Ночной директор. I том. История, рассказанная в тиши музея - Всеволод Липатов

Человек поёжился, становилось зябко, и чтоб разогнать морозную тишину произнёс:

– Но всё равно за этими жалобами что-то да стояло. Ведь проблемы не могли возникнуть на пустом месте, как говорится, дыма без огня не бывает. А русский человек долготерпелив, и значит, уже припекало, если отваживались писать подобные письма. Тем более знали, что его проблему, скорее всего, будет решать тот же самый человек, на которого он пишет донос. Ничего не изменилось в этой стране, вот что печально. – Внезапно констатировал Ночной Директор и поплотнее запахнул меховую безрукавку.

Мангазейские воеводы боялись докладывать в Москву об истинных причинах, приведших городок в бедственное положение. Они оправдывались тем, что сложно завозить провиант, почти исчез соболь и другой ценный зверь. К тому же отношения между тазовскими племенами и мангазейцами накалились до предела, возникла реальная угроза вооружённого восстания аборигенов. Они видели только один выход из создавшегося положения, оставить городок и укрыться за крепкими стенами Новой Мангазеи.

Об этом свидетельствуют и сами мангазейские воеводы:

«В прошлом 180-м году, (1672 году), … велено город Мангазею поставить вновь на Турухане и прежнего города Мангазеи жилецких людей в тот новый город перевести… А во 1669 – 1672 году те служилые люди из прежнего города Мангазеи от шатости юрацкой самояди выехали и город остался пуст».134

Так что мангазейские воеводы приняли давно вынашиваемое решение о переводе стрелецкого гарнизона в Туруханское зимовье и постройки там Новой Мангазеи.

Впрочем, ещё в 1671 году указом царя Алексея Михайловича, городок Мангазея был упразднён. Этим же указом было велено построить «Новую Мангазея на р. Турухане, вследствие чего Туруханское зимовье было укреплено и туда переселился воевода Наумов со всем управлением».135

Через несколько лет после того, как мангазейцы окончательно перебрались в Туруханск, некоторые инородческие племена поняли, какие выгоды они потеряли, их князцы заявили, что они хотят возвращения русских в Мангазею. Они даже пообещали воеводам:

«Великого государя мангазейским жителям и приезжим всяким людям никакой тяготы не будет, что ясачная самоядь будет надежна».

Ещё они добавили, понимая насколько важен для русских сбор ясака:

«А ясачного сбору будет большая прибыль, и та прибыль будет прочна и состоятельна».136

Воеводам ничего не оставалось делать, как поверить в эти многообещающие речи и рискнуть отправить стрельцов в покинутую Мангазею. Увы, не получилось самоедам быть «надёжными». На стрельцов вероломно напали, а их жён и детей, захваченных в зимовье, утопили в проруби. После такого жестокого вероломства о возвращении даже не могло идти и речи.

Впрочем, историки уже в XX веке обратили внимание на ещё одно немаловажное обстоятельство, в результате которого Мангазея стала нерентабельна. В России стали складываться другие экономические отношения. Рынок перепрофилировался с товарно-натурального обмена на денежное обращение. И вследствие этого, «мягкая рухлядь», которая долгое время выполняла роль своеобразной национальной русской валюты, утратила своё значение и таким образом «златокипящая государева вотчина» стала никому не нужна.

Вот весь этот комплекс многочисленных причин в итоге привёл к тому, что в 1672 году администрация всё-таки перебралась из Мангазеи в Туруханск, а сам город через несколько лет полностью прекратил своё существование.

Кстати, ликвидация поселения на берегу реки Таз, открытие новых дорог и городов, привели к непредсказуемому результату – потребность в строительстве кочей в Западной Сибири отпала. А со временем у местных русских старожилов почти стёрлись воспоминания о «Златокипящей Мангазее», а слово «коч», – как символ её расцвета, по образному выражению учёного Е. В. Вершинина, вышло из широкого употребления.137

Но нельзя забывать, что именно за эти семьдесят лет существования Мангазейского городка, во многом проходила апробация новых административно-хозяйственных отношений между государством, инородцами, служивыми людьми и купцами.

С удовольствием вдыхая полной грудью свежий морозный воздух, Ночной Директор вдруг вспомнил одну крылатую фразу: «Мавр сделал своё дело! Мавр может уходить!».

