Слепой. Исполнение приговора - Андрей Воронин

Все это было очень мило, тепло, по-домашнему, что не мешало Петру Михайловичу по-прежнему время от времени принимать из рук собутыльника посильные пожертвования «в фонд развития материально-технической базы», а Струпу – копить на него компромат. Недаром ведь говорится: дружба дружбой, а служба службой. И табачок, соответственно, врозь.

Несмотря на это, дружеские чувства, питаемые майором Бурсаковым к майору Стеценко, являлись притворными лишь отчасти. В плане получения информации начальник заставы стоил немного. Все, что он мог рассказать, сводилось к дате очередной контрабандной поставки, а это Струп давно научился узнавать и без него. Организаторы трафика до общения с каким-то несчастным майором не снисходили, все переговоры с ним вели шестерки наподобие покойного Фомы, с которыми Струп сто раз успел перезнакомиться и при встрече по-приятельски здоровался за руку. Стеценко был просто винтиком – маленьким, но важным, поломка которого неизбежно привела бы к остановке всей машины. А машина должна была продолжать работать до тех пор, пока генерал Тульчин у себя на Лубянке досконально не изучит ее устройство и не составит поименный список конструкторов и сборщиков данного агрегата. Ничего этого Стеценко знать не мог, и частые визиты Струпа в его выстроенный на окраине приграничного поселка коттедж нельзя было объяснить ничем, кроме простой человеческой жажды общения с приятным собеседником. Превосходно это понимая, Бурсаков продолжал наведываться в гости к Петру Михайловичу – а пуркуа бы, собственно, и не па?

Сейчас эта странноватая дружба пришлась как нельзя кстати. Лучшего места, чтобы отсидеться пару дней и привести в порядок душу и тело, было просто не придумать. Душе непременно пойдут на пользу возлияния, разговоры и песнопения под гитару, а телу не помешает сытная еда, горячо натопленная баня и спокойный, продолжительный сон на мягкой, как облако, пуховой перине, среди благоухающих свежестью, накрахмаленных до хруста простыней.

Кроме того, оно, тело, будет в относительной безопасности, находясь в доме грозного начальника погранзаставы, и это, несомненно, тоже пойдет на пользу драгоценному здоровью майора Бурсакова – как моральному, так и физическому.

Недалеко от границы он свернул на обочину и быстренько преобразился – сменил номера на машине, избавился от накладных усов, бороды, седого парика и очков с оконными стеклами, переоделся в нормальную одежду и положил во внутренний карман куртки соответствующий номерным знакам комплект документов. Очереди на КПП не было, а если бы и была, Струпа она бы не задержала ни на минуту: тут его знали, как облупленного, и, как правило, пропускали в обход любых очередей, даже не заглянув в паспорт, не говоря уже о багажнике. Прощаясь со знакомым пограничником у поднятого шлагбаума при въезде на территорию Украины, майор Бурсаков далеко не впервые поймал себя на мысли, что такая жизнь начинает ему нравиться, и чем дальше, тем больше. Здесь его повсюду принимали, как своего; он досконально изучил правила, по которым эти люди вели свою игру, и сам принимал в ней активное участие. Здесь он был на месте, и сравнивать здешнюю вольную, как на американском Диком Западе, жизнь с сидением в прокуренном кабинете и толкотней в метро было просто-напросто смешно. Смешно и нелепо, да-с…

А что, подумал он, потихонечку воодушевляясь. Уволиться к чертовой матери и осесть где-нибудь тут, на тихом лесном хуторе. Деньги, конечно, будут не те, что в Москве, но на что мне здесь, в лесу, большие деньги? И потом, было бы желание, а возможностей заработать здесь хватает. И заработать, и адреналинчика хватануть, если вдруг заскучаешь… Ну, милое ведь дело! Зная то, что я знаю, и умея то, что умею, я тут так развернусь, что о-го-го! Да, первый парень на деревне, и что тут такого? Лучше быть первым в провинции, чем последним в Риме. Не помню, кто сказал, но сказано сильно. Умный был мужик, а главное, мыслил, как я…

Конечно, коллеги сочтут его предателем, оборотнем. Но, в конце-то концов, в наше время уже можно прожить, не воруя или воруя в рамках приличий, исключительно по необходимости – в общем, как все. Какое тут предательство? Он ведь и служить-то пошел исключительно потому, что хотел воли, хотя бы относительной, и каких-никаких приключений. И еще – чтобы жизнь имела хоть какой-то смысл. И что он получил? Свобода действий, которую давало ему удостоверение сотрудника ФСБ, на поверку оказалась призрачной, да еще и какой-то порченой, с душком – не свобода, а сплошное злоупотребление служебным положением с постоянной оглядкой на начальство: еще можно или уже хватит? Приключения, если их можно так назвать, случались редко и были удручающе однообразными. А со смыслом жизни вообще получилась полная чепуха: как не было его, так и нет, и чем дольше смотришь по сторонам, тем непонятнее становится, на кого ты работаешь, на чьей стороне сражаешься, что защищаешь – добро или зло…

