Простые истины - Александр Гордеев

Старуха прибежала, за голову схватилась:

– Оё…ё…ё…ёй! Чо это с тобой тако-то? Ты это чо же все горшки-то на дорогу повыкидыва-ал?!

– Так я же ему, подлюге, всю мор-рду хотел расхлестать! – орёт Никита.

Выпили…

Праздник был какой-то. Мы с Пашкой Корытковым выпить собрались. Я у своей и прошу:

– Тоня, дай на бутылку, а?

А она и глазом не ведёт, будто не слышит. Я говорю:

– Ну, праздник же сёдни.

– А денег, – говорит, – нет. Все на книжке лежат. Да вон ишо лоторейны билеты под клеёнкой на

столе.

Уговаривали, уговаривали её – ничо не получатца. Ну, ладно, погоди, думам мы, всё равно

выпьем, если захотели. Счас мы тебя обманем.

Стали пусты бутылки собирать. У нас все углы обшарили, Пашка домой на велосипеде съездил,

посмотрел, три штуки под столом обнаружил, две бутылки у соседки Тумарихи выцыганили. В

общем, на чекушку наскребли. Съездили, взяли.

– Ну, чо, – говорю, – Тоня? Всё равно наша взяла. Вот так-то. Дай-ка нам чо-нить закусить.

Ну, ладно, она нам картошку на стол ставит, капуску, огурцы. Мы раздевамса, садимса,

разливам сразу всю чекушку на двоих.

– Во, видела, – говорю я, – а ты ишо стырила с нами. Денег нету, билеты лоторейны…

– Слышь, Тоня, – говорит Пашка, – а может, и ты с нами выпьешь?

Поиздеватца маленько решил.

– Да пейте уж, если взяли, – говорит она.

– А чо, Тоня, может, правда тяпнешь? – говорю я.

– Да я ж сказала – пейте сами эту заразу…

– А может, всё же спробуешь?

И чо она делат! Берёт со шкафа большу амалировану кружку, хлобысь в неё весь мой стакан,

берёт Пашкин стакан – и туда же! Мы сидим и ничо понято-то не можем. Даже не шевельнулись от

растерянности. А она раз! И всю кружку до дна! Была чекушка, а токо один раз булькнула! Мы даже

слюну сглотить не успели.

У меня от этого голова заболела, а Пашка, так тот вообще чуть не завыл.

Подымал

Сидим мы это как-то, разговаривам. Кто-то и вспомнил, мол, надо бы камень-то, который в

Узком Месте со скалы упал, тросом зацепить, да на тракторе в сторону отташшить. А один говорит:

– Да чо его трактором-то… Я его и так подымал.

– Ну, ты, однако, и врать! Да как же ты его подымал-то?

– Да как? Так и подымал. Вот этими руками.

– Да ладно трепать-то… Ну, вот скажи, как такой камень ты мог подымать?

– Вот прицепились-то: как да как? Да просто подымал, подымал, да поднять не мог.

За дровами

Зимой-то за дровами ещё затемно выезжали. А часов не было. Ну, а Кешка Коренев опять же по

девкам пробегал, а когда домой в два часа шёл, постучал в окошко Никиты Дементьева, да

крикнул:

– Эй, дед, хватит дрыхнуть-то! За дровами ехать пора!

А тот как раз за дровами и собирался. Ну, встал. Вышел на улицу, ничо не поймёт. Небо

затянуто – скока время, кто знат? В избу зашёл, глядит: старуха тоже встаёт, печку топить

собиратца. Но, а чо делать? Коня запряг, да поехал. Едет, едет в лес-то и ничо понять не может. Чо

это никак светать-то не начинат? И других мужиков чо-то не видно. Уехали уже или чо? Правда и

следов-то свежих нету. Ну, ладно, в лес приехал, а оно всё темно. Но раз приехал – рубить надо.

Нарубил в темноте, нагрузил, домой поехал. Из леса выезжат – светать начало. Навстречу мужики

едут – ничо не поймут – откуда это дед-то едет? Он чо совсем того?

– Ну, я счас приеду и этого Кешку, паразита, точно зашибу! – матерится Никита.

Домой приезжат, а старуха уже хлеб испекла, хотя обычно токо к обеду успевала. А Кешке чо?

Спит дома, да и всё.

Отдохнул

А с Порфирием Золотухиным ещё така история была. Он уже старый был, а работал-то на

лесозаготовках вместе с нами, молодыми. Пришли мы как-то на обед в зимовьё. Начали суп

варить. А Порфирий говорит:

– Варите, а я вздремну маленько.

Лёг на палати и уснул. Суп сварился. Надо деда будить. А тут один говорит:

– Ну-ка, погодите…

Взял куфайку, пошёл и окошечко с той стороны завесил. Мы сели за стол, разлили суп по

тарелкам, керосиновую лампу зажгли, сделали огонь поярче. Будим Порфирия:

– Ты ужинать-то будешь или как?

Он сел, глаза трёт:

– Как это ужинать? Да я ишо вроде не обедал.

– Ничо себе, он про обед вспомнил… Ужинать уже надо.

– Да как это ужинать-то? Я ж токо прилёг.

– Ничо себе прилёг… Ты прилёг-то в обед. А теперь мы уж с работы пришли. Просто в обед

тебя будить не стали. Смотрим: спишь, да ладно, думам, умаялся дед, пусть уж отдохнёт. Поели,

да ушли. А теперь вот пришли…

– Да вы чо же это творите-то! – говорит Порфирий. – Чо же не разбудили-то? Прямо под стыд

подводите…

– Да ладно, чо уж там. Конечно, без тебя-то мы сёдни намаялись, но ты хоть отдохнул. Ешь, да

досыпай, ложись.

– Это уж точно, отдохнул-то я хорошо, – говорит Порфирий, – ладно уж тада. Тока сперва на

двор сходить надо.

Дверь открыват, а там белый день. Ох, и разозлился он! Чуть лампу керосинову не расхлестал.

Тут до отдыха-то ишо работать, да работать…

Подразнила

Мишка Пельмень был с похмелья. Попросил у своей Лидки опохмелиться, та не даёт. Чо тут

делать? Башка гудит. Мишка ходит по избе, за голову держитца, боитца, как бы она вообще не

развалилась. А Лидка вышла из избы, налила в пусту бутылку воды, да показала ему в окошко. Так

чо ты думашь? Мишка разбежался и выпрыгнул на улицу вместе с рамой.

Врачебная тайна

Был тут у нас один: болесь каку-то венерическу подхватил. Ну, неудобно, конешно. Он с

фельдшером Домнином (тот стариком уже был) договорился, ты мол, походи, уколы мне потыкай.

Токо уж не говори никому.

Ну, а Домнин-то недалеко жил. Он дома лекарство в шприц наберёт и идёт по проулку. Люди его

стороной обходят, дивятца, чо это он по улице-то со шприцом ходит.

– Куда это ты направился-то? – спрашивают его.

А Домнин говорит:

– Да вон к любовнику этому иду.

Худо дело

А ишо с Домнином-то было так. Он уж совсем озундуглел, а работал ишо. Пришла к нему на

приём старуха одна. Он слушат её, слушат, и так вертит и этак.