Горицвет - Братья Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Гнездо где хочешь построить можно, — качает Зимородок большой головой и твердо добавляет: — Сорока ты и не отказывайся.
Кулик готов расплакаться от обиды. Разве он виноват, что немножко похож на Сороку. Но он совсем, совсем не Сорока. Кулик он, а вот как доказать Зимородку, не знает. И вдруг спрашивает:
— А ты жену свою кормил сегодня?
— Эх, и правда, — спохватывается Зимородок и отправляется ловить рыбу. Они договорились с женой: она будет сидеть в гнезде, птенцов выводить, а он кормить ее.
Слетает Зимородок, накормит жену и опять летит Кулика донимать. Со всех , сторон его осмотрит, в глаза заглянет и разведет крыльями в стороны:
— Ну совсем, совсем ты не Кулик. Кулики не такие: Признайся, Кулик, ведь ты — Сорока.
— Да Кулик я, Кулик, — говорит Кулик и глядит с тоской на Зимородка.
Эх, наскочить бы на него грудью, подмять под себя. Но как его подомнешь, когда у него вон плечищи широкие какие. И клюв крепкий. Долбанет один раз — на всю жизнь вспоминать хватит.
И говорит Кулик чуть слышно:
— Кулик я...
А над речкой летает и стрекочет Сорока, очень похожая на него. И не знает Кулик, как доказать Зимородку, что он Кулик, а не Сорока. Что Сорока у него, Кулика, даже в гостях никогда не была.
И чтобы как-то избавиться от Зимородка, спрашивает Кулик невесело:
— А ты жену кормил сегодня?
В ЖЕЛТЕНЬКОМ ДОМИКЕ
Заигрался у озера Комарик и не заметил, как поднялась в небо туча. А она, черная, прикрыла спиной солнце и как гахнет. Даже вода в озере прогнулась.
Заметался Комарик, запищал:
— Где я? Скажите мне: где я?
Он так напугался, что перепутал, где у него левая сторона, а где правая, и поэтому не знал, куда ему лететь.
К лягушкам кинулся:
— Лягушечки, пучеглазенькие, покажите, где домик мой. Заблудился я.
Но лягушкам не до него было. Они сами грозы испугались. Опустились поскорее на дно озера.
Кинулся тогда к камышам Комарик:
— Помогите мне, камышики. Скажите, куда лететь мне. Заблудился я.
Но и камышам не до Комара было. Они сами грозы испугались. Только некуда было прятаться им. Стояли, качались из стороны в сторону, шуршали:
— Шшшто же нам, камышшшам, делать? Как жжже нам, камышшшам, быть?
Кинулся тогда Комарик к Мошке. Выглядывала она из желтого цветка купальницы и помаргивала черными глазками.
— Мошенька серокрылая, не скажешь ли ты, где я живу. Заблудился я. Мне домой надо, а я никак вспомнить не могу, где у меня левая сторона, а где правая.
— Куда ты сейчас полетишь, — замахала крылышками Мошка, — полезай скорее ко мне в мой желтенький домик. Пересидим грозу, тогда и полетишь.
— Что ты! Мне домой надо. У меня дома — жена, комарики маленькие. Не прилечу я, тревожиться они будут. Ты лучше скажи, куда лететь мне.
Но не успела Мошка ответить, как снова загрохотал гром и посыпались из тучи крупные капли дождя.
Бросился Комарик к Мошке в желтый цветок купальницы, а он — хлоп! — и закрылся. Испугался Комарик, застучал лапками в двери из желтых лепестков:
— Не закрывайся, купальница. Мне домой надо.
Но купальница уже спала: она всегда в дождь спит. И пришлось Комарику пережидать грозу в желтеньком домике Мошки. Сидел он, слушал, как она ' дышит, и думал: «А красивый у нее домик».
А после дождя открылась опять купальница, и Комарик домой собрался.
— Полечу.
— А может, останешься, — сказала Мошка, — посмотришь, как мы танцевать будем. Мы, мошки, всегда после дождя танцуем в воздухе.
— Я бы с радостью, да лететь надо, — сказал Комарик. — Жена у меня дома, комарики маленькие. Волнуются они теперь, поди, думают погиб я... Я вон под тем листом живу. Это я просто грозы испугался, забыл, куда лететь мне. А теперь ясно все — вон дом мой. Прощай.
И полетел. Глядела ему вслед Мошка и моргала черными глазками. А над озером горела радуга. И была она похожа на ворота в сказочную страну. И Комарик летел~прямо в эти ворота.
БЕЛОЗОР
Каждую весну он расцветает на лугу вместе с другими цветами. Не высокий, но и не низкий, он поднимает над собой цветок из пяти лепестков, хвастает им: Видите — белый. Оттого меня и зовут Белозор.
