Квартира - Павел Астахов

Павлову неоднократно удавалось и то, и другое. Но с делом о гибели отца все было иначе, и если бы не звонок Егора Кузьмича Ковтуна генеральному прокурору, дело не завели бы и поныне. Однако звонок состоялся, у Павлова приняли многостраничное заявление, и теперь расследованием занимались в Следственном комитете при Генпрокуратуре. Новым следователем стал начальник отдела советник юстиции Онаньев. И когда Артем рано утром вошел в его кабинет, следователь без лишних сантиментов перешел к делу.

— Да, у меня есть поручение генерального. Да, дело возбуждено. Но, скажу прямо, шансов немного. Новых улик, свидетельствующих о насильственной смерти, не появилось. Но расследование уже начали и вести будем. Вопросы? — сухо и четко, словно телеграфный аппарат, отбарабанил следователь.

— Понял. Коротко и ясно, — разочарованно ответил Артем.

Он видел, что с таким автоматом объясняться будет сложно, а потому просто достал календарь Коробкова и положил перед следователем.

— Вот. Посмотрите, — чуть подтолкнул вперед.

Но следователь отреагировал на это не совсем ожидаемо. Вместо того чтобы взять календарь в руки, он вообще их убрал со стола, а затем и спрятал за спину.

— Что это? Зачем? — нахмурился он. — Число я и так знаю. А что лежит между страниц — нет. Уберите!

— Нет-нет. Вы меня неправильно поняли. Я… извините… это календарь убитого, то есть… моего погибшего соседа. Василия Коробкова. Полистайте.

Артем снова подтолкнул календарь к Онаньеву. И тот вновь отшатнулся:

— Зачем? Где взяли? Как попал к вам? Что там?

Артем, показывая, что между страниц ничего нет, демонстративно пролистал календарь.

— Да говорю же вам — посмотрите! Не хотите? Хорошо. Я сам вам покажу. Глядите! Записи. Коробков пишет, что некий тип — одноухий, лысый, со шрамом — пытался отнять у него документы на квартиру. Про него же говорит соседка Варвара Штольц. Допросите хотя бы ее…

Следователь кисло усмехнулся:

— Господин Павлов, вы — адвокат. Я — следователь. Вы защищаете. Я расследую. Каждый делает свое дело. Я не слышал о ваших расследованиях. А я раскрыл убийство журналиста Голодова, взрыв «Питерского экспресса», Жгутовского серийного маньяка. Продолжать?

Павлов отрицательно покачал головой, и следователь спокойно продолжил:

— У нас дело о смерти в электричке. Ладно, вы настаиваете, что за этим стоят финансовые интересы. Это ваше право. Но при чем здесь календарь вашего соседа Коробкова?

Артем сосредоточился:

— Я пытаюсь объяснить, а вы — о своем. Смерть Коробкова, быстрое выселение всех старых жильцов нашего дома и прежде всего гибель моего отца связаны с этим одноухим субъектом.

Следователь глянул на часы.

— Я знаком с вашим заявлением и сразу проверил эти ваши предположения. Коробков умер от сердечной недостаточности. Выселен за долги. Дом старый, дряхлый, и понятно, что некоторые старые жильцы предпочли продать свои квартиры и переехать. А ваша соседка могла ошибаться.

«Дом старый…» — отметил Артем; насколько он знал, в центре города возраст дома ничуть не уменьшает цену квадратного метра.

— По характеру повреждений, описанных судмедэкспертом, — сослался адвокат на безусловно имеющий силу документ, — отца ударили в правую часть лица. Имеются синяки и ссадины. Это мог сделать только левша.

Следователь упрямо поджал губы.

— Одноухий, лысый человек со шрамом не обязательно левша. Неубедительно. Другие факты?

И тогда Артем выложил главное:

— Вот вам еще один факт: этот одноухий напал вчера на меня у подъезда. Он в самом деле левша. Я сам проверил. Удар его левой, как паровой молот. Если бы не увернулся, вы бы меня в больнице опрашивали. Описания Коробкова и Штольц полностью совпадают. Сам видел. Кстати, и вы его можете увидеть…

Павлов торжественно достал из кармана и положил на стол перед Онаньевым сверток. Тот отшатнулся от стола и снова демонстративно убрал руки за спину. Недоуменно поглядел на адвоката:

— Это вы что?

Артем развернул бумагу. Теперь вылепленный из скульптурной глины злоумышленник стоял на листе бумаги и тупо глазел на следователя.

— Это тот, кто вымогал у Коробкова документы на жилье, тот, кого неоднократно видела моя соседка, и тот, кто напал на меня вчера. Собственной персоной. Это вам как?

Артем впился взглядом в лицо следователя, но на нем так ничего и не отразилось.

