Александра и Курт Сеит - Мария Вильчинская

Шура молча кивнула, вспоминая вчерашнюю ночь и всплеск темной воды в проруби, когда туда бросали недвижное тело. Кто это сделал? Неужели поручик Камилев имеет к этому отношение? Нет, не может быть, Сеит с грабителем ясно говорили, что это сделал человек православного вероисповедания и близкий к престолу. Тогда значит… Дмитрий Павлович? Ну конечно, как она сразу не догадалась, зачем там находился Сеит. Он не мог участвовать в таком деле, ведь он тоже мусульманин, как Камилев, но подстраховывать своего покровителя вместе с другими офицерами вполне мог.

– Но после этого он оставил тебя в покое? – с надеждой спросила она.

Таня покачала головой.

– Через два дня я увидела его на репетиции в театре. Не знаю, по какому якобы поводу он пришел, но едва его взгляд упал на меня, как на его губах заиграла такая гадкая усмешка, что мне стало страшно.

Я хотела сразу же убежать, но его глаза оказывали словно магнетическое действие – я буквально приросла к полу, тело мое словно онемело. Я попыталась крикнуть, но язык мне не повиновался, и я стала медленно погружаться в сон, как будто под влиянием сильного наркотического средства. Лишь одни глаза Распутина светились передо мной каким-то фосфорическим светом, увеличиваясь и сливаясь в один яркий круг. А он, словно издеваясь, еще и поманил меня пальцем, и я ощутила, как ноги сами делают шаг вперед.

Шура с ужасом смотрела на нее, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Таня выпила еще воды и сдавленным голосом произнесла:

– Не знаю, как у меня все-таки хватило сил прийти в себя, но я сумела наконец отвести глаза, после чего стало немного полегче, и я наконец сбежала. Но не домой, туда я идти боялась, а к Джелилю.

– Ты сказала ему, что случилось?

– Нет! Хватило и одного раза. Хотя, по-моему, он и сам догадался. Тем более после того, как ночью кто-то взломал замок моей квартиры.

– Боже мой! – ахнула Шура.

– К счастью, меня там не было, я осталась у Джелиля. Горничная ничего не видела, она воспользовалась моим отсутствием и пошла гулять. Видимо, на свое счастье.

– И что ты после этого сделала? – Шура вспомнила, что теперь Таня живет не на Каменноостровском, а на Фонтанке. – Поменяла квартиру?

Таня улыбнулась, и лицо ее немного оживилось.

– Нет, я поступила куда радикальнее. Побежала к Дягилеву – он предлагал мне присоединиться к его труппе на гастролях в Соединенных Штатах, но я отказывалась, не хотела уезжать далеко от Джелиля, да и кто знает, сколько эти гастроли могли продлиться. Но теперь все недостатки этой поездки превратились в достоинства. Я отправилась в Америку, Джелиль уехал на фронт, а когда я вернулась, меня уже никто не тревожил. Как я и надеялась, «святой старец» и думать обо мне забыл, у него и других игрушек хватало.

Шура вновь обняла ее.

– Бедная моя, какой страх ты пережила! Я бы на твоем месте просто умерла бы от ужаса.

Таня вновь помрачнела и призналась:

– От ужаса я умираю сейчас. Распутин мертв, и я ощутила большое облегчение – кто знает, может быть, это просто паранойя, но пока он был жив, я боялась, что он вновь обо мне вспомнит. Однако теперь меня преследует новый страх – а если к его смерти причастен Джелиль?

– Ну что ты! – не совсем искренне запротестовала Шура.

Но Таня упрямо мотнула головой.

– Джелиль во что-то впутался! Я чувствую, я знаю!

– Это может быть что угодно другое!

Собственный голос прозвучал как-то фальшиво, и Шура умолкла, понимая, что лгунья из нее никакая. Она-то знала, что порутчик Камилев пусть и совсем косвенно, но причастен, так же как и Сент.

Правда, там таких причастных не меньше десятка, а может и больше – у нее сложилось впечатление, что Дмитрий Павлович не очень скрывал от приближенных своего желания уничтожить Распутина.

Но в любом случае, кто сейчас мог понять Танино волнение лучше, чем она? Они были в похожем положении – обе боялись за своих возлюбленных. Правда, ей было хуже: если Таня только подозревала, что Джелиль имеет отношение к убийству и у нее еще оставалась надежда ошибиться, то Шура знала точно.

