Такси! Такси! - Анатолий Захарович Рубинов

- в порядке ли головной убор. Нет, придраться решительно не к чему. «Пятичасовики» тоже исправные ребята. Они получают обратно свои путевые листы со свежими пометками и росписью, берут трафареты о времени окончания работы. У второй бригады - 16.00.

Таксомоторный парк никогда не спит, но первая высокая волна оживления поднимается незадолго до шести - когда еще даже не открылись двери метро. К шести часам утра восьмой парк выбрасывает в автомобильную реку еще сорок восемь своих «Волг».

Еще шумнее следующий выезд - к семи часам должна выехать самая крупная бригада, если не считать одиннадцатичасовой: 75 машин. Только в одиннадцать уходит больше - 76.

Ко времени выезда четвертой - семичасовой - партии просыпается растерянный, ищущий Голубчик. Так и неизвестно, где спит рыжий. На улице не холодно, но ветрено, и Голубчик проскочил вслед за кем-то в диспетчерскую, стоит, закинув морду кверху, у стенда ЧП и встречает с надеждой входящих: ждет хозяина, Володю. Вероятно, никак Голубчик не поймет, почему хозяин приходит не каждый день. Рыжий, возможно, привык бы в конце концов к этому, но путаницу в его собачью голову вносит то, что иногда хозяин появляется два дня подряд. Откуда Голубчику понять странное свойство календаря, который имеет несколько месяцев по 31 дню, а Володин брат работает диспетчером на заводе тоже через день, и они мало видят друг друга, потому что решили не оставлять больную мать дома одну. На том заводе четные смены почему-то никогда не становятся нечетными, и потому Владимиру раз в два месяца приходится меняться, договариваться со сменщиком.

Голубчик, наверное, знает, что Володя появляется именно около семи, и по каким-то очень точным собачьим часам приходит за несколько минут до того, как распахивается грохочущая дверь и показывается хозяин. Рыжий бежит навстречу, трется о брюки, идет за хозяином к диспетчерской стойке, выходит с ним на улицу и, не ожидая приглашения, шмыгает в машину и устраивается возле счетчика. Володя каждый раз тревожно оглядывается - не видел ли кто, и на всякий случай готов оправдываться, если маленького рыжего пассажира увидит кто-либо из начальства: «Не заметил. Хотел посмотреть на часы, а он, пес, наверное, в это время и шмыгнул. Простите, пожалуйста».

Но Володя ведет себя осторожно и пока еще не попался ни разу. Ездит свою двойную длинную смену с Голубчиком, и от этого им обоим и пассажирам хорошо. Легко завязывается разговор, в машине весело. Володя слышит бесконечные рассказы про собак, о том, какие они верные и смышленые, о том, как они умеют любить. О том, как одна собака умерла от разрыва сердца, когда встретилась со своим хозяином, который ездил то ли на год, то ли на два в научную командировку в Антарктиду, а туда тайком собачку никак не провезешь.

Когда Володи нет, Голубчик все-таки надеется, что он придет, и стоит под стендом ЧП, беспокойно взглядывая на хлопающую дверь. На стенде часто сообщается такое, что делает людей серьезными и молчаливыми. Поэтому они не замечают рыжего, а Голубчик, наверно, потому и выбрал такое место, что там его меньше беспокоят, хотя он сидит на самом виду.

Стенды ЧП меняют не каждый день. Вот какие два сообщения вывесили в тот день:

«Вчера в 0 часов 30 минут шофер С. на автомашине 86-39 ММТ, проезжая по Матросскому мосту, совершил наезд на мужчину 63 лет, который с переломом ребер и голени отправлен в больницу».

Под сообщением схема происшествия: как расположен мост, где переходил мост пешеход, как двигалось такси. Опытному человеку ясно, что шофер не очень виноват: ну когда же, наконец, и пешеходы будут соблюдать правила движения? Почему пострадавший шел посреди моста, разве нет поблизости безопасного перехода?

Все знают, что отдел безопасности движения, которым в парке руководят опытные люди, никогда не наваливается напрасно на водителей и вообще старается быть справедливым, а схема наверняка срисована с той, что была составлена на месте происшествия вместе с милицией.

Но пока окончательных выводов никто не сделал. Во всем должен хорошенько разобраться следователь. Он опросит свидетеля, побеседует в больнице с пострадавшим, будет долго рассматривать схему. На это уйдет время, и кроме пострадавшего будет мучиться шофер.

Во-первых, у него наверняка отобрали водительские права - пока идет следствие и не установлена официально его невиновность, ездить по улицам он не имеет права. Сегодня, наверное, работает в парке перегонщиком.

Красивое слово - перегонщик. Только он не перегоняет «Волги» из Горького, с завода, где их выпускают, в Москву, а всего-навсего из одного цеха парка в другой - после капитального ремонта по пандусу на этаж, потом спускается пешком и идет к следующей отремонтированной машине.

Во-вторых, как бы ни был прав водитель, сердце его будет болеть и помнить беду, если даже пешеход был тысячу раз неправ и вышел из больницы уже через неделю. Воспоминание о том, как автомашина сбила человека и причинила ему боль, не выветривается никогда. Иной раз пешеход становится виновником своей собственной гибели, и это подтверждают все видевшие, удостоверяет следователь, суд, не отрицают его близкие, а водитель на всю жизнь вбирает в свою душу отраву, которая точит его здоровье.

Стенды ЧП вывешиваются и каждое утро напоминают, прежде чем шофер вывел машину из ворот: будь осторожен. Посмотри на схему повнимательнее, и ты убедишься, что у водителя какие-то запасы предосторожности все-таки были. Ну что ж, ничего не поделаешь - хоть виноват пешеход, а с него спрос меньше. Такое неравенство в ответственности несправедливо, но неизбежно, потому что машина сильнее человека. Это она ворвалась в его жизнь и, хоть облегчила ее, сделала опаснее.

Прижимаясь к стене, на которой висит стенд ЧП, Голубчик за частоколом меняющихся ног следит за дверью, в которую входят и выходят шоферы, и ждет… Рыжий нервничает, по его собачьему времени Володе уже пора появиться. Собаку замечают. Кто-то присаживается на корточки, отламывает кусочек бутерброда, но неблагодарный голодный Голубчик надменно отходит в сторону. Вчера он весь день бегал из диспетчерской