Девственницы - Банни Гуджон

— Что там у нас по телику, мать его? — сказала она, живо подражая отцовскому басу. — Норма, плесни нам пивка, вот умница!

Отец расхохотался. Даже Джанин хихикнула. Однако на маму ее представление, видимо, впечатления не произвело. Схватив ее за руку, она вывела ее из комнаты. Тетя Норма нервно промокнула губы салфеткой и спросила:

— Кому еще чаю?

Стейси сидела на унитазе, набросив на плечи полотенце, словно накидку. Тот неуклюже щелкала портновскими ножницами, обстригая ее густые русые волосы.

— Твоя мама тебя убьет, — сказала Тот.

Стейси фыркнула.

— Два раза не убьет. — Она поерзала на сиденье. — Между прочим, сидеть до сих пор больно!

— Ты правда ругнулась? — спросила Тот.

— Что?

— Сказала слова, которые нельзя говорить.

— Папа ругается. И мистер О'Фланнери тоже.

— Ага, — согласилась Тот, — но все же — такие грубые слова!

Ветерок приятно холодил Стейси затылок. Радость перекрывала тоску по тому, что ей больше не носить кружевные носки и что попа у нее до сих пор горит от той порки, какую задала ей мать. Она распахнула дверь черного хода. Мама и миссис О'Фланнери сидели на кухне и пили чай.

Увидев дочь, мать Стейси вскрикнула:

— Господи! Что ты еще натворила?

Стейси встала на пороге и попыталась говорить басом, расправив плечи.

— Отныне, — заявила она матери и соседке, — я хочу быть мальчиком…

— Стейси Райт, что, ради всего святого, ты сделала со своими волосами?

Голос Стейси опять взлетел вверх на целую октаву:

— Нет! Отныне зови меня Дэвидом.

— Дэвидом? — Губы миссис О'Фланнери начали разъезжаться в улыбке.

— Да, как Дэвид Боуи!

— Я тебе покажу Боуи! — сказала мать, замахиваясь кухонным полотенцем. — Немедленно марш к себе в комнату. Посмотрим, что скажет отец, когда узнает про твои выходки!

Стейси выбежала в коридор, хлопнув дверью, но успела услышать, как миссис О'Фланнери говорит: как она рада, что Лилли уже прошла через все глупости переходного возраста.

Стейси сидела на середине лестницы. Она слышала, как мама на кухне хлюпает носом. Она живо представила себе: вот мама сидит за пластиковым столом, глаза красные оттого, что она оплакивала ее волосы, и сквернословие, и то, что ее дочка носит брюки и не любит розовое платье.

Отец все понимает. Он понимал, почему ей приятно ходить в его тапках, почему она чешется между ногами и почему ей так нужно быть мальчиком по имени Дэвид. Нет, она еще ничего ему не рассказывала, но знала, что он все поймет. В конце концов, был же паб, и сизый дым, и гончая на полу. Как он может не понять, думала Стейси, отрезая грудь Барби портновскими ножницами.

В уборной на улице вывелись паучки. Стейси сидела на крышке унитаза и наблюдала за ними. Сотни паучков выползали из гнезда. Сотни паучков расползались по толстой паутине за дверью.

Что-то не так. Что-то не так, как всегда.

Она посмотрела в яму. Вода была розовая и кружилась. Она постриглась, и носит брюки, и сожгла своих кукол, но в унитазе все равно кровь! Она сунула пальцы между ног, желая остановить кровотечение. Вытащила ладонь и тут же прижала ее к стене. На извести остались кровавые отпечатки.

В верхнем ящике комода, где сестра держала свои вещи, было много лифчиков и трусиков. Кроме того, там лежали корешки от билетов и стопки писем, перетянутые резинкой. Там были соли для ванны и меню из ресторана «Бенгальский тигр». Была фотография мальчика в костюме. А гигиенических прокладок не было.

Когда она выдвинула следующий ящик, в их общую спальню вошла Джанин в купальном халате. Она вытирала голову полотенцем.

— Какого черта? — возмутилась она. — Чего ты роешься в моих вещах?

Она схватила Стейси за плечо и оттолкнула от комода. Стейси вскрикнула, потому что ударилась головой о край кровати.

— Глупышка! — сказала Джанин. — Я ничего тебе не сделала. Ты сама упала. — Она начала складывать свои вещи обратно в верхний ящик комода. — Сколько раз говорила, чтобы не смела брать мои вещи! — Она взяла кружевной кремовый лифчик и увидела на резинке красное пятно. Джанин свирепо посмотрела на Стейси. — Ты его испортила! Ах ты, маленькая дрянь! Теперь придется тебе покупать мне новый! — Она потерла пятно. — Это кровь! — сказала Джанин. — Как ты ухитрилась испачкать его кровью?

