Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я, Виталечка, стою, потому что ты меня бросил и смотался куда-то, а я как дура с полной сумкой и домой нормально пройти не могу – вот и стою. Тебя жду, понял?
Виталик слушал сосредоточенно, но, похоже, понимал не все – однако сумел выцепить ключевую фразу:
– Чё это не можешь-то?
– А то. Вдруг там этот лысый.
– Иди пописый.
Марина решила оскорбиться, смертельно, но быстро сообразила, что это Виталик не про нее, просто шутит как умеет. А он продолжил:
– Какой такой лысый? А. Ну, он, короче, это. Недельку ходить не сможет. И вообще – если ссышь, ко мне бы шла.
– Да? – ядовито спросила Марина, решив проигнорировать хамскую формулировку. – А где ты живешь?
Виталик, неудобно оглянувшись – так, что чуть не выворотил верхнюю половину организма из нижней, – качнулся, осторожно кивнул на здание рабочей общаги и грустно сказал:
– Там.
– Замечательно, а дальше что? Какая комната, сколько там соседей, что я им скажу и что они?..
Виталик довольно заржал. Марина поняла, что сковорода пригодится вот-вот, и очень сдержанно спросила:
– Ты где был вообще? И чего ты меня бросил, а?
– Когда? – туповато уточнил Виталик.
– Как когда?! – взвилась Марина, пригляделась и сказала: – Ты бухой совсем, да?
– Ага, щас.
Виталик был пьян мертвецки, до пены в глазах.
Марина вздохнула, снова переложила авоську в другую руку, поправила сумочку.
– Пошли, – твердо сказала она, взяла Виталика за руку и повела ко входу.
– О, – сказал Виталик и захихикал, но покорно пошел – почти ровно.
Он находился в мирном состоянии, к счастью, а уж что делать с мирными бухими, Марина знала. С детсадика примерно.
Лишь бы не увидел кто, подумала она и одернула себя – да какая разница, это ж не студенческая общага, это дом с квартирами, пусть маленькими и обгрызенными. Кого хочу, того и вожу. В каком хочу состоянии.
Не очень-то я хочу в таком состоянии кого-то водить, честно скажем, но это же Виталик. Неужто он тоже алкаш, как все, подумала Марина с легкой тоской. Нет, не должен. Если алкаш, летом точно сорвался бы – там же чача из каждого забора сочится, даже половина первого отряда приложилась, радист не просыхал, Валерик пару раз чуть не залетел, Виталик как раз его от директора прятал, дурак. А сам ни капли за два месяца с лишним. Что-то его расстроило сегодня просто. Что-то. Понятно уж что.
Виталик никогда не рассказывал про службу. Ни по своей инициативе, ни по просьбам девчонок, ни в пас Валериковым бесконечным мутным историям про дедов, слитый спирт и тупого прапора. Улыбался и молчал, а потом переставал улыбаться и незаметно уходил. Надо все-таки узнать, что там такое было, решила Марина, с трудом вписывая Виталика в очередной лестничный пролет: он норовил сыграть лбом в стенку и что-то сконфуженно бормотал. Но хоть не мешал, не то что папаша. Наоборот, поддерживал Марину под руку и пару раз пытался отобрать авоську.
На Маринину лестничную площадку они умудрились вышагнуть вполне пристойно, ровным неторопливым шагом в ногу. И чуть не сыграли по ступеням, потому что Марина вздрогнула с подскоком от реплики из полутьмы холла:
– Молодые люди, вы здесь ведь живете?
Навстречу им вышел милиционер, средних лет дядечка с влажной челкой. Фуражка подмышкой, руки заняты бумажной папкой на тесемках.
– Да, а что? – спросила Марина настороженно, пытаясь отогнать детский страх: а вдруг нельзя пьяным, а вдруг на работу сообщат, в комитет комсомола, родителям, повесят на доску «Они позорят район», и все будут говорить: «А, это та самая отличница, краснодипломница и активистка Данилова, которая является домой пьяная, морально разложенная и с кавалером».
Остынь уже, дура.
– Да ничего, – сказал милиционер, кажется старший лейтенант, три звездочки, добродушно заулыбавшись. – Буквально пара вопросов. Вы из какой комнаты?
– Шестьсот семнадцатой, – сказала Марина, уже понимая, о чем пойдет речь, и лихорадочно соображая, про что можно говорить, про что нельзя и как вообще себя вести. Хорошо притворяться я все равно не смогу, поэтому надо держаться поближе к настоящим чувствам. Раз так, лучше всего быть напуганной. Имею право, может, меня милиционером с детства пугали.
– Да что ж вы всполошились-то так, все же нормально, – баюкающим тоном сказал милиционер. – Или не все нормально? Есть вам что сказать?
Марина замерла, и тут Виталик будто проснулся, сунулся вперед и невыносимо наглым тоном сообщил:
– А чё надо?
