Я болею за «Спартак» - Михаил Ромм

А еще через две недели мы с женой, диктором Всесоюзного радиокомитета Валентиной Соловьевой, стояли ночью на крыше нашего шестиэтажного дома. Где-то рядом оглушительно стучал пулемет, и трассирующие пули пестрыми лентами тянулись в небо, к фашистским самолетам, в тревожных лучах прожекторов, похожих на больших белых бабочек. Над городом, превращая ночь в день, зонтами повисали немецкие ракеты, на крыши сыпались зажигательные бомбы, в двухэтажном флигеле рядом с нашим двором занимался пожар.

Налет стихал, фашистские самолеты уходили курсом на запад, догорали в небе осветительные ракеты. И затем, как финальный аккорд, раздался где-то неподалеку тяжелый, потрясший землю взрыв.

Крыша заходила у нас под ногами, над соседними домами поднялся к небу и стал медленно оседать, принимая грибовидную форму, огромный столб земли: первая фугаска...

Затем все стихло. В неожиданной, неправдоподобной тишине раздался спокойный голос диктора: «Опасность воздушного налета миновала: отбой... Опасность воздушного налета миновала: отбой». Кое-где догорали пожары.

Бомбежки, бомбежки, бомбежки... Воздушные бои на подступах к Москве, привязные аэростаты в небе над городом. Слышен далекий гул канонады, московские заставы ощетинились противотанковыми надолбами. Москва сурова, спокойна, готова к отпору. Немцы в Можайске, в Воскресенске, фашистские танки в Химках... Слухи о легендарной дивизии Панфилова, обороняющей подступы к столице... И, наконец, восьмое декабря: Москва ликует, на всех улицах расклеены сообщения о разгроме немцев. Фашистские орды, бросая технику, откатываются назад: блицкриг сорвался...

Как писателю мне часто приходится выезжать в воинские части, в окрестности Москвы, в зону пустыни. Безлюдные деревни, кирпичные трубы, торчащие из остатков обгорелых изб...

Потом в моей жизни наступил период, связанный с теми нарушениями социалистической законности, которые допускались во времена культа личности.

14

И вот я в Кзыл-Орде. Жизнь надо начинать заново. Через три месяца Валентина прерывает свое молчание, и я узнаю, что она решила связать свою жизнь с другим человеком.

Хорошо, что к этому времени я уже не одинок: уже почти три месяца я работаю заведующим отдела подписных изданий местного книготорга. Врачи, инженеры, педагоги, бухгалтера, студенты, рабочие подходят к моему прилавку и выбирают очередные тома Пушкина, Лермонтова, Шолохова, Шекспира, Бальзака. И вскоре среди подписчиков у меня появляются друзья, радостно приветствуют меня при встрече на улице:

— А не пришел ли пятый том Паустовского?

Проходит еще несколько месяцев, и я встречаю женщину, такую же одинокую, как и я, и она становится моей женой и другом...

А футбол?

Апрель подходил к концу, приближался первомайский праздник. Утром я шел на работу и неожиданно увидел афишу:

ФУТБОЛ

«Спартак» — «Локомотив»

«Обувная фабрика» — «Динамо»

Открытие летнего сезона.

Оказывается, и в Кзыл-Орде есть. «Спартак», «Динамо» и «Локомотив».

И вот я уже сижу в верхнем ряду на стадионе кзыл-ординского «Локомотива»: правда не в тридцать третьем, как на «Динамо» в Москве, а просто в третьем — больше рядов нет, и не на бетонной трибуне, а на деревянной скамейке. И среди игроков я не вижу прославленных мастеров нашего футбола. И все же это — футбол. И худенький мальчонка-кореец в сдвинутой на затылок кепке, сидящий передо мной и страстно болеющий за «Спартак», — все одиннадцать игроков этой команды его земляки, — чем он хуже искушенных московских болельщиков?

Я наблюдаю за игрой. У «Спартака» неплохое нападение, слаженное, с хорошей распасовкой, сильными неожиданными ударами по воротам, у «Локомотива» — надежная защита. В ней выделяется центральный защитник, рослый, хорошо сложенный; он играет умно и расчетливо, ведет за собой всю команду. Узнаю его фамилию — Дмитриев. Уже есть, за кого «болеть», а без этого нет футбола.

После матчей прихожу домой, беру лист бумаги, расчерчиваю таблицу розыгрыша, заношу в нее результаты двух встреч: две единицы, двойку и ноль. Много таких заполненных таблиц лежат у меня в ящике письменного стола в Москве.

Теперь они будут скапливаться из года в год в моей скромной кзыл-ординской комнате.

