Тульский край глазами очевидцев. Выпуск 2 - Александр Лепехин

Публичная Больница на иждивении Приказа. Хворые содержатся в ней довольно хорошо: они ни чем не нуждаются; всякой у своей кровати имеет стол и нужную ручную посуду; воздух меняется ежечасно верхними отдушниками; при всем том жаль, что всякаго рода недужные лечатся и лежат вместе с самыми даже прилипчивыми и гнилыми болезнями. Недостаток места и способов – тому главная причина. Хочется иметь всё, а средства ограничены. Все наши подобныя учреждения так еще новы, что их можно назвать образчиком только филантропии. Под одной крышой 4 номера для безумных; они не пусты. Я не знаю ни чего жалчея безумия кроткаго. Мятежное изступление ума, что мы зовем бешенством, тяжело для взора, но жалко. Несколько инвалидов доживают век свой в прикосновенном Флигеле и благодарят Бога: сыты, одеты, тепло: вот богатство старости! При входе на дверях нарисован солдат с ружьем. Один из них мне сказал: «Это был мой портрет: он очень похож!» – «Верно, отвечал я, также был храбр и ты, как он изображен.» Старик улыбнулся; приветствие мое ему полюбилось. Он, конечно, аппетитно поужинал. На кого самолюбие не действует? Все это очень хорошо; но какая разница между здешним инвалидным домишком и Владимирским? Там дворец для солдат.

За заставой по Киевской дороге выстроен купечеством Дом для неизлечимых: так его зовут; но приличнее бы было его назвать просто богадельнею. Как же не погоняться за отборным названием! Сходно ли оно с вещью, или нет, до того какое дело! Тут ни одного нет не излечимаго, а собрана смесь всякаго рода и пола людей, очень излечимых и даже здоровых, но старых и ни в какое употребление негодных. Все они хорошо содержатся. Я видел старика в этой компании 105 лет: он помнит подымовную перепись. Любопытный человек! Загадка для медиков! Кроме ног, кои часто ему изменяют, всем бодр и крепок; все чувства еще у него сохранились; он ест и спит прекрасно. Хотя он, попавши из купцов в солдаты, следовательно, из роскоши в нужду, конечно, вытерпел много всякаго безпокойства и изнурения, и при том вел жизнь невоздержную, однако он еще теперь здоровье многих молодых людей, коим аптека посылает всякой день свой куверт.

По общей молве, здесь очень славится тюрьма, построенная во время М.Н. Кречетникова. Я любопытствовал ее видеть – и нашел весьма обыкновенной. Вся ея выгода преимущественная пред многими другими городами есть та, что она обнесена каменной стеной, или, что называется обыкновенно, острогом. Время его разрушило почти совершенно: целыя стенки деревянныя введены уже в эту ограду, которая близка со всех сторон к разрушению; но преступники могут, по крайней мере, выходить вон из избы, дышать свежим воздухом, без страха для стражи, чтоб кто либо из них ушел. Вот существенное благотворение для заключенных! Кому не нужен, кому не сладостен, воздух и вид небес? Не везде пользуются узники сим наслаждением. Но чего не могли сделать к общей пользе в свое время Господа Генерал-губернаторы? Была бы добрая воля: средства у них были на все под руками.

Присутственныя Места помещаются в двух больших корпусах. Старое каменное строение без всякой красы! Я внутрь не ходил. Губернатор имел дом каменный казенный, но потом он обратился в Семинарию, и начальник города с тех пор живет в собственном в своем доме. Я не видал Семинарии, по тому что Амвросий, тутошний Епископ, отозвался мне, что в ней нет ни чего любопытнаго. Архиерей здешний человек умный и просвещенный, сотоварищ известнаго Владимира в школе, соревнователь ему в проповедях. (В свете Василий Третьяков, учитель Французскаго и Немецкаго языков в Московской Академии с 1795 г. Проповедник; 1798 Префект; 1799 Ректор ея; уволен 1801 по болезни и скончался 1812 года. О.Б.) Жаль, что близко, видно, потерся около Мартинистов, слишком нанюхался их ладону; часто твердит о ниспадшем человеке, о внутренней церкви; весь их дух и беседа, Всем сердцем желаю быть в ошибке; ибо дарования его, впрочем, имеют приятную сторону.

Собор старинный, но шире и светлее многих, ему подобных, окошки более дают света; столпы менее стеснены. Для проповедников построена кафедра – предмет соревнования для Духовных Училищ.

Гостиный двор, или ряды – древней Готической архитектуры. В таком виде бывали некогда лавки в, Москве. Время ли тогдашнее, или самое их расположение, нравилось. Но бывало в старых лавках пропасть денег и товару, а в нынешних новых прекрасныя с наружи колоннады, а внутри, – бедность и пустота. Хоть не запирай: вор ни чего не унесет!