– Ой, простите, – пробормотала Марина и с облегчением занялась отпихиванием Виталика на периферию милицейского внимания.
Милиционер сказал:
– Интересно. Это он с работы такой?
– Нет-нет, он выходной, и вообще…
– Чё! – вякнул Виталик, Марина стиснула ему запястье, а милиционер предложил:
– Может, к вам зайдем, как-то не по-людски на лестнице-то разговаривать.
Виталик гыкнул, Марина торопливо сказала, кажется удачно заглушив его бормотание про людей и козлов:
– Да я сегодня только въехала, там, извините, даже сесть негде и беспорядок пока. Мне вот… товарищ помогает.
– Сильно помогает, – согласился милиционер. – Документики ваши можно посмотреть?
– А ваши? – спросил Виталик неожиданно четко.
Марина развернулась к нему и поняла, что он прав, в принципе. И что, вообще-то, у них прав не меньше, чем у милиционера. Во всяком случае, пока.
Милиционер пожал плечом, придавил папку к ребрам вместе с фуражкой, сунулся во внутренний карман и ткнул Марине под нос развернутым удостоверением. Фамилии было не разобрать, но фотография вроде была его, и печать виднелась.
– Теперь вы, пожалуйста, – попросил он, пряча корочки.
Марина аккуратно сгрузила глухо диньдонкнувшую авоську на пол и принялась нервно рыться в сумочке. Паспорт, к счастью, нашелся почти сразу.
– А в чем дело все-таки? – спросила она, протягивая документ.
– Да пустяки, Марина Михайловна, дело житейское, – рассеянно сказал милиционер, щелкнув извлеченным откуда-то плоским фонариком и уткнувшись в паспорт. – Тут по соседству разбойное нападение было… Ничего не слышали?
Он вскинул глаза и фонарик, Шерлок крученый, чтобы засечь реакцию. Марина вздрогнула и прищурилась, реакция, кажется, вышла естественной, испуг и недоумение:
– В смысле, разбойное? Разбойники, что ли, из леса?
– Из леса… Вряд ли из леса… Поближе явно, – пробормотал милиционер, убрав свет с лица и увлеченно пролистывая паспорт туда-сюда. – Песочкова знаете?
– Н-нет.
– Ну как же, на этом этаже живет, Сергей Алексеевич, нет? И не слышали ничего?
– Н-нет, – повторила Марина. – Я только вчера въехала, кто бы мне сказал.
– Так это вчера… А, я не про это. Я имею в виду, подозрительных звуков не слышали?
– Я с утра на работу ходила.
– Понятно. На Песочкова можете полюбоваться, кстати, он от госпитализации отказался.
– Вы не могли бы фонарик убрать? – сказала Марина, чуть отвернувшись.
– А, да, прошу пардону. Я, кстати, перепутал, он не на этом этаже, а чуть выше. Не знакомы еще, значит? Ну хорошо. А где работаем?
– В милиции, насколько я поняла, – слегка разозлившись, напомнила Марина.
Милиционер поднял брови и сказал:
– Не понял. А где именно?
– Я не знаю, вы удостоверение быстро убрали.
Виталик за спиной восторженно застонал и дважды топнул.
– Так. Шутим, да? – уточнил милиционер, совсем упав в паспорт. – Вы где работаете?
– Буду в школе, в двадцатой. Учитель немецкого и французского.
– Ага. А в школе знают про, это самое, где живете, как и так далее?
Почему-то Марина совершенно не испугалась милицейских намеков. Возможно, потому, что поняла: угрожает по поводу Виталика – значит по основному поводу предъявить ничего серьезного не может. Или не хочет. В любом случае надо держать ухо востро, не нарываться, но и не расслабляться.
– Ну да. А чего не знают, наверное, компетентные товарищи подскажут, верно, товарищ старший лейтенант? Вы, если в паспорте ничего противозаконного не нашли, может, вернете мне?
– Да, конечно, – сказал милиционер, прикрыл паспорт и протянул его с явной неохотой. – А у вас, простите, документик будет?
– Он просто меня провожает… – начала Марина встревоженно, но Виталик перебил:
– Будет, будет.
Он, пыхтя, полез в задний карман и сказал с некоторой растерянностью:
– Оппа. Не с собой паспорт. Арестовывай давай, старлей.
– А что там? А, военник. Годится. Давайте-давайте, не стесняйтесь, – сказал милиционер и вдруг подался вперед, прихватил руку Виталика вместе с документом, посветил фонариком на костяшки. Подмышкой он стискивал папку с фуражкой, так что и сам избочился, и Виталика за руку дернул.
– О, приемчик, – обрадовался Виталик. – Ща самбо мне покажешь, да?
– Нет-нет, что вы, просто полюбопытствовал, – сказал милиционер, отпуская руку и углубляясь в документ. – Что ж вы не поделили-то с Песочковым, а? Из-за Марины Михайловны, я правильно понимаю?