Одержимость - Ульяна Соболева

Послышался щелчок за дверью, и я насторожилась. А потом вдруг улыбнулась уголком рта, спустила лямку с плеча и крепче прижалась к Лёше.

В этот момент дверь в спальню приоткрылась и что-то тяжёлое упало на пол. Мы оба резко подскочили на постели, и я встретилась с разъярённым взглядом Оленьки. Она вначале побледнела, потом кровь прилила к ее щекам. Несколько секунд она переводила взгляд с меня на Лёшу, с него обратно на меня. Видимо оценивая ситуацию. Но что здесь оценивать? Я в майке и трусах, он тоже полуголый. Нужно быть полной идиоткой чтобы решить, что мы просто вместе валялись на кровати и болтали о погоде. Более того, я уверенна, что она успела заметить меня, лежащую у него на груди. Она резко развернулась на каблуках и бросилась к двери. Лёша громко выругался и бросился за ней, на ходу натягивая футболку.

— Оля! Оля, подожди! O! Оля!

Я засмеялась, но смех получился немного истеричным. Бросился за своей лошадью, аж пятки засверкали. Я встала с постели, юркнула в душ, быстро почистила зубы, потом натянула джинсы и набросила кофту. Босиком пошла на кухню. Ужасно хотелось есть. Сердце билось чуть быстрее чем обычно. Поставила чайник, достала хлеб с сыром.

Дверь отворилась, и я на секунду застыла с чашками, потом поставила их на стол.

Никитин зашёл на кухню. Я слышала, его тяжёлое дыхание, видимо он поднялся пешком, не на лифте.

— Ты специально это сделала да?

Я разлила горячую воду, бросила пакетики с чаем. Обернулась к нему — мокрый, вода стекает ручьями на паркет, а глаза от ярости налились кровью.

— Что специально? — я пожала плечами.

Он вдруг подскочил ко мне и выбил чайник из моих рук, кипяток залил пол и чудом не попал мне на ноги. Схватил меня за плечи и сильно тряхнул:

— Ты знала, что она приедет! Ты знала и ничего мне не сказала! Ты разыграла эту комедию на балконе, а потом лежала и ждала, когда она увидит нас вместе в постели! Что ж ты за сучка, а?

— Отпусти, — отчеканила я, — отпусти, мне больно.

Но он не отпустил, смотрел мне в глаза стиснув челюсти, его пальцы так сильно впились мне в плечи, что начали болеть кости.

— Ты играешься, да? Это для тебя игра, типа в куклы, верно? Ты всех расставляешь по тем местам, где они должны находиться. Так вот, со мной этот номер не пройдет, поняла? Ты поняла меня, дрянь?

Я сильно толкнула его в грудь.

— Отпусти! Мне больно!

Он разжал пальцы, и я пошатнулась.

— Да пошёл ты! Не льсти себе! На хер ты мне не сдался!

Я бросилась к двери и услышала, как он громко выругался матом, а потом послышался звон битой посуды. Я выскочила на лестницу и быстро побежала по ступенькам вниз. Меня не преследовали. Никто. Хоть я остановилась на лестничном пролёте, давая Никитину время меня догнать. Но прошло пять минут, потом десять, а он и не думал идти за мной. Я спустилась по лестнице и вышла на улицу. Босиком. Дождь лил как из ведра. Я шагнула в лужу, поёжилась от холода. Огромным усилием воли удержалась от того чтобы посмотреть на его окна. А потом побежала куда глаза глядят. Похоже это полный провал. Я проиграла. По всем фронтам. Макар меня раздавит за это. Просто уничтожит морально.

Как же холодно, черт возьми, и холодно не снаружи, холодно внутри.

Я забрела на детскую площадку ближе к вечеру. Не знаю сколько я шла. Промокла до нитки, ноги заледенели. Конечно, я могла позвонить Макару, и он бы забрал меня, но не готова сейчас признаваться в своём провале. И не только это, я никого не хотела слышать. Меня добило, что Никитин побежал за лошадью, а за мной нет. Знаю, что это эмоции. Знаю, что он объект и это лишнее, ненужное, а внутри все равно нарастает ярость и мерзкая жалость…к себе. Давно я себя не жалела.

Вот и все. Приоритеты расставлены, а я? Я впервые мордой в грязь. Где бы немного отогреться? Ветер проникает под кожу и леденеют даже кости. Я залезла на горку и спряталась под пластмассовым навесом. От холода зуб на зуб не попадал. Как давно мне не было так паршиво? Около пяти лет. С тех пор как я перестала жить в картонной коробке и питаться помоями. А ведь ничего не изменилось. Тогда я была никем и сейчас никто. Ноль. Меня нет. И у меня ничего нет. Ни дома своего, ни крошки хлеба.

Дождь как назло не прекращался, а меня уже не просто знобило, а подбрасывало.

В животе урчало, в голове стало мутно, но я изо всех сил старалась бороться со сном. Только не здесь. Разве я не давала себе слово, что сделаю все чтобы не оказаться на улице снова. Разве я не рвала задницу, чтобы быть самой лучшей и незаменимой, чтобы никогда не голодать и не быть отбросом общества? Но я снова на улице. Я провалила задание, своё первое и самое серьёзное.

Я настолько замёрзла, что даже не слышала топот ног, громкие крики. Пока кто-то не посветил фонариком, а потом меня схватили чьи-то цепкие руки, я пыталась слабо отбиваться, но меня настолько крепко сжали, что сил сопротивляться не осталось.

— Нашёл! Эй, Никитин, я нашёл твою Куклу — с тебя ящик коньяка!

Кукла. 2009 год. Израиль.

Ассулин положил передо мной фотографии объекта и ехидно улыбнулся. Он улыбался всегда, когда знал, что мне тошно. Наши отношения походили на замедленный атомный реактор. Рано или поздно рванёт. Точнее рано или поздно кто-то уничтожит второго. Я очень надеялась, что когда-нибудь я лично спущу курок и увижу, как его мозги растекутся по асфальту. Особенно после того как почти каждую ночь он приходил ко мне и молча сопел над моим окаменевшим телом. С ним я не притворялась. Велика честь разыгрывать для него страсть. Хочет меня — его проблемы. Я же с трудом сдерживаюсь чтобы не плюнуть ему в рожу.

— Ну как? Осилишь? — если бы думал, что не осилю не обращался бы ко мне.

Я несколько секунд смотрела на фото. Смутно знакомый тип. Я уже где-то его видела.

— И что в нем особенного?

— В нем? Ничего. Мне поступил заказ на него. Сразу после важной встречи он поедет в паб. При нем будет конверт. Ты должна его взять. Он повезёт тебя в дешёвый отель, как и всех других своих шлюх. Или где-то по дороге тормознёт и захочет минет в машине. Как ты заберёшь конверт твои проблемы. Трахаться с ним или нет тоже твоя головная боль. И да — он любит брюнеток с вьющимися волосами.

Это было четвёртое задание, которое я выполняла для Ассулина. После того как он меня «воспитывал» прошло больше месяца. Он сдержал обещание — больше меня не трогали. Никто, кроме него. Но я не забыла, и он не забыл, а точнее он хорошо знал, что я никогда и ничего не забываю. Я ещё несколько минут молча смотрела на фотографию объекта. Потом положила ее на стол.