Горицвет - Братья Бондаренко

Вылезла из дупла, смотрит и никак понять не может, что с лесом случилось: не такой он стал за ночь. Когда засыпала она, он был желтый весь, а сейчас вон зеленеть собирается. И птиц вчера вечером не было, на юг они улетели, а сейчас вон поют. И снега

никакого не было, когда она спать ложилась, а сейчас вон кое-где белеется в чаще. А прошла всего одна ночь.

И другого никак не могла понять Лягушка: зачем она в лесу оказалась? Ее место на озере. Помнится, зачем-то шла она в лес, а зачем — забыла. Ну и ночь же выдалась странная какая-то: все перепутала, не понять что к чему.

Так & не вспомнила Лягушка, зачем она в лес пришла.

   — Ладно, — говорит, — потом вспомню.

И вернулась' к себе на озеро. И опять все лето лежала на листе кувшинки и говорила всем:

   — Смотрите на меня: вот кувшинка, а вот —я.

Жарко станет, искупается и опять лежит. А деревья завидуют ей:

   — Хорошо на озере жить: когда хочешь, тогда и купаешься.

И так было все лето. А как прижали опять морозы воду в озере, вспомнила Лягушка, зачем она в лес ходила : чтобы сказать деревьям, что и в озере не всегда жить хорошо.

   — Пойду скажу все-таки, — решила она и пошла.

А что у нее за шаг, сами знаете. Пока допрыгала,

вечер наступил, а вечером кто ж разговаривает в лесу? Вечером в.лесу все спят.

«Я им завтра скажу», — подумала Лягушка, забралась под ворох опавших листьев, пригрелась, уснула.

И опять, как и в прошлый раз, что-то выло в лесу, потом что-то шуршало, потом что-то булькало, текло. Птицы запели, и Лягушка проснулась.

Смотрит вокруг и опять ничего не понимает: зачем она в лесу? Ее же место на озере. И что с лесом сталось: то поблекший был, желтый весь, а то уже зеленеть начинает. А прошла всего одна ночь.

— Ну и ночи в лесу, — сказала Лягушка и попрыгала к себе на озеро.

Так и на этот раз не вспомнила она, зачем в лес приходила.

МЕШОЧНИЦА

Жила у себя в домике бабочка, звали ее Мешочница. Крыльев у нее не было, да она и не жалела об этом.

— А зачем мне крылья? — говорила она. — Крылья нужны тем бабочкам, у которых нет своего угла. Негде им жить, вот они и порхают с цветка на цветок. А у меня есть домик...

Она очень гордилась, что у нее есть дом. Правда, с улицы он был не особенно красивым: чехольчик из паутины, да еще утыкан стебельками, щепочками. Зато внутри это был настоящий дворец: стены обтянуты шелком, атласом... Живи да радуйся.

И бабочка радовалась:

   — Ни у кого нет больше такого домика...

Прилетали женихи к ней. Была она молоденькой,

и они звали ее:

   — Идем попорхаем над лугом.

   — Как же я пойду? — говорила она. — Я вылезу, а кто-нибудь займет Мой домик.

Женихи улетали, прилетали опять. Сидели возле нее, рассказывали о небе. Она слушала, поддакивала:

   — Да, в небе, конечно, хорошо, но у меня в домике лучше, спокойнее.

Й за всю жизнь ни разу не покинула своего домика. Даже замуж вышла, не выходя из него. Да только муж не стал долго жить с нею. Посидел немножко возле нее и улетел.

   — Скучно у тебя, — говорит.

И осталась Мешочница совсем одна. Нанесла горку яичек и умерла. А домик детям оставила: им пригодится.

Неточно, пригодился ее домик детям. Выклюнулись они из яичек и тут же стали домик матери делить.

Разделили. Кому щепочка досталась, кому прутик. Иззубрили они их, измельчили. Склеили себе мешочки, обтянули внутри шелком и стали жить.

Летом спали и ели. Зимой только спали. А весной из одних мешочков вылезли маленькие темные бабочки, а из других никто не вылез. Только высунулись головки бабочек-мешочниц, осмотрелись, сказали:

   — У нас есть домики. Зачем нам вылезать?

И остались сидеть в мешочках, в мать пошли. А те, темные, с крылышками, — в отца удались. Летали они над. лугом, уговаривали мешочниц:

   — Пойдемте полетаем...

Присаживались к ним. Рассказывали о небе. Слушали их мешочницы и поддакивали:

   — Да, в небе хорошо. Но дома все-таки лучше.

И не вылезали из своих домиков.

И не росли у них крылья. Бескрылыми были бабочки.

ПОЧЕМУ ГУБАН МОЛЧАЛ

Сошлись в море четыре рыбы, четыре отца — Губан, Колюшка, Морской Конек и Куртус — и ну хвастать, кто из них как за мальками ухаживает, кто как им расти помогает.

Колюшка сказал:

   — Я не то что некоторые рыбы: вымечут икру и больше заботы никакой не знают, сами собой их мальки растут. Я своих ребят по морю не пускаю. Я для них гнездо строю. Я своих ребят в гнезде выращиваю. А ты, Губан, как?

