В движении вечном - Владимир Колковский

— Итак, тема у нас сегодня… — говорила далее Вера Андреевна, но Игнат больше не слышал ни слова.

За все минувшие неполные десять лет у него ни разу не было двойки журнал. Он знал прекрасно, что это означало для него, как для отличника: «Тогда по любому трояк за четверть, и за год тогда боты, облом… пятерку не выставит!» — мелькало лишь одно лихорадочно в эти тревожные мгновения.

И вот тут…

То, что случилось потом, так красноречиво напомнило Игнату легендарное витькино сочинение на вступительных летом и гениальную его идею.

— Два часа битых мозги пряг, мучился… и как вспышкой! — не раз восклицал приятель с изумлением.

Что там два часа, когда все свои школьные годы Игнат наблюдал перед собою «ее»… Наблюдал непосредственно, не раз останавливал рассеянный взгляд и сегодня в начале урока… Но только в последнюю решающую минуту…

Он быстренько раскрыл учебник на домашнем задании. Нажав обеими ладонями изо всех сил, распрямил, пригладил. Затем положил его так во внутренний ящичек парты. Теперь необходимо было хоть чуть-чуть успокоиться.

— Приготовьте по чистому листку бумаги! — приказала немедленно учительница, закончив разбор нового материала. — Итак, пишем контрольную. Вариантов у нас шесть сегодня. Помечаем первый, второй…

Игнат дрожащими пальцами одной руки нащупал внутри парты распластанный страницами вверх, открытый учебник. Осторожно прижал его там, где отбрасывалась крышка, и где была «она»… Она, она! — его теперь единственная и последняя надежда.

Щелочка.

Узенькая длинная щелочка, в которую было можно усмотреть лишь одну-единственную книжную строчку. Одну-единственную, но именно в этом сейчас и была его единственная надежда.

«Спокойствие… теперь главное спокойствие…»

Игнат затаился, застыл неподвижно. Косясь исподтишка на учительницу, поднес ручку ко лбу. Затем перекинул взгляд вниз, словно разглядывая вдумчиво лежащий перед ним чистый листик бумаги. Под всевидящим оком Живелы холодело и замирало внутри, дрожало сердце, но он выдержал вот так терпеливо несколько неописуемо жутких минут.

«Пора!» — наконец тронул учебник с места легчайшим движением. Затем вялыми редкими толчками ленивца заводил беспорядочно вверх-вниз…

Сантиметрик — стоп… Стоп, стоять пять секунд… Полсантиметрика — стоп… пять секунд… Спокойствие, только спокойствие… еще полсантиметрика… Так, смотрим… не то… Снова нет… Еще немножко выше… спокойствие, только спокойствие… Немножечко выше… а! — кажись, есть… есть, есть начало параграфа!

Далее было гораздо проще. Незаметно подвигая учебник вверх, Игнат только менял по ходу дела книжные фразы на свои. Работу он сдал первым, и учительница быстренько ее просмотрела:

— Что сказать, молодчина Горанский! Давай-ка дневник на пя-терочку.

На четвертом уроке разбирали контрольную, которую писали в про-шлый раз. Математик Михаил Иваныч, «Галушка», невысокий, широкий как в плечах, так и в груди строгий мужчина лет сорока брал из разноцветной горки тетрадок верхнюю, называл фамилию, а потом останавливался на ошибках.

Слушали внимательно, а многие даже, затаив дыхание, ожидали своей очереди. Получить хорошую отметку по математике было не просто и весьма престижно. Не раз случалось, что на все параллельные классы выходила в итоге лишь одна пятерка по контрольной, и если в роли такого единственного триумфатора оказывался Игнат, то тогда он с неделю целую, как на крыльях летал.

Задание в прошлый раз было чрезвычайно трудным. Одна за одной пролетали стремительно, ставшие вдруг такими незаметными, драгоценные минутки урока.

— Как там, босс, скоро? Давай, погнали, пора запускать конвейер! — словно издалека откуда-то зудел над ухом назойливым шепотом Лешка Антольчик.

Но Игнат лишь едва успевал отмахнуться в ответ, занятый целиком работой и даже не взглянув на своего подшефного:

— Да подожди ты…

— Сколько жди, пятнадцать минут на моих…

— Отцепись, сам завис, не видишь?

Наконец, основополагающее звено, замершей в ожидании шефской помощи мафиозной цепочки, глянув в последний раз на часы, махнуло безнадежно рукой:

— Абзац, мальцы, сегодня!

Но на переменке Лешка говорил уже с пониманием, как и всегда в тех редких случаях, когда мафиозная цепочка оставалась без помощи:

— Начало четверти еще, ясное дело. Но коли есть начало, то будет и конец… А под конец даст нам и Галушка продышку!

