Александра и Курт Сеит - Мария Вильчинская

– Да как ты смеешь?! Девчонка! Дрянь!

Шура всхлипнула, держась за щеку.

Обида, злость и оскорбленная гордость смешивались в ее душе с чувством вины – и правда, как она могла вот так открыто обвинить во лжи такую даму, как Надежда Васильевна, настоящую дворянку, светскую львицу и к тому же ее собственную родную тетку.

Надин тем временем прошлась по комнате широким решительным шагом, так непохожим на ее обычную легкую семенящую походку юной прелестницы, и резко развернулась к ней.

– Я не хотела тебе говорить, но раз ты сама напрашиваешься – слушай. Думаешь, я просто так невзлюбила поручика Эминова? О, нет! Просто я знаю его намного дольше и намного лучше, чем ты думаешь. Ты знаешь, в каком полку он служит? – Она сделала многозначительную паузу и уставилась на племянницу пронизывающим взглядом.

– В Крымском? – растерянно пробормотала Шура.

– Вот именно. – Ее тетка удовлетворенно кивнула и продолжила, даже не пытаясь скрыть издевательскую насмешку: – Возможно, ты не знаешь, но командует им брат моего первого мужа, граф Келлер. Милое совпадение, не так ли? – Она перестала улыбаться и холодно, жестко сказала: – Поручик Эминов уже не первый раз пытается подобраться к нашей семье. До тебя он ухаживал за моей дочерью, но она была умнее, чем ты, и быстро поняла, что его интересует не она сама, а возможность сделать карьеру при помощи ее родственных связей.

Воздух вдруг стал каким-то тяжелым, густым, комом застрял в горле – и не вдохнешь, и не выдохнешь. Шура хотела что-то возразить, снова сказать тете, что это неправда, но ей удалось издать только слабое:

– Нет…

– Да, моя дорогая, – усмехнулась Надин. – Жаль, что пришлось разбить твои розовые мечты. А теперь иди к себе. И приложи к щеке мокрое полотенце, чтобы синяка не было.

Шура вглядывалась в ее лицо, вслушивалась в голос, пытаясь вновь найти в них фальшь, но это ей не удавалось. Тетка говорила искренне. Кажется, впервые с того дня, как Верженские приехали в Петроград. Значит, это правда? Сент…

Она вновь попыталась сделать вдох и потеряла сознание. Последним ее чувством была радость наступающей темноте и беспамятству.

– А что у меня есть! – Таня с лукавой улыбкой помахала небольшим конвертом. – Заставить тебя танцевать или пожалеть и отдать просто так?

Еще вчера сердце Шуры бы сладко замерло, кровь прилила бы к щекам, а ноги бы сами пустились в пляс. Но сегодня – это не вчера.

– Дай, пожалуйста, – она протянула руку и заметила, что пальцы слегка дрожат.

Таня, удивленная ее странным голосом и выражением лица, без споров отдала конверт и с беспокойством спросила:

– Что-то случилось?

Шура молча взяла письмо. Но стоило бросить взгляд на знакомый четкий почерк, как сердце предательски дрогнуло. Она помедлила несколько секунд, а потом, ругая себя за малодушие и за желание распечатать и прочитать, в последний раз насладиться сладкой ложью, все-таки швырнула его в камин.

– Шурка! – Таня ахнула и подбежала к камину. – Оно же сгорит!

– Пусть горит!

Но Таня уже схватила кочергу и, подцепив тлеющий конверт, выгребла его на чугунный лоток для золы. Затоптала, не жалея туфелек, и только потом бросила на Шуру возмущенный взгляд.

– А теперь рассказывай, что произошло?! Джелиль, может быть, жизнью рисковал, чтобы привезти это письмо, а ты!..

– На самом деле рисковал жизнью? – Шура удержала готовые пролиться слезы и виновато посмотрела на подругу.

– Может, и не рисковал, – неохотно призналась та, – я точно не знаю. Но мог. На войне, знаешь ли, всегда риск. И даже проехать из расположения одной части в другую не так-то просто. Везде могут попасться разъезды противника. И вообще, не переводи разговор! Рассказывай, что случилось!

Шура немного поколебалась, уж слишком унизительно было вспоминать разговор с теткой, но все же постаралась пересказать все, что та говорила. К ее удивлению, Таня слушала очень внимательно, а после села рядом и печально сказала:

– Конечно, она лжет. Сеит любит тебя до безумия, я никогда его таким не видела. Но все равно, – в ее глазах блеснула слеза, – она тебе лучшая родственница, чем я подруга.

– Но почему?! – растерялась Шура. Первая половина фразы ее обнадежила, сердце вновь радостно встрепенулось, и тем непонятнее была вторая половина.

