Таинства Египта. Обряды, традиции, ритуалы - Льюис Спенс

– в данном вопросе не стоит ждать помощи от одних лишь научных теорий. Высшее понимание (то, что иногда весьма грубо называют «странностью») одно лишь и может помочь нам в поиске истины, и то при помощи духовных аналогов;

– таинства частично были драматически выраженным символизмом или магией внутреннего стремления к соединению с богом или растворение в нем;

– египетская идея души была вначале представлена в образе полуматериального Ка, а позже – в образе исключительно духовного Ба;

– помимо этого, египтяне верили в идею переселения душ, которая весьма отличалась от индуистской или буддийской идеи. Египетская концепция заключалась в том, что душа должна была избежать зла, а сделать это можно было лишь путем посвящения в таинства. По всей вероятности, эта идея находила свое драматическое воплощение, что волшебным образом делало метемпсихоз излишним. Об этом свидетельствуют отрывки из Книги мертвых и греческих таинств;

– падение и возвышение души также нашли свое отражение в таинствах, о чем свидетельствуют греческие и римские религиозные практики. Последние включали в себя встречу с образом бога (видения);

– солнце и луна имели для неофита как символическое, так и физическое значение;

– падение человека также запечатлено в таинствах;

– падение души, вероятно, было связано с идеей миграции душ;

– Саллюстий говорил, что «целью всех мистических обрядов было соединение нас с миром богов». То есть они являлись мостом между смертными и богами;

– мыслительный процесс, сопутствующий обрядам таинств, был гораздо важнее самих обрядов;

– возрождение – и символическое, и психическое – было неотделимо от процесса соединения с богом.

И наконец: каким образом все эти работы о египетских таинствах, упомянутые во второй и третьей главах, сказались на теориях, которые мы выдвигали или цитировали здесь? Все они сходятся в следующем:

– знание о Высшем Разуме было целью египетских таинств. Но их философия была спрятана за завесой аллегории, и тем не менее они были призваны сформировать истинное представление о природе божественного;

– их символизм, как говорит Иамблих, – духовной природы;

– их неофиты жаждали соединения с богом;

– человек падал психически, а «более смертная форма» его души была воплощена в полуматериальном Ка;

– свобода от уз материального могла быть достигнута только путем «научного познания богов».

У нас, конечно, нет доказательств того, что таинства, о которых говорит Плутарх, были предназначены, как он считает, для того, чтобы «сохранить значение ценных эпизодов истории». Однако это доказательство может заключаться в аналогии между таинствами и древними обрядами других народов, которые пересказывают истории из жизни богов. Вместо мифа об Осирисе и Исиде в других системах таинств имеются похожие простые истории, и они, вероятно, имеют подобное же происхождение. Столь же вероятно, что такие истории представляли в аллегорической форме явления природы. При этом Плутарх замечает, что история, связанная с вполне реальными личностями, и мифы о природе часто тесно переплетались.

Глава 7

ТАИНСТВА ДРУГИХ СТРАН

Вопрос о существовании таинств в других странах очень важен для изучающих оккультизм и магию. Дело не только в том, что такие таинства иллюстрируют возможное египетское происхождение этих обрядов и церемоний. Они также фиксируют аналогичные обстоятельства, которые могут пролить свет на египетский мистицизм и тайные практики. Почти во всех частях света мы находим примеры существования мистико-религиозных обществ, которые по своему характеру так сходны, что их общее происхождение не может оспариваться. В Греции, Африке, Австралии, Америке эти тайные общества настолько процветали, что было бы глупо и абсолютно ненаучно не связать их с каким-то общим источником.

Эту связь я уже проследил в главе, которая касается источника таинств. Остается лишь описать те вне египетские системы, которые, наиболее вероятно, могут помочь в понимании египетской школы. Работы Фукара и Море достаточно ясно показывают, что греки почерпнули идею элевсинских таинств и таинств культа Диониса из Египта, хотя Джевонс и Фарнелл сходятся во мнении, что это произошло посредством западноазиатских верований. Однако г-н Фукар все же восхитительно доказал, что Де-метра из элевсинских таинств – это эллинизированная Исида[13].

