Рыцари ада - Степан Ставрогин

Да, мрачно думал он, бежать тебе некуда, найдут и повесят. Денег я тебе дать тоже не могу, поскольку отец мне их не доверит, — в самый последний момент даст кошель старому Фрицу. Взять тебя с собой — засмеют и здесь, и в воинском стане…

— Милая, — прошептал юноша на ушко возлюбленной.

— Да, единственный мой, — жарким шепотом откликнулась та.

— У нас есть выход.

— Какой?

— Последовать совету моей матушки…

С этими словами юный Зигфрид вынул из ножен небольшой остро заточенный стилет флорентийской работы и перерезал девушке сонную артерию, предварительно отвернув ей голову, чтобы не запачкаться в крови. Но в последние мгновения жизни он запечатлел на ее устах светлый и чистый поцелуй.

Затем он закрыл и тщательно запер дверь камеры, ключ же выбросил в колодец. Камера навеки сохранит тайну его первой любви и первого убийства. Если же кто-либо и пожелает войти сюда через месяц, полгода или год, то натолкнется всего лишь на еще один тщательно обглоданный скелет, каких полным-полно в каждой камере.

За железной дверью камеры крысы уже с удовольствием принялись за работу.

Москва, Кремль, 199… год

Несмотря на всеобщее официальное ликование, в столице чувствовалась тревога. Танки уже ушли с перекрестков, но бээмпэшки еще кое-где виднелись. Некоторые старики подходили подискутировать с солдатами по поводу всего происходящего, но те отмалчивались и крепче прижимали к груди автоматы. Проезжая по городу в правительственном лимузине, профессор Кивилиани не мог не отметить разительного контраста между нищей унылой грязью окраин и сияющим великолепием центра. Профессор, без сомнения, был замечательным ученым. Наука, которой он. посвятил свою жизнь, была всеобъемлюща. Это была наука над науками, наука о власти, говоря точнее, о власти денег над обществом, а именно: политэкономия. Превосходное, свободное от догм изучение и развитие этой науки принесло ему уважение власть имущих, чины и титулы.

Начало его преуспевания было заложено задолго до наших дней несколькими тщательно засекреченными работами, в которых молодой Луарсаб Кивилиани как дважды два доказывал необходимость введения в стране крепостного права не только в селах, но и в городах. Переселение народа из квартир в казармы и организация массовой стерилизации населения должны были предотвратить перенаселение и остановить инфляцию. Следующий за этим этап — ликвидация денег — должен был не только сэкономить стране сотню-другую триллионов долларов, но и вплотную подвести ее к построению коммунизма. Приход к власти Горбачева не дал свершиться этим великим планам. Но профессор Кивилиани с завидной изворотливостью моментально нырнул влево, и ГКЧП застал его уже в стане демократов. Впрочем, профессору было все равно, кому служить: наука о власти всегда была нужна власть имущим.

Когда лимузин прибыл на место назначения, совещание длилось уже третий час, и конца ему не было видно

— …дцати триллионов долларов! — услышал он, войдя, последние слова президента. — Да, признаю, мы купили эту свободу. И за оч-чень высокую цену. Теперь нам надо как-то возвращать долги!

И президент исподлобья взглянул на вошедшего.

— Профессор экономики Луарсаб Кивилиани, — представил его бывший однокашник, а теперь соратник и советник президента Мойша Зильберман. — У профессора есть несколько интересных предложений по поводу новых вливаний в экономику страны.

— Я ценю усилия нашей экономической науки, — прогундосил президент. — Но к нашей стране нельзя подходить со стандартными, общемировыми мерками. У нас уникальный исторический опыт, во многом мы идет непроторенным путем. Что вы в общих чертах предлагаете, профессор? Только покороче, покороче.

— В нашей стране существует организация с оборотом примерно пятьдесят триллионов долларов в год. Прибыльность этой организации по отдельным направлениям достигает одной тысячи процентов годовых. В данный момент ею управляют частные лица. Доходы от национализации этого предприятия позволят нам в кратчайшие сроки выплатить национальный долг страны и влить новые капиталы в экономику страны

— Что за чушь! — побагровел президент — Ни у Газпрома, ни у РАО ЕЭС нет таких доходов. Что это за организация такая? И мы ее не знаем?

— Знаете, — сказал профессор. — Это — мафия.

По комнате прокатился смешок.

— Вы не первый предлагаете разделаться с мафией. Каждый министр внутренних дел, вступая на пост, клянется разделаться с ней.

— Но я же не предлагаю разделаться с ней. Я предлагаю лишь национализировать ее. То есть взять ее под государственный контроль.

— Вы что же, предлагаете, чтобы мы торговали наркотиками, заведовали убийствами и грабежами, сами ввозили в страну контрабанду, безумец вы эдакий?

— Хотим мы этого или не хотим, а рэкет, контрабанда и наркомания все равно существуют. Разве я не прав? Мы можем ловить отдельных наркокурьеров, но наркотики все равно захлестнули страну, не так ли? Мы можем возмущаться или негодовать, но преступность в нашей стране процветает. Это — самый прибыльный бизнес в мире. И, как каждый бизнес, он должен платить налоги.

— Налоги… — пробормотал президент.

— Самые обычные налоги, — подтвердил профессор Кивилиани. — И на прибыль, и подоходный, и автодорожный…

— Заставьте Мишку Косого балансы сдавать, — хохотнул шеф службы госбезопасности.

— Или Дато Чичварию заполнять налоговую декларацию! — подхватил министр внутренних дел.

— Вы — сумасшедший, профессор, — констатировал президент. — Вернее, нет, вы не сумасшедший, вы — преступник. Вам место в Бутырке.

— Ничего, ради вашего удовлетворения я готов посидеть три месяца, — согласился профессор. — Вы можете просидеть и дольше.

— Нет, я даю вашему правительству жизни еще три месяца. На четвертый месяц произойдет обвал экономики, и к власти придут другие люди. И эти люди будут работать на Косого и на Чичварию.

Президент искоса посмотрел на Зильбермана.

— Я бы не был столь категоричным в оценках, — заявил Мойша. — В конце концов мы разрабатываем концепцию вывода страны из кризиса…

— Сколько? — спросил президент. — Я спрашиваю, сколько времени у нас осталось, по твоим оценкам: — Ну, месяца четыре… может быть, пять…

Президент перевёл глаза на профессора Кивилиани.

— Наша основная трудность заключается в том, что все всё предлагают, а никто ничего не делает. Вы видите человека, который смог бы возглавить эту работу?

Профессор помолчал, помедлил и заявил: — Да. Это прозвучит несколько самонадеянно… да и несколько самоубийственно… Но этот человек — я.