Громовые степи - Николай Стариков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настроение раненым поднял на утреннем обходе фельдшер, который старался ободрить всех шутками.
И после его ухода повеселевший Сергей впервые проявил инициативу в разговоре с Перовым:
— Скажи, а как осуществляется пропуск на химкомбинат?
— Для входа на территорию каждый цех и производства имеют пропуска отдельные. Вернее, пропуск один, но на нем ставятся особые отметки, разрешающие передвижение и нахождение на том или ином объекте. Вывоз продукции тоже по отдельным пропускам и с накладными.
После непродолжительной паузы Сергей робко спросил:
— Как понять женщину? Почему может быть такое? Это же предательство.
— Я не специалист по женской части, хотя у меня вторая жена. Но, по-моему, жизнью женщины больше, чем мужчины, руководят инстинкты. Логика, убеждения, совесть — лишь до проявления инстинкта. А дальше все зависит от обстановки. К каждой из них всего-навсего надо найти подход. Этим можно объяснить многие особенности женщины. Всякое украшение себя раскрашиванием, намазыванием кремами, пудрой, помадой, обрызгивание одеколоном и духами, навешивание блестящих предметов с точки зрения здравого смысла полнейшей абсурд. А у них это всерьез, с этим связана значительная часть их жизни. Конечно, у одной в большей мере, у другой в меньшей. Убедить в обратном любую из них — дело напрасное. Все нереальное, броское, яркое в их одежде — для них хорошо. Одним словом, кроме инстинкта, сплошная подделка.
На мой взгляд, все чувства у них как бы оголены: смех и слезы, радость и грусть, хорошее и плохое настроение. Что проявится в следующий момент, не знает даже она сама. Смена одного другим происходит мгновенно. Ни один мужчина не может говорить и плакать, а то и смеяться одновременно.
— Может женщина вообще любить?
— Безусловно, но до момента срабатывания инстинкта. Женщина чаще всего разыгрывает роль влюбленной.
— А жена?
— Жена тоже женщина, но с чувством долга и моральными обязательствами. Чем симпатичнее жена, тем эти чувства проявляются в меньшей мере.
— У меня сложилось впечатление: многие женщины только тем и занимаются, что постоянно нападают на мужей с упреками, вечно чем-то недовольны.
— Это бабы такие. А девочки, девушки, женщины — слабый пол, прекрасная половина человечества, красота ненаглядная. Мужчины для них — земная опора, мечта, основа существования, природа не позволяет женщине подняться вровень с ними. Переход от одного состояния в другое опять же от инстинкта. Как только девочка начинает стрелять глазками по мальчикам, это уже девушка. Женщинами становятся так, как твоя Зинка. Но как только инстинкты, в первую очередь половые, начинают затухать, сглаживаться, ее чувства к мужчине грубеют. Это уже баба, теперь ее невозможно переговорить, убедить в чем-либо. Сварливость, неуступчивость даже в самом малом, словесное недержание становятся характером бабы.
— Каков же вывод из всего этого? Сторониться их надо?
— Вывод один. Женщина — исчадие зла. Женщина — источник радости и вдохновения. Без женщин мы плохо справляемся с невзгодами.
— Спасибо, Борис Владимирович, за правду о женщинах.
— Старшина, правды как таковой не бывает. Есть факт, а объясняет его всяк на свой лад. Тот курсант, например, которого задержали милиционеры, когда диверсанты свалились нам на голову, говорит, что бежал позвать сотрудников милиции на помощь. Прокурор утверждает — дезертирство. У его матери наверняка совсем иное мнение на пот счет. Военный трибунал скажет свое последнее слово. Как видишь, каждый верит в свою правду. У мужчин и женщин правда не одинаковая. То, что я тебе говорю о женщинах, это моя правда, а какова она будет у тебя, я не знаю. Если сейчас к нам сюда заглянет веселая симпатичная девушка, настроение у нас поднимется, раны начнут заживать быстрее. Это моя правда.
XIV
В начале октября 1941 года немецко-фашистские войска вторглись в пределы Северо-Кавказского военного округа. Возникла реальная угроза захвата противником Ростова, выхода к Сталинграду и на Кавказ. По указанию Государственного комитета обороны на территории округа началось строительство оборонительных сооружений силами саперных частей, населения городов и сел, тружеников предприятий промышленности и колхозов.
