Итоги № 33 (2012) - Итоги Итоги

Ой, мамочки... / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино

Ой, мамочки...

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Кино

В прокате «Рай: Любовь» Ульриха Зайдля

С одной стороны, сердце сжимается, когда думаешь, сколько девочек могут купиться на провокационное название, ожидая чего-то в стиле рекламы шоколадок, набитых кокосовыми опилками. Нет, девочки, это не про романтические приключения на каникулах. Означает ли это, что мне не хочется, чтобы девочки прикоснулись к одному из самых спорных фильмов каннского конкурса? Пожалуй, да. Как говорила незабвенная Маргарита Павловна из «Покровских ворот»: это мой крест! Трудно смотреть кино, от которого матерые критикессы бегут в туалет, чтобы вырвать из себя отвращение к безжалостной человеческой природе, а матерые критики, пытаясь прожевать неприятный осадочек после сцены финальных танцев и прочего, мычат нечто про постколониальный синдром. Всему свое время, девочки, а пока радуйтесь жизни.

Героиня фильма Тереза (Маргарет Тизель) поехала радоваться жизни на курорт в Кении, будто созданный только для немолодых одиноких теток, которых здесь называют «сахарными мамочками». Она развелась с мужем. Свобода у нее есть, деньги тоже. Осталось найти любовь. Декорации для этого подходящие — бирюзовая лагуна, серебристый песок, черные гибкие мужские силуэты на пляже, ловкие мартышки у балконов отеля, сплошная акуна матата. Вслед за дурацкими сувенирами местные юноши предлагают и себя. Тереза стесняется. Такая же туристка-соотечественница Инге (Инге Маукс) подбадривает ее личным примером. Первый опыт Терезы не слишком ее вдохновил. Но следующий жиголо Мунга (Петер Казунгу) артистично разыгрывает романтику, вытягивая попутно из «мамочки» деньги на болезни и проблемы родственников. Смотреть на это с каждым кадром становится все мучительнее — сатира с черным солдафонским юморком постепенно превращается в малоаппетитную порнушку. Актерская самоотверженность Маргарет Тизель высока, но играет тут вовсе не ее талант, а толстое увядающее тело.

Вспоминается фильм Лорана Канте «На юг», где прекрасно сохранившаяся Шарлотта Рэмплинг на пороге 60-летия играла такую же секс-туристку слегка за сорок. Но Канте снимал драму о двух мирах, живущих на одной планете и ничего друг о друге толком не знающих. Зайдль, известный своим презрением к роду человеческому («Собачья жара», «Импорт-экспорт»), сделал физиологический, на грани порно фарс, где герои только статистические единицы, сталкиваемые по разным шкалам — возраст и бедность. Поэтому никого не жалко, а противно. Тереза — ограниченная, несимпатичная баба с жестким характером. Внешне симпатичные только за счет своей живости кенийские юноши — тупые торговцы телом. Они просто друг друга используют, не оставляя никакой надежды зрителю, что автор прекратит унижать героев и героинь. Да, возможно, все это метафора расплаты дряхлеющей Европы за колониализм. И что? При этом режиссерское мастерство Зайдля неоспоримо. Он заставляет пройти через это испытание, потому что из ничего получается кино. Его рецепт: точный кастинг, импровизации и монтаж. Непрофессионалы-кенийцы играют самих себя. Немолодые актрисы, кажется, тоже. Говорят, что секс на экране настоящий.

«Рай. Любовь» — это первая часть уже снятой Зайдлем трилогии про двух сестер и дочку одной из них. Во второй части «Рай. Вера», которая будет представлена на Венецианском фестивале, рассказывается о религиозном паломничестве. Могу себе представить! В последней части «Рай. Надежда» девочка-подросток отправится в специальный лагерь, чтобы похудеть. Тут уже надо будет ожидать вспышки анорексии среди чувствительных зрительниц. Именно поэтому я не рекомендую наивным девочкам смотреть яркие, провокационные и виртуозно сделанные фильмы Ульриха Зайдля. От них одно огорчение.

Факт Молотова — Риббентропа / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Факт Молотова — Риббентропа

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Книга

На прилавках книжных новый роман Полины Дашковой «Пакт»

Сделать исторический роман остросюжетным и авантюрным, не погрешив при этом против достоверности и духа времени, — задача непростая. Она имеет мало общего с созданием «антикварного» детективно-шпионского романа акунинского типа.

