Рыцари ада - Степан Ставрогин

Андрей оглянулся Остров Тирон уменьшался прямо на глазах, становясь таким маленьким и незначительным.

Через день после этого разговора Андрей и Алла отбыли в Стокгольм. Инспектор Франсис Райманис проводил их до трапа парома. Он был вынужден сообщить им, что из правительственных верхов пришел категорический приказ освободить из-под стражи Резо Кивилиани.

Он был вынужден подчиниться нажиму сверху.

Замурованная в каменной нише мумия с тоской провожала корабль надчувственным зрением. Ее глазные яблоки давно превратились в прах, но если бы они сохранились, то горючие слезы потекли бы по сухой сморщенной щеке магистра Зигфрида.

Он плакал от бессилия и ненависти. Он так и не смог воспитать себе достойную смену, как завещал ему учитель, великий маг и вампир Бардия. Орден, от которого должна была родиться великая армия покорителей мира, перестал существовать. Но оставалось главное, ради чего стоило продолжать жить, — ненависть к людям и всему человеческому. Жарким огнем полыхала она в его тщедушном иссохшем сердце. И ненависти этой было с избытком.

Книга II

Возвращение магистра

I

Вестфалия, 1139 год

Земля сотрясалась от гулкой поступи копыт. Охотники возвращались с добычей, возвещая о своей удаче голосами рожков. Двое всадников везли на копье, уложенном поперек стременных лук, здоровенного тура.

«У барона будет хорошее настроение», — мелькнуло в голове у юноши, стоявшего на обочине дороги. Завидев скачущего впереди процессии барона фон Лаубаха, юноша сорвал с головы шапку и повалился на колени, прямо в придорожную осеннюю слякоть.

— Чего угодно вам, сударь? — сухо осведомился барон, резко остановив коня рядом с ним. — Встаньте и прекратите позорить нас низкопоклонством, достойным лишь черни.

— Что неудивительно, ведь он среди них чувствует себя на равных, — с иронией добавил подъехавший в эту минуту его старший сын Кнут, рослый двадцатипятилетний парень с длинными соломенно-белыми волосами.

Младший, такой же стройный и плечистый, но смуглый и темноволосый, Зигфрид, стоявший на коленях в придорожной грязи, хоть и был официально признанным младшим сыном, но считался позором семьи и чуть ли не бастардом, поскольку был прижит матерью в отсутствии сеньора, от какого-то проезжего то ли рыцаря, то ли купца, то ли дьявола в человечьем обличье.

— Что угодно вам, дитя мое? — сухо осведомился барон.

— Вчера, пока вас не было, пришел монах-францисканец и рассказал, что король французский кинул клич по всем христианским странам о начале нового крестового похода. Молю вашу светлость отпустить меня в поход.

— Отец! — с горящим взором обратился к барону Кнут. — Вы ведь обещали мне, что отпустите воевать за Святую Землю.

— Обещал, — признал отец после короткого раздумья. — Но я не могу допустить, чтобы поместье осталось без хозяина. Кто-то должен помогать мне управляться со всей этой оравой бездельников. — Он обратился к младшему сыну: — Ты поедешь драться с сарацинами, сын мой. И не дай Бог, тебе вновь опозорить меня, как ты это чуть, было, не сделал в мирной жизни. В путь я тебе дам коня, доспехи и трех оруженосцев, воюй под знаменами того сеньора, кто окажется тебе по душе. Но не вздумай возвращаться сюда без денег и без славы.

— Сын мой, — баронесса фон Лаубах подняла на юношу свои большие печальные глаза. — Хочу просить вас только об одном: будьте милосердны к женщинам благородного происхождения. Помните, для женщины нет участи хуже, чем быть поруганной и обесчещенной. Не насилуйте благородных дам. Пользуйтесь для этого служанками. Если же вы не сможете удержаться от соблазна изнасиловать госпожу, то не оставляйте ее после этого на поругание солдатам, а помогите ей с достоинством уйти из жизни.

— Да, маменька, — юный Зигфрид покорно склонился к ее руке.

— Если сеньор будет склонять вас к содомскому греху, — продолжала баронесса, — то попросите его разрешить назавтра исповедаться. С равными себе по положению мужами не ложитесь, ибо это будет считаться развратом. Сеньорам же вольно попустительствовать небольшим шалостям.

— Я понял, маменька.

— И последнее: не допускайте, чтобы и единая капля вашего семени попала в песок, как и волосы, обрезки кожи, ногтей, выпавший зуб. Ибо это — вернейший путь вас заколдовать. Сжигайте все это в огне очага.

— Слушаюсь, маменька.

Зигфрид поцеловал тонкую восковую руку матери и вышел из кбмнаты На лестнице возле самой его комнаты ему послышался шорох, он резко заглянул за угол и обнаружил невысокого роста худенькую девушку.

— Эльза?

— Мой господин завтра уезжает… Я пришла проститься.

Юбки не могли скрыть ее довольно объемистого живота, как и никакие ухищрения не в силах были отбить исходящий от нее запах свиного навоза. Полгода назад, узнав о грехопадении служанки, барон в ярости отослал ее в свинарник. Самое ужасное состояло в том, что тяга к ней у юного Зигфрида была столь велика, что он и туда к ней наведывался. Это опозорило его в глазах родных и дворни. Ошибку пора было исправлять.

— Я так хочу тебя, Эльза, -прошептал юный Зигфрид, погладив ее налившуюся грудь.

— За мной следят днем и ночью…

— Я знаю, где нам никто не помешает.

Зигфрид потянул ее вниз по лестнице, в глубокие казематы замка Лаубах.

Винтовая лестница шаг за шагом вела их все ниже и ниже.

— Мне страшно, Зигфрид! Пойдем отсюда! — взмолилась девушка.

— Не бойся, ты же со мной. К тому же здесь никого нет. Наш последний узник умер с полгода назад, этот купец из Милана, за него нам так никто и не прислал ни гроша.

— Здесь могут водиться неприкаянные души…

— Здесь нет никого опаснее крыс, да и в амбаре их больше, чем здесь. Иди сюда, милая.

Зигфрид опустился на охапку сена, лежавшую на тюфяке в одной из камер и привлек к себе Эльзу. Девушка покорно задрала юбки и развела ноги. В зыбком свете факела ее голый покатый живот казался еще огромнее, он словно шевелился. Юноша насладился ей уже не один раз, но ему все хотелось еще и еще. Блаженство накатывало на них волнами. Они остывали, с минуту отдыхали и вновь начинали терзать друг друга сладкими пытками. — Господин мой…

— Да, любовь моя…

— Не оставляй меня здесь!

— Но это невоз…

— Я знаю, но моя жизнь без тебя будет здесь пыткой. Ведь я беременна, не будучи замужем. Меня бы давно уже изнасиловали и скотник, и пастухи, если бы не боялись вас. Вы завтра уедете — значит, меня завтра же будут насиловать. Два раза в день: в обед и вечером. Ребенок, которого я зачала от вас, будет настоящим ублюдком. Им будут помыкать, все кому не лень. Стадо ему не доверят, значит, и он будет скотником. Что же мне делать?