И в этом он никогда не ошибался.

Тем более приятно Игнату было теперь, перебирая раз за разом мысленно контрольное задание, убеждаться с уверенностью снова, что серьезных ошибок, скорей всего, нет. «Ну и денек сегодня! — в восторге думалось. — И тут пятак, не иначе…»

— Горанский… Горанский Игнат… Одна из лучших работ, — словно в подтверждение его мыслям говорил вскоре похвально учитель. — Еще бы аккуратней… молодец Игнат.

А еще через несколько минут наступило самое приятное.

— Раскрыть дневники! Поставьте сегодняшним днем каждый свою отметку, — приказал Михал Иваныч уже не строго, а как-то торжественно.

Потом пошел по рядам, проставляя подпись; возле Игната приостановился…

— Ишь, сколько тебе уже понаставили! — рассматривая страничку дневника, даже удивился он улыбчиво.

— Иду на рекорд! — блеснул глазами в ответ счастливый Игнат.

Он уже понял…

Нет! Он уже всем существом своим явственно чувствовал, что это сегодня за день особый такой. День, когда как по накату ладится любое дело, день, когда уж если пошла сплошным валом удача сначала — так и до самого конца.

В тот феноменально счастливый день было еще два урока, физика и физкультура. Еще в конце минувшего учебного года принял Игнат окончательное решение поступать в университет на физфак. Теперь он учился на заочных подготовительных курсах, раз в месяц готовил письменную контрольную работу и отсылал ее на проверку. Выбором своим он был в огромной степени обязан учителю, который частенько по-говаривал:

— Физика это, прежде всего, решение задач!

Соответственно и задачи на его уроках решали почти каждый раз, а зачастую и весь урок. И вот когда в тот удивительный день первая же зачитанная учителем задача оказалась из недавно выполненной, курсовой контрольной, Игнат даже и не удивился вовсе. Ему даже показалось, что иначе и быть не могло — ни секунды не рассуждая, вскинул он вверх руку:

— А можно мне попробовать?

На физкультуре сдавали бег на тысячу метров. Выполнить на отлично обычный школьный норматив, имея давным-давно первый взрослый разряд по легкой атлетике — что через порог переступить комнатный. Но когда Игнат в конце урока принес дневник на отметку учителю, тот даже не понял сначала:

— Что-то ты, парень, новое выдумал…

И действительно.

Ведь такого никогда не случалось в его долгой учительской практике, чтобы какую-то «физ-ру», да еще проставляли под роспись в дневник.

— А вы посмотрите! — Игнат провернул торопливо дневниковые страницы, открыл сегодняшний день.

А там!

Там уже красовалось в ряд целых пять пятерок, шикарно отмеченных целой шапкой учительских подписей.

— Для книги рекордов, Евгений Николаевич.

— Гиннеса?

— Не-а, фамильной… всего лишь.

Теперь уже заулыбался широко и учитель:

— Ясно… что ж, получите!

И он смачно вывел, размашисто расписался.

В свои первые школьные годы, когда Игнат и так «все знал на два года вперед» пятерки, словно сами чередой непрерывной залетали в его дневник с легкостью приятной и даже привычной. И действительно, что такое «А-а», «У-у» и «Мама мыла раму», когда запросто читаешь целые книги?.. Что такое «1+1», когда можешь досчитать свободно хоть до миллиона?.. Что такое значки-крючки под линеечку, когда с легкостью пишешь целые письма?.. По сути, выполнить домашнее задание означало для него тогда лишь написать аккуратно и без ошибок письменное, да выучить коротенький стишок наизусть, если его задавали на дом.

Но с годами ситуация начала резко меняться.

С каждым годом новых учебных предметов становилось все больше, более объемными и сложными становились домашние задания. Теперь для того, чтобы основательно «знать все» необходимо было просиживать долгие вечера над зачастую нудными, незнакомыми параграфами, но куда! — куда более влекли его стадион в старом парке, рыбалка, любимый фильм, новый фантастический роман… И постепенно с годами у Игната начал устойчиво слагаться в стройную систему совершенно иной, чрезвычайно рациональный подход к учебе, когда все зависело от конкретного предмета и от особенностей характера конкретного учителя.

Так, к примеру, экономическую географию он не любил. Считал сухой, черствой наукой, да и не нужна она ему была для поступления. Такие предметы он вообще считал как бы лишними и в этом смысле ни чем не отличался от того же Лешки Антольчика с его вышеупомянутыми прежде, так называемыми «псинусами». Такие предметы можно было не готовить дома, как следует, однако иметь по ним итоговую отличную оценку за год было необходимо. Во-первых, как максималисту, а во-вторых, что гораздо важнее, для аттестата.