Любя ученость, я зашёл в Гимназию. Говорить ли об ней? Жалко! Ни библиотеки, ни редкостей, ни учеников, ни учителей. Беда, естьли эта общая их картина! Денег казна тратит пропасть, а пользы на сотую долю издержек нет. В классе Французском Учитель меня взбесил. О! есть ли бы я показался в синем кафтане, который имею счастие и право носить по милости Московскаго Университета (Сочинитель воспитывался в Московском Университете сперва слушателем с 1777, а потом студентом 1778 по 1780 год; был членом ученых Обществ, при Университет состоявших тогда и почетным членом его самаго. О.Б.), нет сомнения, что мне какой нибудь мальчик проговорил бы речь, прочел стихи, сравнял бы меня, как водится, с Аполлоном, а Учитель, добившись выученных на изусть ответов на два или три, вопроса, обманул бы меня прекрасно, и я вышел бы доволен. Но я был во Фраке и не обращал на себя дельняго внимания. Мой Француз профессор диктовал рядовую строфу из учебной книжки, и при каждом слове, или двух словах, не требующих ни какой отделки от всего периода, безпрестанно, важным видом, кричал школьнику; «Tirеz, Tirez!» и за всяким воcклицанием смотрел на меня с этим снисхождением к самому себе, которое оказываем мы, когда думаем быть превосходны. На вопрос мой: «На что эти «Tirеz,» или, по Руски сказать, отточки?» он не умел дать инаго ответа, как: «Это нынешний вкус и красота слога.» О бедный школяр! подумал я, и отретировался. Как часто, под видом учения, портят у нас ребятишек.

Из частных строений в городе лучший дом и богатейший, есть ли по Фасаду можно судить и о кармане хозяина, принадлежит купцу Плохову. Он живет на Воронежской улице. Роскошь везде пустила свой корень.

Вокруг города и здесь, как во многих местах, протянута каменная стена или, по древнему названию, – крепость. М.Н. Кречетников хотел ее сломать. Екатерина, умевшая ценить остатки предков, повелела, напротив, ее поддержать и возобновить.

Виды ея исполнены, но худо: над старыми башнями поделаны бельведерцы деревянные и выкрашены под кирпичной цвет. Низко, не хорошо!

Довольно говорить о Туле; пора ехать далее. Но как при отъезде умолчать, что я здесь принят был очень ласково Начальником, который без всякой задержки все мне велел показать в городе, чего я ни пожелал. Расторопный и вежливый Полициймейстер провожал меня повсеместно; сверх того я здесь нашел стараго сослуживца. Поживши долго на свете, с кем два, три, раза не встретишься? Г.М. – человек хороший, добродушный; вспомнил, что я некогда был ему полезен, обласкал меня, всюду сопровождал и до мелких подробностей тешил мое любопытство. Спасибо добрым людям! Они драгоценны во всяком климате. Съехались с нами ещё и родственники; они нас встретили, и проводили. Счастлив путешественник, когда, сверх удовлетворительного для любопытства, находит еще удовольствие родства и приязни.

Выехали мы из Тулы 14 числа, отобедавши рано в своём трактире. Сегодня начальник завода давал пир, но я не мог в нём принять участия и видеть Тульскую публику: все мои минуты были разочтены. Я распрощался утром со всеми и поехал. Не знаю, весело ли живут в городе; по крайней мере, при мне не было ни какого съезда. Впрочем, в какой Губернии весело, особливо летом, когда все и из столиц бежит в деревню? Судя по движению народа в Туле, заключить можно, что она довольно многолюдна. С Киевской стороны в которую лежит нам путь, ни чего для виду примечательнаго, кроме пространства города. За заставой выстроена кладбищенская церковь странной архитектуры. Я с крайним сожалением оставлял Тулу не видав в ней самой замечательной части ея – полнаго действия оружейнаго завода, но подумал: Тула за горами, и утешился.

До предполагаемаго нами ночлега считалось 60 верст; мы проскакали их и расположились в вотчине К. С.С. Гагарина, по имени Сергиевское. Все еще ни лесу, ни воды; одна ветла в глаза кидается. Черноземъ, единственная отрада удрученнаго хлебопашца, зачала быть приметен. Не знаю, от недостатка ли в хлебе, или от того, что вся жатва здешних крестьян придается для приобретения других, не меньше нужных потребностей только я нигде не видал одоньев, сих благонадежных залогов крестьянской корысти. Долго обыватели жаловались на засуху. Пресвитеры молились о дожде, Бог услышал глас народа: хляби небесныя отверзлись, и нас в коляске в три приема такой оросил дожжик, что нитки сухой не осталось ни на ком. Между тем солнышко ушло в антиподы; небо покрылось облаками; стало темнеть; лошаденки наши пристали: экипажи остались назади; до глухой полночи не могли войти в жило. Неприятное положение! Мы зачинали уже клясть демона любопытства.