– Я знаю, что, помогая вам с Сеитом, оказываю тебе дурную услугу, – вздохнула Таня. – Ничего хорошего это тебе не принесет. Меня оправдывает только то, что сейчас война, вы далеко друг от друга, и может быть, любовь поможет вам пережить эти тяжелые годы…

– Но почему это дурная услуга?! – вновь растерянно воскликнула Шура. – Я не понимаю! Ты же сама говоришь, что Сеит меня любит, а тетя или все придумала, или просто ошибается. Значит, все будет хорошо! Война закончится, Сеит вернется, и мы поженимся. Главное – мне быть стойкой, не сдаваться и ждать его.

Таня с печальной улыбкой посмотрела на нее, как взрослые смотрят на детей, слушая их глупые, но счастливые фантазии, которые придется разрушить.

– Господи, Шура, я и не думала, что ты так наивна. Неужели ты на самом деле не знаешь?

– Не знаю чего?

Таня перестала улыбаться и опустила глаза.

– Что вы никогда не сможете пожениться.

Она не шутила, в этом не было никаких сомнений. Шура почувствовала холодок в груди.

– Почему? – У нее в голове промелькнул десяток самых диких предположений.

Но того, что ответит Таня, она все равно и близко не ожидала.

– Потому что по закону Российской империи христианка не может выйти замуж за мусульманина. Не найдется такого священника или муллы, который согласится вас поженить. А если и найдется – его посадят в тюрьму, а ваш брак все равно признают незаконным.

– А как же вы с Джелилем? – побелевшими губами прошептала Шура.

Таня виновато опустила глаза, видимо, только сейчас осознав, что ее помолвка с Джелилем Камилевым создала у Шуры ложные иллюзии.

– Мы собираемся после войны уехать в Париж, пожениться и навсегда остаться там. Во Франции республика, браки там заключают гражданские чиновники, и религия жениха и невесты не имеет значения. К тому же я – балерина, Джелиль – инженер. У нас нет поместий и знатной родни, мои ноги и его голова – вот и вся наша собственность. Здесь нас ничего не держит, мы можем жить где угодно.

«А вы – нет». Таня этого не сказала, но Шура поняла и без слов.

Словно яркий свет озарил все уголки ее разума, высветив то, что до этого крылось в тени. И сразу стали ясны все недомолвки и недосказанности, а молчание Сеита в те моменты, когда она пыталась подтолкнуть его к решающему объяснению, заговорило красноречивее любых слов.

Тетя Надин все-таки солгала ей. Сеит не попросил ее руки не из-за своей испорченности или ветрености. Просто он знал, что они не могут пожениться. Все знали.

Теперь знает и она.

Шура взяла обгоревшее по краям письмо Сеита и молча развернула его. Таня виновато наблюдала за ней.

– Что ты ему напишешь?

Шура остановилась, глядя на письмо.

– Что подскажет сердце.

Эпилог

Хорасан, декабрь 1916

Шура! Родная моя, любимая моя!

Я безумно благодарен тебе за то, что ты простила мои заблуждения и позволила писать тебе. Здесь, среди крови и выстрелов для меня нет большей поддержки, чем мысль о том, что ты ждешь моего письма, а может быть, и меня самого.

Ты – мой самый главный подарок в жизни. Перед встречей с тобой я почти похоронил свою душу, но ты заставила ее ожить вновь. Я вспоминаю твои слова, твои глаза, твою безмерную доброту и начинаю верить, что мне удастся пройти через грязь этой войны и вернуться живым и не сошедшим с ума.

Каждый раз, закрывая глаза, я мечтаю увидеть твое прекрасное лицо. Я вдыхаю зимний воздух и чувствую аромат твоих волос. Засыпая, я слышу твой чудесный звонкий смех.

Я все на свете отдал бы, чтобы быть сейчас рядом с тобой. Не так страшна война, как разлука с тобой и мысль о том, что мне никогда больше не удастся тебя увидеть.

Моя Шура… Я повторяю твое имя как молитву и верю, что оно защищает меня в самом страшном бою.

Я люблю тебя. И если ты будешь ждать меня, то я обязательно вернусь.

Сеит.

Петроград, январь 1917

Сеит, любовь моя.

Я впервые пишу эти слова, и мне кажется, что они вспыхивают огнем и прожигают бумагу. Но даже если бы этот огонь выжигал каждую букву на моей собственной коже, я бы все равно их написала.

Я люблю тебя.

Что бы ни случилось. Где бы ты ни был. Как бы долго ни пришлось тебя ждать.

Я все преодолею, все перетерплю, если буду знать, что ты любишь меня и вернешься ко мне.

Мои молитвы защитят тебя от пули и штыка – верь мне, как я верю тебе. Никто и ничто не разлучит нас.