Китеж-грайнд. Книга 2 - Вера Галицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Им даже не дали похоронить её по-человечески, увезли куда-то до выяснения всех деталей. Мама с тех пор не спит. И каждый день плачет. Папа её успокаивает, как может, но у мамы словно что-то надорвалось, она постарела, осунулась. Марк каждый день видел в ванне клочья её волос с проседью. Папа держался, но стал ещё более молчаливым, чем раньше, и тень залегла в складке на его лбу. Марк никак не мог облегчить им жизнь, наоборот, когда он подходил обнять маму, она только горче плакала.
В самом начале, когда все думали, что Гера просто сбежала из дома, родители ходили по домам её одноклассников и пытались найти хоть какую-то информацию. К ним присоединились мамы Насти и Тёмы, такие же заплаканные, с опухшими лицами, и они вместе десять дней собирали по крупицам всё, что могло помочь в поисках. Каждый вечер они собирались и составляли план поисков на следующий день, разложив на их кухонном столе карту города. Потом нашлись какие-то люди, которые сказали, что видели Артёма, уходящего с утра в одиночестве куда-то с рюкзаком. Всё свободное время родители исследовали заброшенные кварталы и сталкерские территории в указанном направлении. Тогда уже подключилась полиция.
Сейчас всё стало похоже на дурной сон. И Марк не может от него спрятаться, даже в демке. Образы всё равно просачиваются в другую реальность, и он повсюду видит пожары, чувствует утрату и холод одиночества. Повсеместно. Ему одиноко дома, на работе, во снах и в видениях. И он понимает, что это уже не восполнить. Холод, который поселился в его душе, теперь там навсегда. Ему казалось, что теперь даже воздух, который он выдыхает из своих лёгких, стал холодным.
Военные нашли грузовик, когда Марк возвращался домой с работы. Он весь день чистил грязные, вонючие туалеты, мыл полы, стирал пыль с подоконников, шкафов и парт. Его шпыняли тётки из школьной администрации. И чем больше он старался работать хорошо, тем сильнее на него кричали, что он всем мешает. Он гремит вёдрами, он путается под ногами, он бесит всех своим видом – вот, чем он занимался на работе, по мнению тех, кому когда-то чуть больше повезло на распределении.
Когда рабочий день закончился, Марк пулей выскочил из дверей школы, стараясь не расплакаться. Ему хотелось как можно скорее оказаться дома, забраться с головой под одеяло и отключиться. Но дома он успел только поужинать – сразу после этого в дверь громко постучали. На пороге стояли люди в форме с бумагами в руках.
Резко всё закрутилось в плотный узел. К его перманентным жалобам на жизнь и тихому поскуливанию добавилась Трагедия. Всеобъемлющее горе, сквозившее из каждой щели. Он пытался вспомнить лицо Наташи, её голос. Хотел восстановить в памяти светлый образ Наси. Но перед глазами стояли лишь чёрно-коричневые угли. Он пытался вспомнить сцены из прошлого, как Гера с Насей сидели у них дома и болтали о всяких девичьих делах, а Марк подслушивал. Но с каждым разом воспоминания только сильнее стирались, и видения ускользали.
Марк не знал, хватит ли у него сил перетерпеть всё это. Да и смысл терпеть? Был бы он хотя бы тупым и не понимал всего ужаса своего положения… Но нет. Он ясно видел, что он рождён исключительно для страданий. У него не будет ни друзей, ни любви, ни положения в обществе. Он был лишним элементом, сломанной деталью механизма. Деталью, наделённой разумом как будто лишь для того, чтобы понимать всю ничтожность и бесперспективность своего положения. Сегодня он будет маяться от неприкаянности весь день, потом ляжет спать и будет видеть страшные сны, чтобы завтра опять проснуться и первым делом ощутить холод своего одиночества. И это будет тянуться день за днём, неделю за неделей… Без просвета. Ничего уже не исправить.
********
Последние недели округ жил только сплетнями и домыслами о пропавших Тёме, Насте и Гере. Давно не происходило подобных крупных происшествий, и все, от мала до велика, знакомые и незнакомые, обсуждали таинственное исчезновение старшеклассников. Доцент наслушался различных версий произошедшего и уже было свыкся с мыслью, что его лучший друг просто сбежал с Восточный Округ или даже за пределы Москвы, ничего ему не сказав. Он был уверен, что у Тёмы всё хорошо, и из-за этого где-то в глубине души поселилась обида. Они столько лет дружили, а он ни словом не обмолвился о своих планах и даже не попрощался.
Но когда пришли настоящие новости и все узнали про грузовик, на место обиды пришёл страх. Страх, что он что-то не успеет. Для Доцента это стало переломным моментом в сознании, ни окончание школы, ни выход на работу не произвели на него такого отрезвляющего воздействия. Смерть вдруг стала реальной. Не чем-то далёким, из фильмов, книг и городских легенд, не каким-то мифическим словом, которое к тебе не имеет никакого отношения, а настоящей. Близкой. Почти осязаемой. Это чувство пугало. Жизнь внезапно оказалась такой хрупкой, быстротечной и непредсказуемой, что Доценту стало стыдно, что он так бездарно её проводит. Он перестал играть на гитаре, не играл в сокс с приятелями, работа вдруг предстала бессмысленной тратой драгоценных минут. Нужно было срочно сделать что-то стоящее, что-то настоящее, что могло уговорить страшную старуху с косой дать ему ещё времени. Мысли хаотично метались из стороны в сторону, и он никак не мог придумать, что сделать, чтобы жизнь стала осмысленной, как упросить Смерть немного подождать. Доцент пытался спросить совета у отца, но тот говорил с ним пустыми хрестоматийными фразами, которые, по-видимому, сам ещё не прочувствовал. Родители его не понимали, коллеги и подавно.
Он заходил к маме Тёмы, пытался её поддержать и в то же время сам искал поддержку и ответы на свои вопросы. Казалось, что у неё опустились руки, и она держалась только ради Вадика. Они с ней подолгу беседовали, вспоминали Тёму, его с ним детство, плакали над планами, которым уже не суждено было сбыться. Но каждый раз Доцент уходил из дома своего лучшего друга всё с тем же грузом на душе.
Ему стали сниться тягостные сны, смысл которых всегда был как будто бы один. Сначала ему привиделось, что он едет
