Одержимость - Ульяна Соболева

— Подожди…подожди…

Нееет…нееет. Никаких ожиданий. Мой. Сейчас ты в моей власти ты дал, а я беру и пути назад уже нет.

Но, не тут то было, заводит мне руки за спину, сжимает властно запястья, ограничивая движения. Встречаюсь с ним взглядом — его возбуждение граничит с яростью. Его ломает и меня вместе с ним. Выкручивает. Нас обоих трясёт, как в лихорадке.

— Моя, — выдохнул, — моя очередь…тсс…расслабься.

Смотрю на Никитина сверху вниз из-под опущенных ресниц. Подался вперёд, щекочет губами обнажённую кожу. Бабочки внутри меня порхают как ненормальные. Вдыхает мой запах и в закрывает глаза. Вот этого никогда и ни с кем, выражение кайфа на его лице только от аромата моей плоти. Его эмоции заводят похлеще любых стимуляторов. Кончик языка оставляет влажную дорожку на моей груди, и я покрываюсь мурашками. Мягкие влажные губы обхватили сосок, чувствую приближение взрыва… я на грани. Пытаюсь прижаться к нему, создать трение и кончить…сейчас в его руках. Не даёт. Пальцы жадно скользят по моему телу, вниз и наконец-то касается меня там, где я больше всего его ждала. Слышу собственный стон громкий, жалобный и его тихое рычание. Трусь как кошка о его пальцы, моё тело покрывается бусинками пота. Я балансирую на острие …и вдруг он резко прижимает меня к себе, рванув вниз. Чувствую обнажённой влажной плотью его член и понимаю, чего он хочет. Но от одного прикосновения плоть к плоти меня взрывает от ослепительного оргазма, выгибает назад, я кричу…громко. Выпускает мои руки и на них точно останутся синяки, а мне в кайф, и кладёт на себя. Все ещё подрагивая от невыносимого удовольствия, крепко сжимаю его член.

— Быстрее…, - задыхается он и я послушно двигаю рукой быстрее и ещё быстрее, пока он не сжимает меня за бедра.

— Нет…смотри на меня, — хватаю его за горло, требуя смотреть мне в глаза, и он сокращается у меня в руках. Взгляд стекленеет, с горла рвётся хрип. Чувствую влагу на своей ладони и ментально кончаю ещё раз. Вместе с ним. Вот так, глядя в его расширенные зрачки. Теперь я не знаю кто в чьей власти. Именно в этот момент. Падаю ему на грудь и закрываю глаза. Чувствую, как нежно его ладонь гладит мою голую спину, отбрасывая волосы. Его сердце все бьётся очень громко. Слышу, как он тихо смеётся…

— Последний раз я этим занимался в десятом классе…Охренеть.

— И как? — Спрашиваю я, не шевелясь.

— Круче чем секс, — отвечает он и целует мои волосы.

Мне не нравится его ответ. Он вызывает едкое чувство, что меня сейчас с кем-то сравнили. Я слезла с него, на ходу поправляя лямки платья, собирая волосы на затылке. Краем глаза вижу, как он вытирает салфетками свой живот, бросает их в окно, застёгивает ширинку, потом рубашку. Ментально качусь вниз…мне не нравится. Мне неприятно. Как-то не так.

— Поехали, тут стало холодно.

Потянулся ко мне, поглаживая мою щеку, нижнюю губу, искусанную им и мною. В глазах плавится серебро.

— Не хочу домой. Я включу обогрев. Лучше иди ко мне — я согрею.

— А я хочу в душ…

Смотрю на него и с триумфом вижу, как вот это дурацкое выражение лица типа: «я только что тебя почти трахал и мне охринетельно хорошо» исчезает, и на смену приходит сомнение.

— Что-то не так?

Я смеюсь, нет это и правда весело. Он переживает за моё психическое состояние после петтинга в машине. Охринительно. Сейчас его ещё муки совести одолеют.

— Глупый вопрос. Что не так?

Но его уже ломает.

— Если что-то не так, скажи мне. Может, я сделал или сказал. Поговори со мной.