Может, она прозвучала и некстати, но ведь действительно, Мангазея сыграла свою роль до конца. И исчерпав все свои ресурсы, исчезла в глубинах истории, оставив только пышный и красивый след из легенд и мифов. К тому же она была не только центром пушной лихорадки, разгоревшейся в начале семнадцатого века. Но и важным форпостом Руси. Отсюда уходили землепроходцы всё дальше на восток, в неизведанную тайгу, знакомясь с новыми народами, о которых ходили жутковатые слухи, и приводя их под высокую государеву руку.

Действительно город-загадка, город-легенда. А сколько ещё тайн хранит в себе земля, куда со временем ушли все постройки. Ведь археологи каждый год там находят что-то новое и удивительное. И конца краю этому нет.

Человек резким щелчком выбросил окурок. Он красной дугой прочертил ночную чернь и исчез в урне.

Тяжело хлопнула музейная дверь, вновь отрезая реальность ночного города от невидимой никому жизни музея.

VII глава

Сибирская таможня и стёжки-дорожки Сибири

Ночной Директор закрыл входную дверь и остановился. Как обычно, когда заходишь в тёплое помещение с холода, запотевали очки. Когда-то, в девстве, это раздражало, а теперь, по прошествии многих лет он уже притерпелся к этой особенности оптики.

По привычке, беззлобно и тихо ругаясь, протирая чистой тряпочкой помутневшие стёкла, он, близоруко прищурившись, вслушивался. Как всегда, в его отсутствие в музее активизировались различные звуки. Это скучавшие весь день вещи, населяющие музей, воспользовавшись редким случаем, начали своё общение с соседями. Всё-таки они так до конца и не привыкли к нему. Он, как обычно, сделал вид, что ничего не слышит и не торопясь, повесил меховую безрукавку на вешалку.

В общем, всё привычно. И ничего нового

Закрывая замок входной двери, он вдруг подумал, что двери любого дома самое слабое звено. Ну, ещё окна. Но всё же злоумышленники проникают гораздо чаще именно через двери. Почему-то сразу подумалось о государственных границах. Вот так всегда, вроде граница на надёжном замке, а вот дырочку в ней, при желании завсегда найти можно.

Человек снова поднялся на второй этаж и зашёл в зал, посвящённый жизни старого Обдорска. Ёще раз остановился около витрины, походя немного удивившись, что сегодня эта витрина прямо-таки его притягивает, и посмотрел на хорошо знакомые экспонаты, повествующие о том, как русские осваивали Сибирь.

В 1653 году Великий Государь Алексей Михайлович подписал Указ о «О взымании торговой пошлины с товаров в Москве и городах с показанием по сколько взято и с каких товаров». Дело в том, что на Руси с древних пор таможенные заставы стояли не только на границах государства, но и в каждом городе и местечке, выполняя много функций. Государственная пошлина на провоз товара, на который накладывалось специальное клеймо «тамга» – на тюркском языке это означало знак собственности, существовала ещё с XIII века. Таким образом, государство контролировало движение товаров через свои границы, тем самым исправно пополняя свою казну.

Тут ещё надо учесть, что вплоть до XVIII столетия европейские государства рассматривали Россию просто, как свою сырьевую базу, считая её как бы своей очередной, отдалённой колонией, из которой по дешёвке можно было вывозить многочисленные богатства, то есть сырьё. Вот на этом грабительском торге ушлые иноземные негоцианты, при известном везении, могли быстренько сколотить немалые состояния. К тому же внешние и внутренние торговые связи в самой Руси были развиты очень слабо. Так что возможностей для «немцев» было предостаточно. Лишь начиная с воцарения Петра I и проводимых им реформ, внутренняя и внешняя торговля стали меняться в лучшую сторону.

До этих петровских реформ управление таможнями распределялось между различными приказами в Москве, в том числе и Сибирским. Это весьма усложняло торговлю, принося дополнительные расходы купцам и внося путаницу в дела. Чтобы привести эти дела в порядок, со временем был образован приказ Большой казны, куда и поступали все таможенные сборы и другие доходы.

Разглядывая, сквозь стекло витрины карты, человек вдруг подумал, что Сибирь большая, а вот дорог в ней мало. И чем дальше на Север, тем сложнее и опаснее становился путь для рискнувшего добраться сквозь непроходимые дебри тайги, болота и тундру, по рекам и речушкам да озёрам, до низовьев Оби, куда в XVII веке были устремлены горящие взгляды многих, желающих нажиться на торговле с инородцами. Но, пожалуй, одной из самых трудных, в те времена, была дорога в вожделенную Мангазею.