Стейси ничего не ответила.

— Эй, я с тобой разговариваю! Ты что, порезалась? — Джанин бросила лифчик на пол.

Стейси покачала головой.

— Блин, неужели ты опять притащила домой дохлую птичку?

— Нет, — сказала Стейси.

— Тогда что?

— В унитазе кровь.

— Что?

— Что слышала! В унитазе полно крови!

Джанин села на корточки:

— У тебя начались месячные? Черт! Надо же! У моей младшей сестренки!

— Я хотела… Я не знала, что делать. Этого не должно было случиться!

Джанин отыскала коробку тампонов и бросила ей. Коробка упала на кровать.

— Вот, пока бери мои. Но в следующем месяце тебе придется купить собственные.

Стейси прочитала инструкцию на коробке и повернулась к Джанин с выражением ужаса на лице.

— Я не смогу этого сделать!

Джанин достала один тампон и вскрыла обертку.

— Все просто, — сказала она. — Вставляешь вот этим концом — а потом хлоп! — толкаешь внутрь, и готово!

— Не могу, — повторила Стейси. — Не могу, и все!

Джанин подобрала с пола тампон.

— Я позову маму, — сказала она, направляясь к двери.

— Нет! Не надо! А ты… не можешь мне помочь?

Джанин посмотрела на сестренку. Та сидела на полу и плакала.

— Пошли, — сказала она. — И захвати с собой коробку.

Джанин кричала, заглушая собственный фен:

— Ты идиотка! Оттого, что ты отрезала волосы и носишь брюки, ты не перестала быть женщиной. Подумай, Стейси, даже у Билли-Джин Кинг[11] есть месячные!

— Я не хотела… Я не хочу детей и дистал-ректомий, и… столько крови… я думала, я…

Джанин выключила фен.

— Гистерэктомия, дура! — Она собрала волосы в конский хвост. — Когда я буду рожать, то только под наркозом. Или под гипнозом. — Она скосила глаза в зеркало.

— Я не хочу ни детей… ни мальчиков. Это все больно.

— Не больно, если ты занимаешься верховой ездой. Кэти сказала, от верховой езды рвется девственная плева.

— Что такое «девственная плева»?

Джанин закатила глаза и начала запихивать свои лифчики и трусики обратно в ящик комода.

— Ради бога, не кисни! — сказала она. — Еще не конец света! — Она взяла свою «цыганскую» блузку с колокольчиками и протянула Стейси.

Стейси посмотрела на блузку. Она была на резинке; на плечах и на груди были вышиты цветы. Джанин встряхнула блузку, и колокольчики звякнули.

— Надевай! — сказала она. — Я не могу допустить, чтобы моя сестра, уже почти взрослая, выглядела как полная дура. — Джанин снова встряхнула блузку. — Надень. Можешь взять ее… но только на сегодня, хорошо?

Солнце проникало в окно столовой, отчего блеск для глаз казался еще ярче. У нее болел живот. Ей было жарко и как-то… странно. Во дворе отец поливал розы, склонившись над цветущими кустами. Она слышала, как мама на кухне болтает с миссис О'Фланнери о какой-то соседке, чья дочь сбежала из дому со страховым агентом.

— Не вертись! — прикрикнула на нее Джанин. — Сиди тихо, а то я тебе в глаз попаду!

Подводка для глаз холодила веко; от крема-основы сводило кожу. В зеркале она была похожа на Клеопатру. Во дворе возился пес Роджер. Из-под его лап летели комья земли.

Джанин взяла два тюбика с помадой.

— «Блестящий закат» или «Дикая слива»?

Стейси выбрала «Дикую сливу» и стала смотреть, как Роджер затаскивает Барби в дыру перед зарослями пыльных люпинов.

Стейси достала из кармана джинсов серебристый тюбик с «Дикой сливой» и, выпятив губы, посмотрелась в зеркало над умывальником в туалете клуба Бишопс-Крофт. В стриженых волосах переливались всеми цветами радуги заколки.

Тот села на пол и облизала собственные, ненамазанные, губы.

— Значит, с этим ничего поделать нельзя?

Стейси провела помадой по губам и завинтила крышечку. Потерла губы друг о друга и промокнула обрывком туалетной бумаги.

— Нет, абсолютно ничего.

— И что ты чувствуешь?

— Когда?

— Когда у тебя месячные.

Подтянувшись на руках, Стейси села на столешницу рядом с умывальниками.

— Как будто тебе втыкают ножи во… влагалище.

— Спереди, что ли?

— Это называется «влагалище». Когда у тебя месячные, «перед» называется «влагалище».

Тот стала играть со шнурками туфелек.

— Как ты думаешь, теперь тебе дадут отдельную квартиру?

— Наверное, нет. Может, через год…

Тот встала и посмотрела на свое отражение в стекле.