— Никак. Подайте в установленной форме заявление. Проведем проверку, разберемся. Только не мне. Участковому. Порядок для всех один.

Артем встал и, не прощаясь, вышел из кабинета. О будущих результатах расследования советника юстиции Онаньева по факту гибели Андрея Андреевича Павлова он уже догадывался.

Митинг

Выйдя от следователя, Павлов мысленно перебрал все, что узнал за минувшие дни, и еще более утвердился в мысли, что дом «заказан» какой-то богатой фирмой и его намерены расселить, а затем реконструировать или перестроить — для еще одной перепродажи.

«Попробовать найти эту фирму?»

Нет, Артем не собирался спускать одноухому левше смерть отца, и — да, он прекрасно помнил, что лишь вчера вечером его самого едва не изувечили. Но следствие эти два «совпадения», вкупе с показаниями Штольц и календарем покойного Коробкова, нимало не интересовали, и адвокат просто вынужден был отринуть эмоции и смотреть в корень всего. А в корне всего стояла даже не его персональная квартира, а весь их старый дом.

«И из кого начинать вытряхивать правду? Из Жучкова?»

В принципе, у Жучкова могли быть некоторые связи, но Артем понимал: управдому в одиночку такое колоссальное дело не под силу — должно быть замешано и его начальство.

«И как я узнаю, что там на самом деле?»

Положа руку на сердце, быстро докопаться до истины, шагая от Жучкова и вверх, по всем инстанциям, было нереально. А время поджимало. Надо было шагать через голову.

«И кто поможет? Ковтун?»

Пожалуй, министр строительства был единственным, кто обладал достаточной властью, чтобы просто позвонить и узнать.

«К нему!» — решительно подвел итог сомнениям Артем и в считаные минуты доехал до здания министерства.

Надо сказать, что Министерство строительства занимало целый квартал вдоль Красной площади. Такая близость исторически была связана с тем, что после неудачной попытки разоблачить устаревшие методы работы Политбюро ЦК КПСС Борис Николаевич Ельцин был отправлен возглавлять именно строительную отрасль страны. Став президентом, он не забыл соратников, помогавших ему выжить и окрепнуть, и переселил их поближе к Красной площади. А пост министра строительства с тех пор стал знаковым. Впрочем, эта близость к центру Москвы и сделала министерство заманчивой мишенью для разного рода протестующих. Вот и сегодня парадный вход оказался перекрыт пикетом.

Артем оглядел плотную, сдержанно гудящую толпу. Вот старичок с дощечкой на длинном шесте, и на дощечке черной краской: «ВЕРНИТЕ МОЙ ДОМ!!!» Вот незадачливые инвесторы, типа семьи Губкиных, с наклеенными на транспаранты яркими рекламными проспектами и фотографиями пустырей и котлованов. А впереди всех стояла старушка в облезлой кроличьей шубе, и в руках у нее был маленький рукописный плакатик: «МОЕ ДОСТУПНОЕ ЖИЛЬЕ — ПОДВАЛ И МОГИЛА!» Артем даже вздрогнул от такой пронзительной откровенности.

— Смотрите! Павлов! — мгновенно узнали его в толпе. — Из телека!

— Эй! Господин судья! А почему вы не вызовете на свой суд Ковтуна?! Мы бы дали вам все нужные показания!

— Да он из той же компании! Зачем он, думаете, в министерство идет? Нам помогать? А фигушки!

Пикетчики — все разом — смолкли, и Артем понял, что надо хоть что-нибудь сказать.

— Друзья, я попал в такую же ситуацию, как и вы, — сказал он все, как есть.

— Фью-ю-ють! — присвистнул мужчина в дубленке. — Сапожник без сапог?

— Точнее, адвокат без квартиры, — поправил Артем.

Пикетчики сплотились вокруг почти мгновенно, и Артем, немного сожалея о том, что вообще попал в эту ситуацию, был вынужден рассказывать подробнее.

— У меня недавно умер отец. Оказалось, что он не успел до конца приватизировать квартиру. А я в ней живу много лет. С детства. Теперь меня пытаются выкинуть из отцовского жилья. А дом… дом, как я чувствую, вообще под вопросом.

— А чего ж ты, милый, не прописался-то? — подозрительно спросила старушка в облезлой кроличьей шубе.

Артем понимающе кивнул:

— Справедливый вопрос, матушка. Был прописан. Женился, выписался. Сейчас прописан у жены, теперь уже бывшей. Обычная жизнь. Как у всех.

— Меня тоже моя бывшая турнула, — сочувственно откликнулся молодой толстый парень с пышной бородой, — теперь вот бомжую по друзьям. А может, примкнешь к нам, адвокат? Ковтуна на телесуд перед всей страной вызовешь!