода давала возможность полюбоваться и широкой тундровой долиной, начавшейся прямо за бухтой. По ней мы медленно поднялись на перевал, достигли обрамленного черными скалами ущелья. Скалы высоко поднимались над чистым, девственным снегом, снизу доверху обезображенные надписями: ЗДЕСЬ ПОБЫВАЛИ… ПРИВЕТ ИЗ — ДОНЕЦКА… КУРСАНТЫ ЛЕНИНГРАДСКОГО УЧИЛИЩА… ВОИНЫ-ПОГРАНИЧНИКИ… и самые разные имена и фамилии.

Разговаривать в грохочущем вездеходе не было никакой возможности, и мы молчали, пока вездеход с грохотом одолевал расстояние от бухты Преображения до бухты Тасик.

Домики села по самую крышу занесло снегом, и сельсовет мы нашли по торчащему прямо из-под сугроба сильно потрепанному флагу.

Остановились в интернате, где пустовал изолятор. Комната была уютная, с двумя чистейшими постелями. Пока Федор Федотович и Александр Венедиктович ходили по разным хозяйственным делам, я навестил Марину Сигунылик, учительницу эскимосского языка, с которой познакомился несколько лет назад в Ленинграде.

Крутой снежный туннель, ведущий в школу, я одолел не без труда.

— Видите, — сказала Марина, — люди, которые строили поселок, даже не спросили нас, как поставить дома, чтобы избежать таких заносов.

Возле учительского домика мы остановились на крыльце, точнее на том месте, где было крыльцо, от которого по одну сторону валялись стойки и доски.

— Никакими лопатами не откопаться после пурги, — жаловалась Марина, — Попросили бульдозериста отодвинуть наметенный сугроб, так он, пьяный, вместе с сугробом все крыльцо снес!

Эти домики лет десять назад еще как-то решали жилищную проблему на Чукотке, придя на смену землянке и яранге. Состояли они лишь из одной комнаты и кухни. Чаще всего в этой одной-единственной комнате одновременно жили несколько поколений — дед с бабкой, родители и молодожены с малыми детьми…