Полина Дашкова в своей трилогии «Источник счастья», описывая до- и послереволюционную Россию, сделала серьезный шаг в эту сторону. Там, в трилогии, уже были задействованы архивы, велась прямая перекличка с классиками — взять хотя бы операцию на эпифизе вместо булгаковского «гипофиза».

В новом романе «Пакт» Дашкова продолжает двигаться в выбранном направлении. Только на дворе у нее и читателя уже другое десятилетие. Не 1917-й, а 30-е, время Большого террора, как принято называть этот период в публицистике. Главная трудность при написании такой книги очевидна. Автору нельзя позволить себе утонуть в академизме и россыпях мелких фактов. Все это ни в коем случае не должно тормозить сюжет. С другой стороны, необходимо уйти от легковесности обычной беллетристики.

Все это автором учтено. И Дашкова словно бы идет по канату: шаг влево — роман превратится в трактат. Шаг вправо — история станет игрушечной... В конце концов трудности остаются позади. Да, в романе задействованы серьезные источники: дипломатическая переписка и секретные документы 30-х годов. Но при этом роль сюжетных пружин с успехом выполняют любовные и семейные мотивы. Сотрудник сталинского «специального секретариата» Илья Крылов увлечен балетной танцовщицей Машей. Чувство взаимное, но для него есть очевидные препоны. Ведь Крылов находится в зоне риска: работая под началом Поскребышева, он анализирует внешнюю и внутреннюю политику нацистской Германии, пишет доклады для Инстанции (так про себя Илья называет Сталина), и одно неосторожное слово может стоить ему жизни. Вдобавок к этому он вынужден скрывать свое чуждое, не пролетарско-крестьянское происхождение. Поэтому иметь нормальную семью для него означает заранее погубить того, кого он любит.

Второй полюс романа — серые будни германского рейха. Здесь есть свой главный герой. Это психиатр Карл Штерн, лечивший Гитлера еще во времена его ефрейторства. Он вхож в коридоры рейха и поныне. Но, потеряв семью, вынужден бежать в СССР, где, конечно, становится ценным кадром. Штерном занимается непосредственно Крылов...

Цепь событий стягивается к главному аккорду советско-германских довоенных отношений — пакту Молотова — Риббентропа. Но очевидно, что само слово «пакт» автор трактует максимально расширительно: симбиоз двух режимов. Разумеется, и двойной сюжет, и его смычка, и зеркальные отношения Штерна и Крылова — весь этот механизм направлен на сравнение двух систем, нацистской и сталинской. А также двух тиранов — «отца нации» и «отца народов».

Вообще-то рассуждения на тему «Кто хуже?» стали общим местом для историков публицистического направления и, пожалуй, лишены смысла. Куда важнее понять истоки большевизма и нацизма, а также сопутствовавшие им исторические ситуации (прежде всего фактор Первой мировой). Но в романном изложении все сопоставления и аналогии выглядят вполне органично. Этому немало способствует ракурс аналитика-спецреферента Крылова. А также вся литературная оптика Дашковой, чье описание сталинских наркомов и гитлеровских чиновников идет почти параллельно и заряжено немалой дозой гротеска.

«Хозяин окружил себя рожами. Человекообразный зверек Ежов. Жирный, со слипшимся чубом на лбу, с трясущимся, как желе, двойным подбородком и воробьиным носиком на расплывшейся бабьей физиономии Маленков. Приплюснутый, словно стукнутый мордой об стол, Молотов. Осанистый, как индюк, с дегенеративно узким лбом Буденный, свиноподобный, всегда поддатый Ворошилов...»

Интересно, что романтическая школа письма здесь не умаляет, а усиливает достоверность картин эпохи, созданных Дашковой. Как ей удается этот фокус — вопрос интересный, но ответа на него, в общем, нет. Просто Полина Дашкова из тех немногих авторов, кому это доступно. Проследить по роману, как история превращается в «вещество литературы», очень интересно. Открыть «Пакт» стоит уже хотя бы за этим.

Для Олимпиады с оркестром / Искусство и культура / Художественный дневник / Музыка