Ангел-стажёр (СИ) - Ирина Буря
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У него и взгляд такой же был — впился мне в лицо, в глаза, как тот холодный белый свет…
Мне стало не по себе. А что, если у некоторых Ангелов эта агрессивность в наследство от земной жизни остается, как у меня раздражение? Я вспомнила из курса человеческой истории, что уступки этой агрессии никогда ни к чему хорошему не приводили — по крайней мере, на земле — и решительно выпрямилась, ответив ему таким же прямым взглядом.
— Ты меня совсем не помнишь? — неожиданно тихо спросил он.
— Я вижу Вас в первый раз в жизни, — как можно тверже и убедительнее ответила я.
— Мы были женаты. И очень счастливы, — отрывисто произнес он.
Ну, если у меня был такой ненормальный муж, то немудрено, что я постаралась забыть его. И не имею ни малейшего желания вспоминать.
— Вы ошиблись, — повторила я.
— А Игоря помнишь? — продолжил он, словно не слыша моего ответа. — Сына?
От неожиданности я глазами захлопала. У меня был сын?! Да нет же, быть такого не может!
— У меня не было сына, — уверила я скорее себя, чем его. — Я бы об этом помнила.
— А родителей — отца, с которым постоянно ругалась? — яростно мотнув головой, обрушил он на меня шквал вопросов, даже не дожидаясь моих ответов. — Подружек — Свету, Галю, Марину? Как ты меня к Марине приревновала? Как у Гали хранитель появился? Как ты его человеком заставила стать? Как Марина с темными связалась? Как мы с тобой ей хранителя организовали? Наблюдателей тоже не помнишь? Как они нам всю жизнь отравляли..?
Нет, он точно ненормальный, подумала я, прекратив его слушать. Интересно, сумасшедшие Ангелы бывают? Например, такие, которые не смогли полностью от земной жизни оторваться, и она у них в голове с новой перемешалась — в горячечный бред?
Я вдруг похолодела. В тот самый первый момент он назвал меня каким-то именем — не Ангелом. И мне тоже вместо общепринятого обращения постоянно в голову какие-то особые названия для всех окружающих лезут. Может, у меня уже начальная стадия такого безумия? Вот и раздражение все время возникает — а если оно потом в такое бешенство перерастет? А если это сумасшествие еще и заразно..?
— Извините еще раз, — пробормотала я, медленно пятясь от него, — я понятия не имею, о чем Вы говорите. Наверно, я просто похожа на того, кого Вы ищете. Давайте, Вы его дальше искать будете? А я пойду, мне заниматься нужно.
Я так и не решилась повернуться к нему спиной и отступала мелкими шажками, внимательно следя за его движениями.
Но он вдруг словно окаменел.
— Я все понял, — тихо произнес он с такой яростью, что я больше не раздумывала — круто развернулась и со всех ног ринулась под укрытие своей маленькой, изученной вдоль и поперек, но такой безопасной комнаты.
Я не помню, сколько дней из нее не выходила. Даже во дворик. Не то, чтобы я боялась — отдышавшись, я вспомнила слова Бабочки … нет!.. — нет, женщины-Ангела о том, что резкие всплески эмоций в Ангельском сообществе недопустимы. Значит, даже если на того Ангела временное помешательство нашло, его уже нашли и … не знаю, вылечили, наверно. Или, как и мне, ему напомнили о необходимости держать себя в руках.
Я хотела было женщине-Ангелу рассказать об этом — очень большом — дискомфорте, но опять неловко стало. В конце концов, я ведь сама в тот лес-парк-сад пошла — вот и получила урок. Кстати, тогда в первый раз и мелькнула у меня мысль — а не была ли эта встреча совсем не случайной? Может мне так — не напрямик, деликатно — показали, что чрезмерно отступать от установленного порядка не стоит? А может, это своего рода наглядный дополнительный материал был — я же делала запрос об агрессивности?
Но размышляла я об этом недолго — у нас, наконец, начался новый курс, и на занятиях появился новый студент.
Новый цикл занятий рассказывал нам о социальном устройстве человеческого общества. Он не дал мне никаких разъяснений о причинах человеческой агрессивности, лишь подтвердил мое подозрение, что причины эти лежат в самой природе человека.
Даже в периоды между войнами люди не могли жить мирно. Они постоянно боролись за свободу, справедливость, равенство — и всякий раз оказывались под еще большим угнетением. Причем угнетенные, победив, тут же превращались в угнетателей — человечество будто на качелях всю жизнь туда-сюда каталось.
Еще более странным мне показалось то, что настоящих борцов среди людей всегда было совсем немного, но им каким-то образом всякий раз удавалось втянуть в свои революции, перевороты и освободительные движения остальное большинство, которое, однако, после каждой победы упрямо возвращалось к привычному укладу жизни. А если их лидеров это не устраивало, их просто устраняли всевозможными способами.
Я вспомнила слова Ба… нет, женщины-Ангела о неблагодарности людей — похоже, она была абсолютно права. В спокойные периоды медленного, но неуклонного улучшения жизни большинство человечества не довольствовалось им и искало встрясок, разрушительные последствия которых позволяли ему вновь оценить мир и благоденствие. Не свобода и справедливость были им нужны, а острые ощущения, в перерывах между которыми они не просто охотно, а с радостью возвращались к своему подчиненному и зависимому положению.
Более того, эта зависимость и подчиненность присутствовали у них на всех уровнях социальной жизни. В семьях у них были главы, на работе — начальники, в странах — короли и президенты, даже в играх, в любой группе людей, у них обязательно присутствовал какой-то лидер.
Самое интересное, что слушая нового преподавателя и прислушиваясь к своим ощущениям, я так и не смогла понять, принадлежала ли я на земле к ведущим или ведомым — ни одно слово никакого отклика во мне не вызвало. Вот точно где-то в лесу жила, а не среди людей, потому и вспомнить нечего!
Кстати, новый преподаватель мне тоже не понравился. В отличие от сухого и безжизненного преподавателя
