Одиннадцатый цикл - Киан Н. Ардалан

– дойные козы. Я не лез девочке в душу, вверив ей право определять русло беседы. Понемногу справлялся о хозяйстве, о семье, об обязанностях, не упоминая друзей даже вскользь. Она отвечала односложно, под нос. В основном мне только и удалось выудить, что имена ее братьев.

Я подвел Далилу познакомиться с моим преданным верховым. Громада Зефир пугал бедняжку, но было видно, она хочет приблизиться. Я расстегнул переметную сумку и достал морковку.

– Держи.

Девочка несмело взяла ее и с моей поддержкой поднесла угощение к его морде.

Зефир – свирепый и беспощадный в кипени битвы, валящий с ног любого воина, которому не под силу обуздать ветра, – встречал за годы немало детей. Ему хватало ума отличить, когда к нему тянут лакомство, а когда – копье.

Вид жующего Зефира умилил нас обоих. Я не упустил шанса взять девочку за руку.

– Не бойся, не укусит, – ободрил я. Зефир и вправду бережно доел морковку и даже не прикусил руки, а наоборот, что поразительно, лизнул ее. – Смотри-ка, ты ему понравилась. Зефир мало кому доверяет.

Она повеселела, даже посмеялась; на лице впервые расцвела улыбка.

Мы присели за конюшней поодаль от дома, что еще больше ее расположило.

– Что случилось той ночью? – в конце концов спросил я.

Далила, смелая Далила кивнула: надо рассказать – значит, надо. Она собралась и заговорила.

Тем вечером их пятерка пошла в Рощу грез, чтобы помочь Дейлу разбудить вдохновение. Если бы не плачевный исход, я бы даже посмеялся.

– Это я предложила… Из-за меня Перри… – Печальную фразу обрубил спазм в горле. Как тихо бедняжка произнесла его имя – голосом тоньше тончайшего стеклышка.

Далила зачесала волосы за ухо, являя спрятанный лазурчик – тот уже слегка зачах.

Сердце тотчас ухнуло в бездонную пропасть, и меня пронзило нестерпимой болью.

– Ты его… – Как лучше сказать? Любила? Они ведь так юны… Хотя подчас детей обручают еще раньше.

Между нами повисло молчание. Как я только мог не отрядить в Рощу дозор?!

Далила встрепенулась.

– Ой, а как там акар?

Что-что? Бедняжка, верно, оговорилась. Не может ведь она печься о своем убийце!

Я не сразу сообразил, что речь идет о Хроме, – и это удивляло еще больше.

– С ним все хорошо, – с улыбкой сообщил я благую весть. – Его зовут Хрома.

Далила крутила пальцами.

– Я волновалась. Увидела его тогда в лесу и… закричала. Так испугалась, но он потом нас спас.

– Он рад, что вы целы.

Далила кивнула.

– А друзья как?

– Отделались синяками и царапинами, кроме, конечно, Джеремии. Но он поправляется. Жить будет.

Только уже не сможет нормально ходить. Я нарочно об этом умолчал.

– Нам уже, наверное, не разрешат видеться, – мрачно заключила она.

– Зато он жив – вот что главное. Благодаря тебе.

Далила шмыгнула носом, не зная, чем занять руки. Ее мучила совесть. Я похлопал ее по спине. Не умею все-таки с детьми обращаться.

– Перри погиб из-за меня. – Ее голос надломился, слезы безудержно хлынули. Тихие всхлипы поминутно нарастали.

– Зато ты спасла Джеремию. – Я заглянул ей в глаза. – Нет, спасла всех. – Брови у меня сами хмуро сдвинулись, лицо посерьезнело. – Далила, я приехал не просто расспросить о ночи. Нора сообщила, что именно ты сделала. – Лучше, сообразил я, не говорить больше, чем требует положение. – О твоем даре никому не следует знать.

«Зачем ты с ними нянчишься?» – опять зазвучало в ушах.

Далила, смахнув слезы, понимающе кивнула.

– Отец недавно увидел, как я исцеляю Фредерику порез, и ударил меня.

Я проглотил возмущение.

– Он боится, и не зря. Если кто-нибудь узнает, тебя ждет ссылка или даже смерть.

– Я ведьма? – уныло произнесла она.

– Ты юная, отважная и любящая девочка. Ты Далила. Вот кого я вижу перед собой.

Наградой мне была ее улыбка.

– Можно совет? – добавил я.

Она нерешительно кивнула. Я вынул цветок из-за уха.

– Засуши его в книге. Да, Перри не стало, но пусть хотя бы память о нем живет.

* * *

Вскоре Далила успокоилась, и мы вернулись в дом.

– Спасибо, спасибо! – ликовал Роберт. – Знали бы вы, как ваш приезд нас осчастливил! – По всему кажется, отец семейства втайне дал волю рыданиям: улыбка ярко лучилась, а вот держался он изнуренно.

Тут меня снизу дернули. Как оказалось, юный Бен.

– А у вас перья настоящие? – Он показал пальцем мне на голову.

– Бен! – ужаснулась мать Мириам и вместе с Робертом побелела от ужаса.

Я посмеялся.

– Полно, не страшно. – Нагнувшись, я стиснул зубы и вырвал одно перо. В макушке больно кольнуло. Теперь там день поболит и будет зудеть, еще день – неприятно свербеть, и на месте одного пера отрастут несколько.

– Держи, – дал я его Бену. Мальчик так просиял, будто обрел редчайшую в мире драгоценность. – На удачу. Смотри не потеряй.

Бен кивнул, хотя уже ничего, кроме пера, не замечал. Он засеменил к родителям, которые вполголоса его любя пожурили.

– Мне пора в путь. – Я оседлал Зефира. Ему явно не терпелось оставить позади местные ароматы.

Предстояло самое трудное. Отчасти успокаивало, что родители Перри столь благоразумны, – однако над ними беспросветной тучей висела скорбь.

Глава шестнадцатая

Далила

В каждой душе искусство находит свой отклик – и тем он сильнее, чем душа тоньше. Покорить возможно даже дикаря – например, собрав аудиторию. При виде глубоко очарованного соседа даже самая непросвещенная личность преисполнится чувств.

– Высшее учение Муз. Голанад Рикс

На следующий день после приезда генерала Эрефиэля хоронили Перри.

Я надела темно-синее, в тон моей тоске, платье. Оно стало теснее. В последний раз я надевала его на дедушкины похороны.

Жизнь отчасти текла мимо меня. Слабо помню, как мама гонялась за Беном. Он ни на секунду не расставался с генеральским подарком – даже в постели. Вчера ночью, пока горел ночник, я все наблюдала, как брат засыпает с зажатым в руке пером.

Разговор с Эрефиэлем подарил мне некоторое умиротворение. Он не поучал по-маминому, не поддался папиной незрелой вспыльчивости. Честный и открытый, он скорбел вместе со мной, не принижая чувств, не насмехаясь. Все-таки родителям порой не всегда можно открыться.

Мимо пролетел Бен, а за ним – мама. У нее вот-вот жилка на виске лопнет. Я помогла поймать брата и одеть перед церемонией – он поканючил, но в конце концов сдался.

Из ночи в ночь меня теперь мучили кошмары. Не загадочные, как видение в Роще, нет, – мне являлся Перри. Его любовь изводила меня, точно неприкаянный дух. Вновь блистали изумрудные глаза на дне колодца, из