   — Уууу, — прогудел Губан и больше ни звука.

Тогда заговорил Куртус. Выдвинулся вперед, лоб свой показал всем, спросил:

   — Видите этот крючок на лбу у меня? Думаете,

для чего он? Не отгадаете. Я своих ребят на лбу. у себя выращиваю. Намечет жена икру гроздьями, подхвачу я их на свой крючок и ношу, пока мои ребята из икринок не выклюнутся и мальками не станут... А ты, Губан, как?

   — Уууу, — прогудел Губан и больше опять ни звука.

Заговорил тогда Конек Морской. Встал перед всеми ,и говорит:

   — А я похитрее вас придумал. Видите, у меня сумка на животе, как у кенгуру? Насыплет в нее жена икринок, и ношу я их в сумке, пока из них маленькие морские конечки не появятся. Выпущу я их тогда в море, скажу: «Плывите на все четыре стороны, вы уж рыбки...» А ты, Губан, как?

   — УУУУ» — прогудел Губан и больше опять ни звука.

   — Ясно, — сказал толстолобый Куртус, — нечего тебе сказать нам, потому ты и молчишь. Не ухаживаешь, значит, ты за своими ребятами, а признаться не смеешь. Пошли от него, братцы.

И уплыли Колюшка, Куртус и Морской Конек от Губана, оставили его одного посреди моря. Глядел он им вслед и гудел печально:

   — Ууууу.

А дня через три открыл рот и выплыли из него крошечные губанчики. Выплыли и заговорил Губан:

— Эх, — говорит, — жаль, нет сейчас рядом со мной Куртуса, Конька и Колющий, они увидели бы тогда, ухаживаю я за своими мальками или нет. Да я своих ребят во рту вынашиваю, эх!

ХВАСТЛИВЫЙ МЫШОНОК

Подросли в норке у мышки мышата. Вывела их Мышка наружу. Усадила в кружок, говорит:

   — Пора вам своими норками обзаводиться.

И стала объяснять, где и как лучше всего норку рыть. Приоткрыли мышата рты, слушают ее. А один Мышонок слушать Мышку не стал.

   — Меня учить, — говорит, — нечего. Я уже большой. Сам разберусь что к чему.

Попрощался с Мышкой и побежал по лесу. Бежит смотрит: Багульник у болота стоит, белой кистью цветов покачивает. Понравилось Мышонку место.

   — Здесь я и буду жить, — решил он и быстро начал рыть норку. Хорошая у него норка получилась. С разным ходами и выходами. С тепленькой спальней и чистенькой столовой.

   — Для себя старался, — сказал Мышонок и стряхнул с серенькой курточки земляные крошки.

День к этому времени склонился к вечеру. Лес стали окутывать голубоватые сумерки. Решил Мышонок :

   — До утра посплю, а утром найду себе в лесу мышку по характеру, женюсь на ней, и будут у нас с ней мышата. Много, мышат, целая норка — четыре дочки и один сынок.

Но как Мышонок ни старался, уснуть не смог: в нору снаружи тек какой-то тяжелый, одуряющий запах, кружил голову.

   — Что бы это могло быть? — спросил у самого себя Мышонок и вылез наверх подышать свежим воздухом. Была ночь. Багульник покачивал, как фонарем, белой кистью цветов, предупреждал: будьте осторожны, дальше — болото.

   — Это ты так дурно пахнешь? — спросил у него Мышонок.

Багульник посмотрел на него сверху вниз, ответил:

   — Я не знаю, что такое пахнуть. Я просто дышу. Стою и дышу. И еще предупреждаю, что дальше нельзя идти — там болото.

   — Это понятно. Но болото тут ни при чем. Больно дух у тебя нехороший, вот что, — сказал Мышонок и возвратился в норку.

Но уснуть он так и не смог. Проворочался до зари, а на рассвете ушел прочь от своей хорошенькой норки.

   — Нельзя в ней жить: и сам задохнешься, и невесту загубишь.

Уходя, сказал Мышонок Багульнику:

   — Эх ты, все ты мне испортйл.

И ушел, а Багульник у болота остался. Стоял он и думал: «За что он обиделся на меня? Неужели ему мать не сказала, что со мной рядом мышам жить нельзя. А может, он сирота?»

И глядя как, уверенно раздвигая грудью траву, уходит Мышонок, сказал Багульник:

— Ну конечно, сирота. Это же по всему видно. Бедный Мышонок: вырос, а поучить его некому. Сам до всего доходит, бедный.

ПОДВЕЛА БЕРЕЗА ТЕТЕРЕВА

Выбрал себе осенью Тетерев в роще березу пораскидистее и остался зимовать. Пока тепло было, на дереве спал. Наклюется березовых почек и спит себе, красными бровями во сне пошевеливает. А выпал снег — в снегу стал ночевки устраивать. Зароется с вечера и спит до утра. Одно крылышко под бок — перина мягкая, другим крылышком укрылся — одеяльце теплое. Спи, пока не проснешься.