Замок на Воробьевых горах - Евгения Грановская

– Что было потом?

Антип пожал плечами:

– Да ничего. Стас Малевич и Жиров стали смеяться. Эдик Граубергер, уходя, обозвал нас идиотами. А Витька Бронников сказал, что было забавно, но если мы еще раз попытаемся сделать из него дурака, он вышвырнет нас в окно.

– А вы действительно все это подстроили? – осведомилась Мария.

Он опустил взгляд и уставился на носки давно не чищенных туфель.

– Лично я ничего не делал. А что касается Насти… Ее расспросить уже нельзя. Простите, но мне все же пора идти.

Антип попрощался и двинулся к двери. Мария его не задерживала.

2

В холле ГЗ Варламова увидела большой портрет Насти Горбуновой, перевязанный черной лентой.

Под ним, на журнальном столике, стояла большая фарфоровая ваза с цветами. Больше всего почему-то белоснежных кал. Их упругие белые чаши были похожи на уши, настороженно вслушивающиеся во все, что происходит вокруг.

– Думаю, это самоубийство, – услышала Мария за спиной звонкий девичий голос.

– Да, – отозвался второй, – скорей всего.

Мария оглянулась. В паре шагов от нее стояли две девушки.

– Вы ее знали? – спросила их Мария.

Девушки окинули ее любопытными взглядами.

– Да, – ответила одна из них.

– Она правда была сумасшедшей?

Девушки усмехнулись.

– Настя тусовалась с готами, а у них у всех крыша не на месте, – сказала вторая. – Они все помешались на смерти.

Варламова повернулась и заковыляла прочь от портрета, постукивая тростью о мраморный пол. За спиной у нее послышался громкий шепот.

– Кто это?

– Не знаю. Но судя по виду – ее мамочка.

– Или бабушка.

Девушки захихикали. Мария стиснула зубы и ускорила ход.

На кафедре был один Завадский. Увидев Марию, он нахмурился. Затем встал, выдвинул для нее стул, подождал, пока она сядет, а потом сел сам, держась очень прямо.

– Как вам у нас? – поинтересовался завкафедрой.

– Нормально, – ответила Мария, не желая вдаваться в подробности.

Завадский помолчал, уставившись взглядом в стол.

– Мария Степановна, вы, конечно, уже слышали о погибшей девушке?

– Да.

– Ужасная смерть. Впрочем, любая смерть ужасна.

Он вынул из кармана пиджака маленькую жестяную коробочку, открыл ее, достал леденец и бросил в рот.

– Бросаю курить, – объяснил Завадский, перехватив удивленный взгляд Марии. Затем хрустнул леденцом и спросил: – Я слышал, вы решили ставить «Гамлета»?

Мария кивнула:

– Да. Мы уже начали репетиции.

– По-моему, глупая затея. Зачем отвлекать ребят от учебы?

– Постановка – ее часть. Вы ведь сами хотели, чтобы они попытались осмыслить иной стиль мышления. То, что творится в мозгах у Гамлета, должно заинтересовать их.

– Вряд ли их заинтересует сумасшедший, которого гложут бесконечные сомнения. Они для этого слишком большие рационалисты. Говорят, вы уже подружились кое с кем из ребят.

– Я бы не назвала наши отношения дружбой.

Завадский кивнул в знак того, что понимает, о чем она говорит.

– Мария Степановна, у меня к вам просьба. Пожалуйста, не пудрите ребятам мозги рассказами о мертвецах и призраках. Они сейчас в самом начале пути. Разум молодого человека нестоек и податлив.

– Вы хотели сказать: открыт всему новому?

Завадский отрицательно качнул головой.

– Нет. Именно нестоек. И не нужно подвергать его… ну, скажем так: различного рода искушениям. Ребята выбрали для себя путь науки. Мне бы не хотелось, чтобы они сворачивали с этого пути. Я заведующий кафедрой и чувствую ответственность за судьбу каждого из них. Исходя из всего вышесказанного.

Мария вздохнула.

– Вы упертый традиционалист и консерватор.

– Да. Я традиционалист и консерватор. И скажу прямо: я не хочу, чтобы вы проводили со студентами больше времени, чем того требует учебный план.

– Максим Сергеевич, я не собираюсь с вами ссориться. И не собираюсь обсуждать с вами тему неформальных отношений между преподавателями и студентами. Уверена, что вам этого тоже не хочется.

Завадский нахмурился. Марии показалось, что на его смуглых скулах проступил легкий румянец.

– Странный у нас с вами разговор, – хрипло проговорил он и отвел взгляд.

Мария подумала, что Завадский похож на усталого пожилого льва, попавшего в ловушку и не знающего, как теперь из нее выпутаться.

– Ладно, – сказал он, вздохнув. – Не знаю, зачем я затеял этот разговор. На фоне произошедших событий он совершенно неуместен.

В кармане у Завадского зазвонил мобильный телефон. Завадский достал трубку, мельком глянул на дисплей и приложил ее к уху:

– Слушаю вас.

Мария встала из-за стола и, тяжело опираясь на трость (почему-то под его взглядом она особо остро почувствовала свою ущербность), двинулась к двери.

Выходя, она столкнулась с Викой Филоновой, которая входила на кафедру.

– Здравствуйте, Мария Степановна, – поприветствовала та, почему-то отведя взгляд.

– Здравствуй. Хотя мы уже, кажется, здоровались.

– Ах да… – Вика воззрилась на Завадского. – Максим Сергеевич, можно?

Завадский прикрыл телефон ладонью и спросил:

– У тебя что-то срочное?

– Да, – отозвалась Вика.

– Хорошо, входи.

Как только дверь за Марией закрылась, Вика Филонова прошла к столу, обошла стул, на котором сидел Завадский, и, встав у заведующего кафедрой за спиной, положила руки ему на плечи.

Завадский нахмурился и строго сказал:

– Убери руки.

– Почему? – удивилась Вика.

– Кто-нибудь может войти и увидеть.

Вика нехотя убрала руки, отошла от мужчины и села на стул, на котором минуту назад сидела Варламова.

– Ты кому-нибудь рассказывала о наших отношениях? – спросил Завадский, стараясь не смотреть Вике в глаза.

– Что вы, Максим Сергеевич! Конечно, нет. Кстати, я зашла не просто так. У меня есть важная новость. Но теперь даже не знаю, как поступить… Вдруг эта новость тебя убьет?

– Что за чушь?

Вика надула губки и пожала плечами:

– В последнее время ты стал таким нервным.

– Прекрати говорить загадками и скажи, в чем дело.

Вика опустила взгляд в стол и провела пальчиком по блестящей полировке.

– А ты не будешь рычать и швыряться в меня книгами? – поинтересовалась девушка.

– Нет.

– Ну, тогда скажу. – Она подняла на Завадского взгляд и проговорила совершенно спокойным голосом: – Дело в том, что я беременна.

Лицо Завадского окаменело.

– Что?

– Я беременна. От тебя.

Завадский сдвинул брови. Взгляд его выражал полную растерянность.

– Беременна… – эхом произнес он, словно надеялся, что от повторения смысл слова каким-то образом изменится. – Какой срок?

– Недели две.

Завадский облегченно вздохнул.