Цветок: свой он старается поднять как можно, выше, чтобы его было видно как можно дальше. Чем дальше будет, видно его, тем больше пчел и бабочек прилетит к нему. .
А бабочки и пчелы Белозору очень нужны,.. Они. приносят чему пыльцу с других белозоров и опыляют его. Опылят, и Белозор закроется. К осени созревают на нем семена^ Он разбрасывает их, и на следующую весну вырастают из них новые белозоры.
Бабочки и пчелки опыляют и другие цветы, и за это цветы угощают их сладким соком — нектаром. Всю весну цветы луга покачиваются на тоненьких ножках и зовут:
— К нам, бабочки и пчелки, мы угостим вас нектаром. Только несите пыльцу нам.
Вместе со всеми покачивается и зовет Белозор. И бабочки с пчелками летят к нему, как и к другим цветам. Они знают: цветы не врут. И раз обещает Белозор угостить нектаром, значит, угостит: он — цветок.
Они долго шарят в его цветке, осыпаются его
пыльцой и, чумазые, спрашивают:
— Ты говорил нам о нектаре. Где же он у тебя? Мы не нашли.
— Неужели? — удивляется Белозор.
Он знает, что в его цветке нет нектара, но удивленно взмахивает листочком. Он один у него посредине голого стебля. У земли еще есть листочки, но посредине стебля один, и он им взмахивает:
— Что вы говорите! А эти светлые- капельки на моих тычинках разве не нектар?
— Какой это нектар, это так, шишечки какие то,— говорят бабочки и пчелки и улетают, а Белозор закрывается: его опылили, и он теперь может ждать, когда созреют его семена.
На следующую весну он опять поднимет над собой белый красивый цветок и начнет, как и другие цветы, зазывать к себе бабочек и пчелок:
— Летите ко мне, я угощу вас нектаром.
И они будут лететь, потому что знают: цветы не лгут, а Белозор — цветок. Они прилетят и опылят его. За лето на нем вызреют семена, из которых потом вырастут новые белозоры.
Вот он какой, Белозор, приспособился и живет среди цветов луга. Приспособился и — живет, обманщик.
ПЕТРОВ КРЕСТ
В орешнике под землей жил в вечной темноте Петров Крест и был доволен. Когда еще был семечком, зарылся он в землю, присосался к корню Орешника и с той поры пил его соки и говорил самому себе:
— И под землей жить можно.
И жил, с каждым годом присасываясь к корню Орешника все новыми и новыми присосками. Но иногда ему вдруг становилось тоскливо под землей, и у него появлялось желание подняться наверх, где живут все, подняться, чтобы показать им, что он тоже есть и что он тоже может цвести,
И он поднимался. "Бледный, вылезал он из-под земли, жмурился от света, крепко держа над собой упругую кисть пурпурных цветов. Он держал ее так, словно боялся, как бы кто не отнял ее у него.
Цветы глядели на него недоуменно. Он был не похож на них. У него были белые, совершенно белые листья. Таких листьев поблизости ни у кого не было.
Многие спрашивали у него:
— Ты почему с такой натугой держишь свои цве- цы и почему ты такой бледный? Тебя что-нибудь пугает? Не бойся, тебя никто не обидит.
Но он боялся. Он был уверен, что кто-нибудь обязательно позавидует его цветам и сорвет их раньше, чем шмели опылят их. Он ни с кем не разговаривал, и потому никто никогда не слышал, какой у него голос. Поговорить ему хотелось, хотелось рассказать о себе и с кем-нибудь подружиться. Но ему было страшно: — услышит Орешник его голос и скажет всем:
— У него ничего нет своего. Он живет моими соками.
И станет стыдно, захочется поскорее уйти под землю. И потому он молчал. Пусть лучше думают, что он такой неразговорчивый, чем вдруг узнают все, что он не сам добывает себе пищу, а кормится соками Орешника.
Поглядывая по сторонам, он слушал, как ползают по его цветам шмели, опыляют их. Радовался: созреют у него семена, рассеет он их вокруг и уйдет под землю, и опять будет самим собой.
И было всегда так: созревали семена, разбрасывал он их и переставал быть видимым. Цветы смотрели туда, где он только что стоял, спрашивали друг у друга :
— Где он? Куда он мог деться?
А он в это время присасывался к корню Орешника еще одной присоской, втягивал в себя новый глоток его соков, говорил:
— Ив темноте жить можно.
Недавно он умер. Но в орешнике остались и живут у чужих корней его дети. Когда они появляются весной, все глядят на них и удивляются:
— Почему они такие бледные?
И спрашивают друг у друга:
— Почему они всегда молчат?