Фрейлина - Шеннон Дрейк

Он защищал ее и послушно выполнял ее желание. Гвинет сказала себе, что благодарна ему за это — и только.

Их путь был долгим и утомительным, и девушка была рада возможности побыть в этой комнате, милостиво принимать услуги, которые ей оказывают, и ждать, когда настанет день отъезда. Она горячо надеялась, что это миг не наступит скоро.

А пока Гвинет стала обживать эту комнату. Она сняла дорожное платье и вымылась. Мыло — она улыбнулась, заметив это, — было французское. Энни вовремя принесла ей ужин, сообщив, что сразу же уложила Лайзу в постель, и заверив свою госпожу, что утром они все будут чувствовать себя гораздо бодрей.

Энни была в восхищении от своей комнаты.

— У нас одна комната на двоих, и такая большая! — с восторгом воскликнула она, а потом шепнула: — Я думаю, нас поселили в комнате для гостей — лорда и леди, чтобы мы были ближе к вам. Какая доброта!

«Это, несомненно, правда», — подумала Гвинет, быстро поблагодарила Энни и отослала ее спать. Потом она поужинала: после долгой скачки девушка была очень голодна. Затем надела ночную рубашку и легла спать.

Но, несмотря на сильную усталость, Гвинет не могла заснуть. Темнота в этом странном замке мучила ее. Огонь горел слабо, и комната была полна длинных теней.

Ее предупредили, что ночью она может услышать крики — больную жену Рована терзают демоны. Она приказала себе не бояться, но не могла справиться с собой и тревожно прислушивалась к тишине.

Она его не узнала. Его собственная жена не узнала его.

Так было все время, но каждый раз боль пронзала Рована снова, и он чувствовал, как сердце истекает кровью. Кэтрин была слаба, как котенок, она исхудала и была похожа сейчас на ребенка. Когда сиделка радостно объявила ей, что ее муж снова дома, она посмотрела на Рована, но в ее взгляде была пустота.

Ее голубые глаза были огромными как блюдца на исхудавшем, с выступающими скулами лице. Она не испугалась, когда он поцеловал ее в лоб, сел рядом с ней и взял за руку. Ровану казалось, что она всегда была больна и что его сердце разбито с тех пор, как он понял, что должен позаботиться о себе сам, ведь ее жизнь постепенно уходит из нее.

Иногда он чувствовал отвращение к себе за то, что часто испытывал облегчение оттого, что обязанности перед государством увели его далеко от родового замка, разомкнув круг несчастий, хотя Тристан и уверял его, что госпожа не страдала и не чувствовала горя.

Но слуга сообщил ему наедине, что уже примерно месяц, как здоровье Кэтрин сильно ухудшилось из-за лихорадки, которой она переболела в конце лета.

— Миледи, вы прекрасны, как всегда, — обратился к ней Рован, держа в руке ее хрупкую кисть, кожа на которой была похожа на пергамент.

Она моргнула и посмотрела на него, ничего не понимая.

— Это я, Кэтрин, Рован, твой муж, — сказал он.

Кажется, что-то мелькнуло в глубине ее глаз, и он почувствовал себя так, словно его пронзил насквозь вражеский меч. Он наклонился, поднял ее с кровати и перенес и кресло у огня. Кэтрин была легкой как пушинка.

Он прижал ее к груди и вспомнил то время, когда она была своевольной и смешливой, когда при его появлении в ее глазах загорался огонь и мир был полон обещаний.

А теперь…

Теперь она безвольно и безучастно сидела в его объятиях. Она не отбивалась от него, но ей и не было лучше от того, что он рядом. И все-таки он просидел много часов, обнимая ее, пока она не заснула у него на руках. Тогда он встал и отнес ее обратно на кровать.

Потом крикнул ее сиделке Агате, что Кэтрин снова одна, и вернулся в свои комнаты. Там он принял ванну и переоделся, думая при этом, что ему не хочется никуда уезжать, но долг и честь требуют от него позаботиться, чтобы леди Гвинет Маклауд благополучно добралась до дома, а потом как можно скорее уехать в Англию. Он сжал голову руками и только теперь понял, как сильно устал. Тогда он лег в постель, думая, что отдохнет всего несколько минут.

Кроме боли, Рован чувствовал оцепенение. И презирал себя за это.

Сначала это действительно звучало так, словно на замок напали демоны.

Первый звук, который услышала Гвинет, был похож на вой ветра, на горькую жалобу бури, которая мчится по долине. Гвинет сразу же проснулась и села в своей кровати.

Потом стон повторился — низкий, жалобный, полный муки.

Тристан сказал ей, чтобы она не боялась: его госпожа «слышит демонов» и иногда кричит по ночам. Но в полном отчаяния крике было что-то разрывавшее ей сердце. Гвинет встала босыми ступнями на холодный каменный пол, отважно подошла к двери, открыла ее и выглянула наружу.

В конце зала она увидела свет, лившийся из открытой двери. Встревожившие ее звуки вырывались из этой же комнаты.

Гвинет замерла на месте. Она словно разрывалась на части. Здесь она гостья и не имеет права вмешиваться в личную жизнь тех, кто живет в этом замке. Но ничего не делать она тоже не могла: ей казалось, что больная леди мучается и зовет ее на помощь.

Девушка прошла через зал, заглянула в открытую дверь, но никого не увидела в комнате, хотя крики теперь звучали громче. Тогда она осторожно вошла внутрь.

Первое, что она увидела, была огромная кровать в дальнем углу комнаты. Сначала ей показалось, что на кровати лежит лишь куча простыней и изящно вышитых покрывал. Потом этот ком постельного белья зашевелился, и Гвинет услышала низкий жалобный стон.

Этот вопль было невозможно вынести. Гвинет торопливо подошла ближе и неуверенно спросила:

— Миледи Кэтрин?

Стоны продолжались. Теперь они звучали тихо, но как будто отдавались громким эхом в душе Гвинет. Может быть, поискать помощи где-нибудь в замке?

Снова повторился этот разрывающий душу стон.

Она пошла вперед. Иначе Гвинет не могла поступить.

На кровати она увидела крошечную женщину, больше похожую на привидение, чем на человека. Эта женщина ворочалась в постели, и ее глаза были широко открыты, словно она видела что-то в темноте. По ее огромным глазам и золотистым волосам, которые спутанными прядями окружали ее худое и бледное, как у мертвой, лицо, было видно, что когда-то она была очень красива. Вдруг она взглянула на Гвинет и прошептала:

— Они идут сюда!

Гвинет села рядом с ней, взяла ее ладони в свои руки к ответила:

— Никто сюда не идет, миледи.

Кэтрин продолжала смотреть на Гвинет. В глазах больной был какой-то мрачный блеск, но она перестала стонать. Гвинет пригладила ее спутанные волосы и сказала:

— Никакой опасности для вас нет, вы в вашем собственном доме, здесь вас очень любят.

— Если бы я только знала, что мой Бог со мной, — вдруг пробормотала больная, и казалось, что в этот момент она была в здравом уме.