Я бываю на матчах, знакомлюсь с игроками, с руководителями кзыл-ординских спортивных организаций — председателем Облспорта Трофимовым, бывшим чемпионом Среднеазиатских республик и Казахстана по толканию ядра, и председателем Горспорта Бирюковым, кандидатом в сборную Казахстана по волейболу.

У обоих комплекции и характер находятся в полном соответствии со спортивной специальностью. Оба они рослые, но из Трофимова, мощного, широкоплечего, можно выкроить двух Бирюковых.

Трофимов солиден, спокоен, немного медлителен. Бирюков быстр, подвижен, схватывает на лету.

Познакомился я и с председателем судейской коллегии Василием Николаевичем Ханом, лучшим кзыл-ординским судьей. Психологический скафандр действовал у него безупречно. С бесстрастным непроницаемым лицом подъезжал он на велосипеде к стадиону, молча переодевался, с таким же бесстрастным лицом выходил на поле. Свисток его звучал уверенно и безапелляционно. Когда он подзывал к себе игрока, чтобы сделать ему замечание, тот невольно становился в положение «смирно». Судил он умело, почти без ошибок. Ему одному из кзыл-ординских судей была присвоена республиканская категория.

Познакомился я и с начальником спортивно-учебного отдела Облспорта Володей Паком, низкорослым, широколицым здоровяком, подвижным и жизнерадостным. Я встречался с ним не только на трибунах стадиона, но и на страницах областной газеты «Ленинский путь». Я вел в «Ленинском пути» футбольный отдел, а Пак помещал обширные обзоры, в которых воспевал «королеву спорта» — легкую атлетику, подвиги кзыл-ординских боксеров, среди которых были чемпионы Казахстана, и драматические эпизоды эстафеты имени газеты «Ленинский путь».

Довольно забавно сложились мои отношения с этими руководителями кзыл-ординского спорта. Они испытывали ко мне смешанное чувство уважения и недоверия. Бывший капитан сборной команды России или самозванец — вот вопрос, который они никак не могли решить. Очень уж чудно было видеть в Кзыл-Орде такую «важную персону». Я не обижался: не так редки в спортивной среде самозванцы, а документальных доказательств моих прошлых заслуг у меня не было.

Все разъяснилось несколько неожиданным образом. В майский день 1958 года я прогуливался по главной улице Кзыл-Орды.

У больших часов меня окликнул Володя Пак. Он бежал ко мне, размахивая каким-то журналом. Это был юбилейный номер «Спортивных игр», выпущенный в ознаменование шестидесятилетия советского футбола. Журнал был раскрыт на двадцать второй странице. Я увидел заголовок статьи: «Английские странники» в Петербурге — первые международные матчи русских футболистов». И две фотографии: сборной олимпийской команды и русской сборной России. Увидел Бребнера, Овена, Чепмена, Нагорского, Соколова, самого себя. Нахлынули воспоминания сорокасемилетней давности...

— Идемте в Облспорт, — сказал Володя Пак, — вас там ждут.

В Облспорте меня встретили Трофимов и Бирюков. Их лица, как и у Пака, светились радостью и смущением. Встреча на «высоком уровне» председателей Облспорта и Горспорта прошла на этот раз в атмосфере полного взаимного доверия. Через неделю меня выбрали председателем городской секции футбола...

А как же с большим футболом? Неужели я перестану следить за ним? Нет, конечно, хотя по превратности судьбы я стал заочником и все его события я вижу только глазами Вадима Синявского. Но это точный и наблюдательный «глаз». Да еще Бирюков, съездив в командировку в Москву, расскажет мне о футбольных встречах, которые ему удалось посмотреть, расскажет красочно, точно, с теми подробностями, которые улавливают только знаток и настоящий болельщик.

Но разве мог я примириться с судьбой футбольного заочника? Разве мог даже талантливый репортаж Синявского или рассказ Бирюкова заменить с детских лет знакомое зрелище футбольного сражения в кольце заполненных праздничной толпой трибун? А трепетное предвкушение, когда сходишь у стадиона с автобуса, вмешиваешься в толпу таких же, как и ты, поклонников кожаного мяча и шагаешь плечом к плечу к охраняемым контролерами и милиционерами входам, шагаешь быстро, почти бежишь, хотя до начала остается еще добрых полчаса? Спешишь, чтобы увидеть все: как выбегают из люка на поле футболисты детских команд, которым предстоит подавать игрокам ушедший за линию мяч, как выходят для разминки на поле участники соревнования, с деланной небрежностью жонглируя мячами, скрывая уже охватившую их пружинную готовность к борьбе, как пустеет поле после свистка судьи, вызывающего игроков обратно в раздевалку, как под звуки знакомого марша выходят на опустевшее поле три вершителя судеб сегодняшней игры...