Одиннадцатый цикл - Киан Н. Ардалан

– Забудь об акаре. Он молодец. Я видел труп вашего врага. Будь ты одна, мы бы сейчас не разговаривали.

Я чувствовал, как Нора изнурена. Не знаю, чего ей стоило отрывисто кивнуть, соглашаясь на перемирие.

– Вдобавок у меня добрая весть.

У нее загорелись глаза.

– Вы вернете меня в полк?

Я нахмурился. Она все поняла, и взгляд сразу померк.

– Ясно.

– Теперь я смогу замолвить за тебя слово. Перейдешь в достойный гарнизон и, может, даже получишь звание. Гарантирую, уже скоро отправишься на передовую биться с акарами.

– Благодарю, генерал.

Нора отдала честь – и вот вмиг возвратилась ее холодная солдатская невозмутимость. Все же она мне благодарна, чувствовал я.

* * *

Увидеться с Джеремией, в отличие от его сестры, оказалось непросто – не только из-за того, что мальчик пребывал в тяжкой горячке. Родители ревностно привержены церкви Зрящих, так что я, слуга Верховного Владыки и заступник клерианской державы, окажусь в щекотливом положении. Пришлось примириться с тем, что я к ним не поеду.

Я переговорил с Бэком и Дейлом. Золотое око Владыки уже стояло в зените, и теперь конь нес меня к последнему, самому важному из четверки, ребенку.

В голове крутились слова и письмо Норы. О том, как тринадцатилетняя Далила частично исцелила ее брату перелом, когда он лишился чувств. Правда, как понимаю, кости все равно срослись неправильно. По счастью, мальчики ни словом не обмолвились об этой «истории».

Нора ясно дала им понять, что ради блага Далилы лучше держать рот на замке.

Я потер переносицу. Омут мыслей утягивал. Зефир мерно выступал по дороге к хозяйству Ридов.

Действовать нужно крайне осмотрительно, иначе по суеверному Вороньему городу и особенно Басксину поползет слух о ведьме. Помню, как отец рассказывал о последнем ведьмовском ковене, что сеял по Минитрии смуту и разруху. Когда это было? В третьем цикле? Девять тысяч лет назад?

Главной была могущественная ведьма Найриен из числа Вдохновенных, которых хотели отдать в услужение Владыкам. Она взбунтовалась и подняла на восстание сестер, чему ведьмы и обязаны дурной славой. Отнюдь не за чары их подвергают гонениям: ведьма воплощает в себе бунт против Владык, а символы бунта нещадно растаптывают. Далила повинна лишь в том, что родилась женщиной и от природы творит магию без посторонних средств.

Сплетни имеют гадкое обыкновение жить своей жизнью, разлетаться поветрием все дальше, дальше, покуда их уже будет не обуздать. Поэтому в народе так недолюбливают всякого, кто творит чары без музыкальных инструментов, красок или Хаара.

Вид пашни Ридов пробудил меня от дум. Я устремил коня вправо мимо поля, которое перепахивал худощавый рослый мужчина с щетиной и в испарине. Из рядов кукурузы вдруг вынырнул похожий юноша в штанах на лямках и рубахе.

Оба наблюдали за тем, как Зефир вышагивает по дороге. Отец семейства – это ведь он? – отряхнул руки и вытер лицо рукавом. Меня здесь явно ожидали, но, судя по угрюмым лицам, в страхе.

Роберт Рид – его имя сообщила Нора – махнул сыну в сторону дома, и тот потрусил к матери на пороге, что-то выкрикивая.

Риды вышли встретить меня всем семейством, выстраиваясь шеренгой. Я спешился. Зефир повел мордой, как бы брезгуя навозным душком.

– Я его уведу. – Кудрявый младший мальчонка потянулся к вожжам – скорее завороженно, нежели из вежливости. По виду ему нет и десяти.

– Лучше не стоит. – Я придержал вожжи и погладил коня по шее. Он резво встряхнул головой. – Зефир порой слишком… норовист.

Старший сын, высокий и нескладный, понял намек и вытянул руку.

– Тогда я. – Он, чмокая, отвел коня к безобразного вида корыту.

Вперед шагнул отец. Он отер лицо и руки тряпкой, но только размазал по коже грязь. Ничего, не возражаю. Все-таки чужая душа раскрывается как нельзя лучше в родной среде.

У него между бровей пролегла суровая морщинка. Он смотрел исподлобья. Я даже перед акарскими полчищами не отступаю – что мне пронзительный взгляд простого пахаря?

Строго говоря, эта их скованность нимало не удивляла. Нора упомянула, что Риды не просто почитают Утес Морниар, а практически слепо боготворят все, что с ним связано. Они наверняка сразу узнали мою характерную внешность.

Но вот отец потупился, теребя нитку на штанах, и все сразу встало на свои места.

– Вы приехали забрать мою дочь? – Он поднял на меня красные, влажные от слез глаза. Голос не дрогнул: Роберт собрал всю волю в кулак, чтобы не сломаться.

Какой я глупец! Из-за моего внезапного появления семья заподозрила худшее: увидела во мне длань Клерии, что отнимет у них родную плоть и кровь. Я положил отцу на плечо руку в перчатке и обнадежил мирной улыбкой.

– Я приехал всего лишь кое-что узнать, не более.

Отец был потрясен. Он с содроганием выдохнул, едва держась на ногах.

– Мне незачем забирать вашу дочь.

И это так. На ведьму положено донести, и ее ждет ссылка, а самые незадачливые встретят смерть на костре – и все из-за грехов прошлого.

– Спасибо, – неслышимо уронил Роберт с губ. Голос задрожал, едва не переламываясь. – Спасибо… – Он рухнул на колени и забормотал единственное, на что сейчас хватило ума: – Хвала Владыкам. Хвала первым заступникам Клерии.

Я перевел взгляд на мать с младенцем у груди, тоже сияющую от облегчения и благодарности. Она качнулась вперед – отдать должный поклон не позволил вес малыша на руке.

Меня проводили в дом. Я рассыпался в извинениях за лопнувшую подо мной половицу у порога.

Отец семейства так воспрянул духом, что, даже сгори все хозяйство дотла, определенно не омрачился бы. Он извинялся втрое, впятеро чаще: за небогатую обстановку, за то, что нечем угостить драгоценного гостя…

Я пригнул голову в дверном проеме, и вот передо мной возникла Далила. Она со скорбным, поникшим видом сидела за семейным столом лицом к двери и отрешенно вертела пальцами, уперев взгляд в тень от них. Ноги под стулом болтались туда-сюда.

Вид простых стола и стула не внушал доверия. Из страха еще что-нибудь разломать я заторопился вон.

– Не возражаете, если мы с Далилой побеседуем на воздухе?

* * *

Роберт остерегался отпускать дочь, но что он посмеет мне возразить, как запретит?

Мы с Далилой какое-то время шли молча вдоль границы семейных владений: я впереди, она – за мной.

Назвать хозяйство обширным язык не поворачивался, но шесть ртов оно вполне способно прокормить.

У них было поле под кукурузу, курятник с несушками, в хлеву