Без покаяния. Книга первая - Эстер Росмэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мэджин, ты что, хочешь это оставить? Ты действительно хочешь обзавестись бэби?
Она не поверила своим ушам: неужели он сказал это?..
— А чего бы ты хотел? Чтобы я сделала аборт?
Он не ответил. После нескольких минут молчания глаза ее сузились.
— Нет, не могу поверить, что это ты спросил. Я серьезно отношусь к религии. Не знаю, как ты, а я не стану уничтожать собственного ребенка.
Новые интонации ее голоса, вообще нечто новое в ней, чего раньше он не замечал, подавляли его.
— Я бы тоже не стал… — пробормотал он. — Но… Бог мой!..
Какое-то время она сидела словно окаменев. Потом спросила:
— Харрисон! Объясни мне… Когда ты обращаешься ко всем людям…
— Да! Да, Мэджин! Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но эта история погубит меня…
— О чем мы говорим? Разве мы говорим не о нашем ребенке? Не о человеческом существе?
Харрисон снова запустил пальцы в свою шевелюру, в эту соль с перцем, что-то бормоча себе под нос. Мэджин заплакала. Ему стало плохо, он даже почувствовал тошноту.
— Перестань, Мэджин, не плачь, прошу тебя.
Она посмотрела на него с презрением.
— Ты переживаешь из-за своих избирателей? — спросила она. — Тебя волнует, что подумают люди?
— Иисусе! Мэджин!.. Конечно, я думаю и об этом. А ты совсем этого не учитываешь?
— Боже мой! И зачем только я полюбила этого человека?
Харрисон растерялся и даже не понял, польстило ли ему сказанное ею или обидело. Сознание его все еще металось между яростью и угрызениями совести. Он встряхнул головой и уставился в пустое небо.
— А как насчет Эвелин? — спросила она спустя минуту.
— Прошу тебя, давай не будем говорить еще и об этом. И без того достаточно огорчений.
— Хорошо, но как будет с нами? Случившееся что-нибудь переменит?
В последние месяцы он позволил их отношениям зайти слишком далеко и обрести некую двусмысленность. Однажды в момент страсти он заговорил о возможности их брака. Мэджин вцепилась в эту мысль так крепко, как может только женщина.
— Думаю, переменит, — сказал он мрачно. — Раз уж ты беременна, что Эвелин может с этим поделать?
Она пристально посмотрела на него, не совсем понимая сказанное.
— Но чего от нее ждать? Она даст тебе развод? Ведь вопрос в том, будет ли наш ребенок законнорожденным.
Харрисон жестко посмотрел на нее.
— Этот вопрос решать слишком поздно. Он уже бастард.
— Ты хочешь сказать, что так назовут его твои избиратели, да? — Ее голос был напряжен и высок.
— Ох, Мэджин, не нагнетай страсти. Это не поможет нам распутать ситуацию. Я понимаю, ты огорчена. Но и я ведь тоже. Я должен подумать… Я не могу так вот сразу на что-то решиться. — Он взял ее за руку. — Не расстраивайся, Мэджин. Пожалуйста. Обещаю тебе, все у нас будет хорошо. Я постараюсь придумать что-нибудь, чтобы никто не страдал. — И он поцеловал ее в щеку.
У Мэджин перехватило дыхание. Она уловила в его голосе какие-то совсем неизвестные ей интонации. Харрисон всегда был первым и главным в их отношениях. И никогда не пытался скрывать, что свои желания считает самым важным. Но теперь его тон несколько поутих, в нем появилось даже нечто вроде угодливости. И хотя он поцеловал ее, она чувствовала, как он отдалился.
Этого она и боялась, боялась потерять его. До сегодняшнего дня она почти уже и не сомневалась в том, что так и будет. Харрисон, сколько она его помнит, всегда был слишком занят своей персоной. Основная его забота — карьера. Уж ей ли не знать. Но он любил ее… Любил? Теперь и это под вопросом. Она всхлипнула и сказала:
— Если кого-то и осуждать, то меня, я думаю. Как это я так прозевала…
— Перестань, Мэджин. Давай не будем искать виновных и упрекать друг друга и себя. Мы с тобой обсудим все это спокойно, но не сейчас. — Он взглянул на свой «роллекс». — А сейчас мне пора возвращаться. Я ведь говорил, мне еще предстоит встретиться с Томми.
Его голос теперь стал спокойным, даже бесстрастным. Мэджин это не понравилось. Уж лучше бы он сердился. Слезы наполнили ее глаза, когда он коснулся ее щеки.
Харрисон окинул всю ее взглядом. Мэджин было тридцать четыре года, осенняя, можно сказать, пора для деторождения. Зрелая, великолепная, женственная. Сколько раз в момент соития он воображал, что оплодотворяет ее. Сколько раз, лаская ее груди, он страстно желал видеть их наполненными материнским молоком… Он коснулся ее волос.
— Когда это получилось, Мэджин?
— Думаю, когда мы были у тебя, на Восточном побережье, в начале июля.
Он хорошо помнил тот уик-энд. Это было незадолго до их с Эвелин двадцатипятилетнего юбилея, который они решили отметить на Бермудах. Конечно, это нелепая авантюра, пригласить любовницу в свое родовое гнездо. Мэджин не понимала, какое удовольствие он находит в подобном нарушении этических норм. Она приняла это как подтверждение его чувств к ней, уж такой он нашел способ объяснения в любви. Но, по правде сказать, совсем иного объяснения ждала от него.
В тот уик-энд он снова, как уже и было несколько раз, решил, что не любит Эвелин. Он сказал об этом импульсивно, однако все же сказал. Он хотел, чтобы Мэджин знала, как она привлекает его к себе своей женской магией. С ней он забывал обо всем на свете.
Умом он и в те минуты понимал, что в общем и целом это с его стороны непростительная ошибка, ибо, если он утратит осторожность, карьера его полетит ко всем чертям. И что у него тогда останется? Женщина, которая способна возбудить его одним прикосновением и даже взглядом? И бывшая жена, которую он все еще любит, но в каком-то искаженном смысле…
— Знаешь, дорогая, я должен идти, — сказал сенатор, вставая. Он знал, что ему просто необходимо сейчас уйти и все хорошенько обдумать. — Я еще никогда в жизни не занимался так долго зарядкой. Эвелин сразу же что-то учует, ей одного взгляда достаточно. У нее такой нюх…
Она тоже встала. Харрисон осмотрел ее сверху донизу. Как прекрасна, великолепна, восхитительна эта женщина!
Он взял ее за руки. Она была очень грустной, а ему это не нравилось. Мэджин всегда выглядела такой счастливой, такой полной жизни. А сейчас она кажется какой-то беспомощной, легко уязвимой. Впрочем, и в этом тоже есть нечто сексуальное. Неожиданно он почувствовал возбуждение и сквозь все одежды увидел ее наготу.
Какая злая ирония, подумал он. Женщина только что сказала ему о своей беременности, вся его карьера под угрозой краха, а он-то… Будто он прыщавый, сексуально озабоченный подросток, честное слово, а не сенатор Соединенных Штатов. Боже!
— Прости, что я оставляю тебя в такую минуту, — сказал он. — Но мне действительно пора идти.