История из Касабланки - Фиона Валпи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько? – спрашиваю я мужчину. Он называет цену – несколько дирхамов, а затем с полки позади себя достает маленькую круглую коробочку, филигранный металл, состаренный вердигрисом.[23]
– Может быть, вас заинтересует это? – предлагает он, вставляет ключ в основание и поднимает откидную крышку. Нежные ноты колыбельной тихо звенят, завораживая Грейс. – Я могу дать вам хорошую цену за то и другое, если угодно.
Мы с ним оба понимаем, что он уже убедил меня купить эти изделия и сейчас у нас фактически просто обмен любезностями. Он заворачивает предметы в газету, и я складываю их в свою объемную сумку, наполненную всем, что необходимо младенцу.
Я благодарю его, но не спешу уходить. Здесь так много интересного! Столько вещей – реликвий тех дней, когда Жози и ее семья находились в этом городе! Глядя на самовар, который полирует лавочник, я представляю себе джинна, появляющегося из этого элегантного краника. Интересно, кому принадлежал самовар и как этот кто-то вообще смог перевезти его в Касу? Почему оставил?
Мужчина замечает мое нежелание покидать его магазин.
– Кажется, вас интересует прошлое? – спрашивает он. – Действительно, увлекательно проследить эту связь с историей, n’est-ce pas[24], мадам?
Я киваю, беру крючок для пуговиц с перламутровой ручкой и представляю, как женщина, похожая на мадам Дюваль, готовясь к посещению чайных танцев в отеле «Эксельсиор», использует его, чтобы застегнуть пару длинных перчаток.
– Возьмите, пожалуйста, мою визитку, – предлагает он и протягивает мне прямоугольную карточку из кремовой бумаги, на которой напечатан адрес магазина и имя его владельца – месье А. М. Хабиб. – Вы проездом в Касабланке или живете здесь?
Я улыбаюсь, потому что он произносит тот же термин, что Жози использовала в своем дневнике.
– Я здесь живу.
– Ах, значит, вы тоже Casawi, – говорит он, слегка кланяясь. Я знаю, что это просто дань вежливости. Потому что только уроженцы Касабланки с гордостью называют себя Casawi. Однако этот учтивый любитель истории мне очень симпатичен. – В таком случае, пожалуйста, возвращайтесь в любое время, мадам…
– Харрис, – подсказываю я.
– Всегда буду рад вам, мадам Харрис. Я часто нахожу новые вещи. Их не обязательно покупать. Просто приятно поделиться радостью с другим поклонником старины.
– Merci, месье Хабиб.
– Je vous en prie.[25] Храни вас бог!
– И вас.
Я поднимаю сумку, теперь достаточно тяжелую из-за ноутбука, библиотечных книг и покупок, и поправляю свою шаль. Пока мы идем по узким улочкам, уставленным грудами разноцветных товаров, Грейс удивленно глядит вокруг, широко раскрыв глаза. Я останавливаюсь тут и там, чтобы рассмотреть вышитые шарфы и шали, которые можно было бы использовать для одеяла. Мне нравится идея адаптировать старинные изделия в качестве полосок, скрепляющих лоскуты, и окантовать ими края готового одеяла, поэтому я мысленно отмечаю расположение лавочек, где торгуют подержанными тканями.
Буквально один шаг через другую арку на более широкие, обсаженные пальмами проспекты nouvelle ville немного напоминает переход из одного мира в другой, и я моргаю от солнечного света, пытаясь сориентироваться. Мы сейчас недалеко от дома. Я похлопываю по мобилю и музыкальной шкатулке для комнаты Грейс через пластиковую поверхность сумки, убеждая себя, что эта покупка не была сном. Оглядываюсь через арку. Это было похоже на возвращение в прошлое. Я почти ожидала наткнуться на Жози и Нину, которые ищут, на что потратить свои карманные деньги в месте, где каждый магазин – пещера сокровищ Аладдина.
Вернувшись домой, я чищу мобиль до тех пор, пока луна и звезды не начинают сиять мягким серебристым светом, и укрепляю его под москитной сеткой над кроваткой Грейс. Ставлю музыкальную шкатулку на тумбочку и осторожно поворачиваю ключ заводки. Ложусь рядом со своей малышкой, слушая мелодичные ноты колыбельной, пока она разглядывает висящие над ней луну и звезды и машет ручками, довольно воркуя.
Но я не могу успокоиться, все потираю чешуйчатую кожу на нижней стороне запястья кончиками обкусанных ногтей, пытаясь стереть раздражение. Теперь, когда я обнаружила, что месье Дюваль был связан с зарождающейся сетью Сопротивления в Касабланке, комок страха поселился у меня в животе. Это внутреннее ощущение тревоги, от которого могу меня никак не получается избавиться.
Я представляю, как Жози наблюдает за заклинателем змей в медине, и теперь знаю, что она испытывала точно такое же чувство.
Дневник Жози – вторник, 1 апреля 1941 года
Сюрприз, сюрприз! Сегодня утром за завтраком папа спросил нас, хотим ли мы все вместе отправиться в экспедицию в горы, о которой мы говорили, когда впервые приехали на ферму. Я притворилась, что занята извлечением косточки из сочного финика на своей тарелке, чтобы мне не пришлось встречаться с ним взглядом. Глаза могли выдать, что я все это время ждала такого поворота событий.
Мама засомневалась.
– Но, Гийом, разве не опасно путешествовать, когда кругом война? – спросила она.
Тогда я подняла глаза, напряженно ожидая его ответа. Он потянулся к маме, взял ее за руку и ответил:
– Дорогая, ты же знаешь, я бы не стал подвергать опасности свою жену и дочерей. Вы – самое драгоценное, что у меня есть в этом огромном мире. Не волнуйтесь, я посоветовался со Стаффордом, он утверждает, что путешествовать по Марокко по-прежнему безопасно. Боевые действия идут далеко в Ливии и Египте. Между нами целых две страны.
Мне это показалось очень интересным, потому что, конечно, папа в каком-то смысле говорил правду. Я была уверена, что он действительно общался с мистером Ридом и тот действительно сказал, что это безопасно (пока мама, Аннет и я обеспечиваем маскировку). Но папа говорил не всю правду. На заднем плане диктор «Радио Марокко» рассказывал о последних грандиозных победах нацистов, потопивших конвои кораблей в Атлантике и оттеснивших британцев в пустыню Северной Африки. Тогда я почувствовала себя немного больной. И не только потому, что это сообщение заставило меня задуматься обо всех мертвых телах, тонущих в океане, чтобы присоединиться к моим камням, но и потому, что когда люди не говорят всей правды, начинаешь сомневаться, можно ли им вообще доверять. Я поняла, что папа становится похожим на радиопередачи: это была не совсем ложь, но существовала