Тем не менее она попыталась как могла успокоить подругу, одновременно успокаивая и себя саму. Намекнула на слухи о заговоре в самых высших кругах, после чего Таня оживилась и сказала, что обратится к Дмитрию Павловичу, он наверняка что-нибудь знает.

Шуре так и хотелось сказать, что уж онто и правда знает, причем лучше всех, но вместо этого она, конечно, поддержала Танину идею и попросила обязательно сообщить ей все, что удастся выяснить.

После ухода Тани не успела Шура перевести дух, как приехал человек к Надежде Васильевне и привез, судя по всему, те же самые вести. По крайней мере, прочитав письмо, Надин, только успевшая вернуться из Царского Села, страшно побледнела, и впервые на ее лице стала заметна сеть морщинок, указывающих на прожитые годы.

Она сама расспросила посланника, после чего без сил рухнула в кресло.

– Я ведь предупреждала! – патетически воскликнула она и закрыла лицо руками.

Шуре, правда, показалось, что ее горе несколько наиграно, но потом ей стало понятно, что это представление предназначалось для человека, принесшего письмо, как оказалось, от самой Анны Вырубовой, фрейлины императрицы.

Когда он ушел, Надин словно прорвало. Обычно она не слишком любила рассказывать племянницам о чем-то важном, но сейчас ей, видимо, очень хотелось выговориться. Поэтому она поведала Шуре и Валентине (которой сообщила о переполохе горничная), что еще несколько дней назад к ней пришел один молодой офицер, лейб-гусар, служивший некогда под началом ее мужа, генерала Богаевского, и сказал ей: «Я знаю наверное, что если старика не уберут, он будет убит».

Нельзя сказать, чтобы она полностью поверила в правдивость сказанного, да и к Распутину добрых чувств не питала, но чтобы не рисковать, предпочла немедленно передать это Вырубовой, с которой была хорошо знакома. Но та отнеслась к ее письму с недоверием и в ответ написала: «Не так-то легко убивать людей».

– Посмотрим, как она теперь будет оправдываться. – Надин наконец успокоилась и поспешила к себе, переодеваться для визитов – и то верно, ей ведь было о чем рассказать своим светским друзьям. О вчерашнем повторном побеге Шуры было забыто – после таких новостей подобные мелочи уже не представляли для Надин никакого интереса.

Следующие несколько дней Шура провела как в страшном сне. Кругом все только и говорили об убийстве Распутина, пересказывали слухи, строили предположения. Рассказывали, что заговорщики планировали после убийства свергнуть Государя, а царицу заточить в монастырь. Другие говорили, что наоборот, это не преступники, а спасители Отечества и самые близкие родственники Царской семьи, которые решили спасти их от страшного влияния дьявольского старца даже против их воли.

Из уст в уста передавались слова князя Юсупова, которого молва уверенно считала главным виновником (или героем), что «он не убийца, а был только орудием провидения, которое дало ему ту непонятную, нечеловеческую силу и спокойствие духа, которые помогли ему исполнить свой долг перед Родиной и царем, уничтожив ту злую дьявольскую силу, бывшую позором для России и всего мира и перед которой до сих пор все были бессильны».

Болтали также, что для того чтобы сбить со следа гипотезы и всеобщее любопытство, охранка распускает слух, будто гроб Распутина был перевезен в село Покровское возле Тобольска, в какой-то монастырь на Урале, а в действительности погребение происходило очень секретно, ночью в Царском Селе.

Гроб был погребен под иконостасом строящейся часовни на опушке императорского парка возле Александрии – часовни Святого Серафима. Присутствовали только император, императрица, четыре молодые княжны, Протопопов, фрейлина Вырубова, полковники Ломан и Мальцев и, наконец, совершавший отпевание придворный протоиерей отец Васильев.

Некоторые также шепотом добавляли, что императрица потребовала себе окровавленную рубашку «мученика Григория» и благоговейно хранит ее как реликвию, как палладиум, от которого зависит участь династии.

Один из гостей Надин Богаевской рассказал, что, по слухам, несколько Великих князей хотели после произошедшего совершить дворцовый переворот, как это бывало во времена Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны.

По его словам, с помощью четырех гвардейских полков, преданность которых уже поколеблена, они собирались двинуться ночью на Царское Село, захватить царя и царицу, после чего императору доказать необходимость отречься от престола, императрицу заточить в монастырь, а затем объявят царем наследника Алексея под регентством Великого князя Николая Николаевича. Однако Великий князь Дмитрий Павлович, который единственный после своего участия в убийстве Распутина мог своим авторитетом увлечь войска на переворот, отказался поднять руку на императора, и план провалился.