Зина была мобилизована на трудовой фронт одной из первых как неработающая. Все произошло столь неожиданно, что мать с дочерью толком не сумели приготовиться. Лишь отцовы хромовые сапоги чеботарь татарин сумел за два дня переделать для молодой женщины. Внутри он утеплил сапоги мехом от старого отцовского пальто, получилось и тепло, и удобно. В военкомате предупредили о необходимости явиться в теплой одежде, с двумя парами белья, миской, ложкой и запасом питания на десять дней.
Зина оказалась в строительном батальоне на возведении противотанкового рва внешнего оборонительного рубежа. Первые же рабочие дни по десять-двенадцать часов с лопатой в руках показали совершенную ее неприспособленность к физическому труду. К концу третьего дня одеревенели ноги и руки, голова кружилась от однообразных движений лопаты, так что она боялась сорваться в ров с высоты более трех метров. Командовала всем и вся «бугриха», как ее называли за глаза женщины-рабочие. Эта звеньевая, неопределенных лет шустрая баба, прямо-таки изводила молодежь своими придирками из-за частых остановок в работе для отдыха. Говорить с нею никому не хотелось, а это еще больше раздражало звеньевую.
Симпатичную девушку заметил прыщеватый саперный капитан, руководитель инженерных работ на участке. Он подозвал Зину, поинтересовался, как зовут, сколько классов окончила.
— Десять? — удивился капитан. — Вот хорошо, а мне нужна грамотная учетчица. Пойдешь?
— Конечно, но я не знаю, что и как делать. — Она робко улыбнулась.
— Не беда. Особой сложности в обязанностях нет.
Так Зина оказалась хозяйкой полевой будки на колесах с печкой и нарами для отдыха. Ее рабочим местом стал длинный, сколоченный из плохо подогнанных досок стол с ворохом чертежей, графиков, отчетов. В обязанности учетчицы входила работа по сбору сведений от звеньевых о проделанной работе, с помощью сажени делать измерения и на вычерченной во всю стену схеме противотанкового рва сплошной утолщенной линией отмечать готовый участок. Несложное, но ответственное дело. А кроме того, она должна была поддерживать чистоту, порядок и тепло в будке. Зина ожила. Теперь «бугриха» здоровалась с нею первой, помогала делать замеры выполненной работы и вообще во всем старалась услужить, если такая возможность представлялась. Дел оказалось невпроворот, она часто допоздна задерживалась в будке и не всегда приходила на ночь в свою землянку. Капитан бывал на участке лишь по утрам, смотрел отчеты, схемы. Он был доволен смышленой учетчицей. Рада была и Зина, все у нее получалось неплохо. Одно не нравилось, когда капитан подолгу задерживал взгляд на своей помощнице. Чувствовала она себя в это время совершенно не защищенной. Но на ров идти с лопатой тоже не хотелось.
Сегодня капитан дольше обычного засиделся в будке, тщательно изучал график выполненной работы, отчеты звеньевых. В это время вошел красноармеец. Он представился шофером автомашины, следовавшей из Ростова в Сталинград с секретными топографическими картами со склада Северо-Кавказского военного округа. В машине его дожидался сопровождающий, младший лейтенант. Они вынуждены были просить пару ведер бензина.
После непродолжительного раздумья капитан неожиданно обратился к Зине:
— Поможем страдальцам?
Когда капитан с шофером вышли из будки, она посмотрела в окошко. Недалеко стояла полуторка. Около нее прохаживался стройный молодой военный: ладно сидящая на нем шинель, новенькая портупея, кобура с наганом — что-то знакомое почудилось Зине. Она пригляделась. Ёкнуло сердце. «Сережа?!»
— Сережа!!
Он услышал крик и обернулся. Перед ним стояла Зина. В наброшенной телогрейке, ватных брюках поверх сапог, без платка, она была радом и глядела на него глаза в глаза, взволнованно и тихо повторяла одно и то же: «Сережа…Сережа…Сережа…»
Сергей смотрел на милое, любимое лицо, слышал тихий родной голос и не мог сдвинуться с места.
Незримый глубокий ров оказался между ними.
— Сережа… Сережа… Сережа… — Глаза Зины наполнились слезами. Она сжала кулачки и беспомощно поднесла их к лицу.
Сергей сделал шал вперед, взял ее голову в свои ладони и поцеловал в лоб.
Зина прильнула к нему.
Он еще раз поцеловал ее и отступил на шаг.
— Сереженька… Сереженька… Сереженька… — все повторяла Зина и, не сдержавшись, заплакала.
— Товарищ лейтенант, — позвал шофер, — надо ехать.
Он уже заправил машину и вместе с капитаном недоуменно смотрел на молодых людей.
— Еду под Москву. Побуду дома два-три дня, — только и успел сказать Сергей.