Связь между Египтом и древней Элладой доказана надписями на памятниках XVIII династии, которые свидетельствуют о том, что в XVI веке до н. э. и позже чиновники царя Тутмоса III и его преемников часто посещали острова Эгейского моря. Поклонение Деметре, возможно, имело чисто эллинское происхождение, но оно приобрело ту же окраску, что и поклонение Исиде, и примерно в VI веке до н. э. безусловно впитало в себя все идеи культов Исиды и Осириса. Мое перо говорит, что «нет необходимости быть египтологом, чтобы узнать Исиду в богине, носящей греческие одежды, покровительнице плодородной земли, урожая и хлеба, которая награждает своих последователей той же судьбой, какую она обеспечила своему мужу Осирису и которая ведет их к сияющему раю через ужасы тьмы, ожидающей их за границей жизни».

Откровения, приготовленные для посвящаемого в элевсинские таинства, были доступны для всех, кого сочли достойным, и состояли в традиционных обрядовых откровениях о жизни и за ее гранью. Они включали в себя элементы драмы, раскрывающей тайны священных предметов и некоторые формулы заклинаний. Разыгрываемая драма включала изнасилование Коры, или Персефоны (римская Прозерпина), Аидом, богом Подземного царства, горе ее матери Деметры, ее странствия в поисках дочери, ее союз с Целевсом и рождение Евбола и способ, которым Триптолем родил свою сводную сестру Кору. В следующих сценах иерофант и жрицы Деметры разыгрывали свадьбу Зевса и Деметры и демонстрировали зрителям конечный результат – раскрытое ножом зерно, продукт земли и неба. Эти сцены разыгрывались в священном потаенном месте, под сводами храма. Декораций было очень мало, а каких-то сложных механизмов вообще не использовалось.

«Молчание ночи, – говорит этот знаток таинств, – изменения света и тени, волшебный голос сакрального глашатая, пышные одежды жрецов и иерофантов, участвующих в торжественной процедуре, пение хора – то жалобное, то торжественно-радостное – оказывали огромное влияние на чувства и воображение. Сердце, уже взволнованное подготовкой к инициации, уносилось на крыльях впечатления, произведенного таинствами, в священные пределы. Обещания и полупризнания наставника, которому было поручено подготовить новичка к инициации, уход в афинский Элевсин, пост, регулярные обряды очищения и жертвоприношения, шествия с песнями и танцами из Афин в Элевсин, выкрики «Iacchos!» (то есть Иакх, или Дионис. – Ред.), прибытие священного огня в город и, самое главное, нетерпеливое ожидание откровения и всегдашняя склонность человека к сильным эмоциям.

И когда наконец жрец раскрывал ему заветные двери в непознанное, разве мог он не чувствовать себя ближе к богам, как будто ему дозволено лицом к лицу увидеться с богами».

Тео из Смирны весьма убедительно доказывает, что существовало пять этапов посвящения в элевсинские таинства. «Первый из них – это предварительное очищение, потому что никогда мистическое и тайное не доверяется всем, кто хочет прикоснуться к нему; однако есть некоторые, которым голос ведущего не дает продолжить инициацию, – это люди с грязными руками и невыразительным голосом. Ведь необходимо, чтобы все допущенные к инициации прошли через ритуал очищения, после чего обрядовая часть таинства продолжается. Третий этап называется проверкой. А четвертый этап, который является завершением и целью проверки, заключается в возложении короны на голову инициируемого. Посредством этого инициируемый мог получить возможность делиться с другими своим знанием о священных обрядах, в которые он был посвящен. После этого он становился «факелоносцем» или толкователем таинств или поддерживал нормальное функционирование одного из священных мест. Но пятый этап, следующий из всех вышеперечисленных, – это этап дружбы с божеством и наслаждение от общения с ним». С этим сходна традиция политических споров, которым предшествует некое ощущение или упражнение в соответствующих математических дисциплинах с ранней юности. Именно поэтому Эмпедокл утверждает, что необходимо очиститься от грязных мыслей, нарисовав пять фонтанов с веслом из нерастворимой латуни; однако, согласно Платону, очищение может быть лишь результатом пяти математических дисциплин: арифметики, геометрии, стереометрии, музыки и астрономии. При этом философская традиция доказательства теорем – логических, политических и физических – аналогична инициации. Но он (то есть Платон) называет проверкой испытание на подлинность – людей и идей. Он считает обвязывание головы, или коронацию, символом силы, которую получает человек от его наставников, силы, которая дает ему возможность вести других к вершинам познания. А пятый этап – это чистая и высшая радость и, по Платону, «ассимиляция в божественном настолько, насколько это подвластно человеку».