Возможно, так я и поступлю, подумал он. Но сначала придется разобраться с этим контрацептивом в темных стеклах, с этим, не к ночи будь помянут, коллегой, подполковником Молчановым. Он ведь до сих пор крутится где-то здесь, рядом. И, как сказано в том бородатом анекдоте про Красную Шапочку: «Волки, мы свободный народ, но пока эта б… в лесу, нам житья не будет».

Так-то вот, глаза и уши его превосходительства, сказал он себе, грустно посмеиваясь. Рановато вам еще на покой. А хочется-то как!.. Надо же, кто бы мог подумать: я – и хочу на покой… Старею, что ли? Или этот фраер со «Стечкиным» так меня напугал, что мне тишины захотелось? Тоже, между прочим, довольно редкое явление: напуганный майор Бурсаков…

Спохватившись, он снова свернул на обочину и остановил машину. Дружба дружбой, а заваливаться в гости без предупреждения – дурной тон, особенно если хозяин – серьезный, солидный человек, начальник заставы, контролирующий район, в котором ты, по легенде, кормишься. Заглушив двигатель, Струп достал мобильный телефон, выключил его и, открыв крышку, вытряхнул на ладонь хранившуюся там, чтобы не потерялась, украинскую SIM-карту. Разумеется, он мог позволить себе пользоваться роумингом – хоть за свой собственный счет, хоть за казенный, – или просто купить аппарат, поддерживающий сразу две карты. Но это мог майор ФСБ Бурсаков; Струпу такая роскошь явно была не по карману. Он, Струп, был парень скромный, небогатый и потому пользовался стареньким аппаратом с подслеповатым монохромным дисплеем, меняя в нем «симки» после каждого перехода границы.

Вынув батарею, майор извлек яркую желто-черную карточку «Билайн» и вставил вместо нее белую с голубой звездой «Киевстар». Батарея с негромким щелчком встала на место; пристроив поверх нее временно ставшую ненужной карточку российского оператора, Бурсаков закрыл крышку и включил аппарат.

Мимо, обдав тугим ветром, от которого «Таврию» ощутимо качнуло, промчался причудливо разрисованный грязными брызгами, густо покрытый пылью черный «БМВ» с тонированными окнами. Машина неслась с такой скоростью, словно водитель боялся, что его сейчас догонят и заставят вернуться обратно в Россию. Номера на машине были московские. «Эк куда тебя занесло, землячок!» – подумал Бурсаков, проводив иномарку завистливым взглядом. Он любил быструю езду и ездить предпочитал с комфортом. Дома, в Москве, у него была машина ничуть не хуже той, что только что пулей промелькнула мимо. Но здесь, в приграничье, ему приходилось довольствоваться дышащей на ладан «Таврией»: как уже упоминалось, то, что мог позволить себе майор с Лубянки, браконьеру и мелкому контрабандисту по кличке Струп было не по карману.

Стремительно удаляющийся «БМВ» быстро превратился в маленькую черную точку и исчез, слившись с асфальтом. На верхушке дальнего холма короткой вспышкой блеснуло отраженное его задним стеклом солнце, и дорога опустела окончательно – так, словно запыленная черная иномарка просто померещилась Струпу от усталости.

– Ох-хо-хонюшки, – вздохнул майор Бурсаков и, отыскав в памяти телефона нужный номер, стал звонить своему незабвенному другу Петру Михайловичу Стеценко.

Путь от КПП на российско-украинской границе до участка, граничащего с Припятским радиационным заповедником, а значит, и до поселка, на окраине которого начальник заставы майор Стеценко выстроил себе скромную трехэтажную избушку с баней, подземным гаражом на четыре машины и плавательным бассейном, был кружной, неблизкий. Другой, более короткой и менее тряской дороги не существовало: с географией, как и с физикой, не поспоришь.

Майор Бурсаков, впрочем, и не собирался спорить. Он любил дорогу, любил управлять автомобилем, находя это занятие особенно приятным еще и потому, что оно автоматически, по закону, освобождало его от всех других дел и обязанностей. Во время управления машиной водитель не имеет права отвлекаться на посторонние предметы, это записано в правилах дорожного движения; чего правила не запрещают, так это получать от езды удовольствие.