— Не парься, Никитин. У тебя это был в десятом, у меня в восьмом. Так что я опытная и совесть меня не мучит. Нет, не так…девичья стыдливость пала уже три года назад, осталась только девственность.

Брови сошлись на переносице резко сжал мою руку выше локтя. Не нравится? Да, милый, паршивое чувство, когда тебя сравнивают. Мерзкое. Опустился немного? Отлично.

— Шутишь? Тебе тогда было тринадцать.

Смотрю в его глаза полные яростного недоумения и улыбаюсь, склонив голову чуть на бок.

— Нисколько. Зачем? Мне тринадцать, ему, — многозначительная пауза, серые радужки Лёши становятся темно-сизыми, — …это не имеет значения, тоже заботливый был. Поехали, в душ хочу, и я голодная. Кроме того, Оленька скоро позвонит. Волноваться начнёт.

Разжал пальцы, отбрасывая мою руку, надавил на газ, и машина со свистом вылетела на трассу. Я отвернулась к окну и улыбнулась — видеть его ярость одинаково вкусно, как и возбуждение. А то и другое вместе — крышесносно. Снова вверх…вверх…вверх. Я веду. Опять я.

Россия. 2001 год. Макар.

Глеб Николаевич поправил очки на переносице и внимательно посмотрел на собеседника. Не одной эмоции на гладко выбритом лице. Взгляд спокойный, сосредоточенный. Полное внимание оппоненту. Вызывает доверие и располагает к искренности. Очень участливо спросил:

— И когда это произошло?

И тем не менее под его взглядом молодой агент сильно нервничал, поправлял потными руками край скатерти на круглом столике в кафе. Нездоровый цвет лица, грязная и мятая футболка. Явные признаки затяжной депрессии.

Глеб Николаевич нахмурился. Ему не нравилось, как этот сопляк потеет и голос его не нравился и вообще смутно казалось, что тот или засветился, или нервничает, не тянет задание.

— Всего два дня назад. Самоубийство. Он направил машину с моста и всех похоронить решил. Они оба насмерть, а девчонка ещё живая, но в очень плохом состоянии, в реанимации лежит. Никто не даёт гарантий.

Глеб несколько минут молча покусывал свою щеку изнури, раздумывая. В голове складывались комбинации, композиции, всякие пазлы и картинки. Потом увидел, как паренёк опять нервно колотит сахар в чашке, перехватил его руку.

— Что случилось там? Чего ты дёрганый весь, а?

Тот поджал губы, поправил жидкую русую чёлку. В голубых глазах — усталость и страх.

— «Жучок» нашёл…вчера в своём номере. Не знаю сколько он там находился.

Глеб Николаевич спокойно допил свой чай, откусил овсяное печенье, аккуратно положил на край голубого блюдца.

— Ну и что? Ты из номера никому не звонил, со мной общаешься с улицы. В чем проблема?

— Не знаю. Мне кажется меня ведут.

Глеб Николаевич подозвал официантку заказал себе рюмку армянского конька и дольку лимона. Облокотился на спинку стула. Рано или поздно у каждого из агентов начинается психоз. Мания преследования, страхи, депрессии. От этого никто не застрахован. Пусть они больше роботы, чем люди, но срывы бывают. Иногда лёгкие, а иногда затяжные, как у Олега. Он уже не может работать хладнокровно. С каждым заданием все больше проколов, нытье, выпивка. А ведь хороший парень был. 264148 Умный, хваткий, симпатичный. Неплохие дела проворачивал, а потом — опа, и крыша съехала. «Был» …значит, о как. Аллочка Валерьевна непременно сказала бы что это изыски подсознания Макара и на самом деле он принял решение очень давно. Она любит всякие заумные вещи говорить, а он любит ее слушать. Она из пациентов душу вытягивает, эмоции, грязь, смрад, страхи. Сам Макар так не умеет. Официантка принесла коньяк поставила рядом с Глебом Николаевичем, посмотрела на Олега, но тот все ещё колотил сахар в своём холодном чае.