Ангел-стажёр (СИ) - Ирина Буря

Мои колибри уже взвились со своих мест и, снова расчирикавшись, двигались наверх. Я так и не решилась к ним подойти. Мое общество их явно не интересовало, да и записи с предыдущих занятий мне уже расхотелось у них просить — вряд ли Циркуль рассказывал им что-либо, кроме сухих фактов, мест и дат.

В своей комнате я сразу же подошла к столу, но никаких новых книг там не появилось. Наверно, еще не успели, подумала я, представив себе, сколько запросов в день вот тем смутно-неуловимым «им» приходится рассматривать. Ничего, у меня пока еще есть, чем заниматься — сев за стол, я протянула руку к стопке книг. И прямо на ней обнаружила два моих листика — по крайней мере, точно таких же, даже тех же цветов.

На каждом из них даже мой вопрос был — только аккуратным печатным шрифтом. И ответ к каждому из них: «Явление агрессивности человека будет рассмотрено в последующих курсах» и «К сожалению, процедура перерегистрации не предусмотрена».

Терпение, вдруг возникло у меня в голове еще одно новое-старое слово. Я ни секунды не сомневалась, что это была эмоция, или качество характера, или умение, или просто состояние, но Бабочка во время наших первых разговоров ни разу не упомянула о нем. А оно мне сейчас почему-то очень важным показалось. Может, оно у меня тоже раньше было, не только одно раздражение?

Кстати, вдруг поняла я, несмотря на двойной отказ, никакого раздражения в тот момент я не почувствовала. Вот когда Бабочка предложила мне сообщать ей о малейшем дискомфорте, а потом отказалась просто кровать переставить, оно было. А еще Бабочка говорила, что с раздражением мне придется бороться — может, потому терпение мне и вспомнилось? Может, это и есть способ преодолеть несвойственное Ангелу чувство?

Отлично, подумала я, этих книг мне надолго хватит, а там и последующие курсы подоспеют.

Мои дополнительные книги, однако, закончились раньше, чем курс истории. Новые я не стала просить — этот первый курс сжался для меня в более короткий промежуток времени, и мне постоянно приходилось мысленно возвращаться от услышанного на занятиях к прочитанному в книгах и наоборот, чтобы выстроить цельную картину развития человечества.

Очень скоро такие размышления превратились для меня в самую настоящую необходимость. Я и вопросы на занятиях не задавала, потому что мне казалось намного более важным самой до ответов на свои вопросы додуматься, чем услышать их от преподавателя, да еще и в его безжизненной манере.

Я уже с нетерпением ждала окончания каждого занятия и уходила с них одной из первых — мой с виду неудачный выбор рабочего места на поверку оказался очень удобным. С другими студентами перед началом занятия и в его конце я обменивалась приветственным кивком и помахиваем руки, но и только. У них определенно уже образовалась устойчивая компания, и вторгаться в нее мне совсем не хотелось. Наоборот, с каждым днем во мне крепло желание как можно быстрее выучиться и стать наконец-то настоящим Ангелом. Я не знала, зачем и что я буду потом делать, но почему-то это казалось очень важным — наверно, мне хотелось поскорее начать самой свою судьбу определять.

Как, впрочем, выяснилось, в комнате мне не очень думалось. Сидеть за пустым столом — книги с него исчезали по мере прочтения — и смотреть на пустую же стену было как-то … глупо. Вместо того чтобы анализировать новый материал, я почему-то начинала представлять себе, как можно сделать ее менее пустой, украсить ее — то картиной, то зеркалом, то вообще каким-то штуками, которые не имели никакого смысла, просто выглядели симпатично.

К кровати — после первой же попытки на ней поразмышлять — я тоже больше не подходила. На ней я сразу же — по привычке, наверно — провалилась в свою пустоту, которую, правда, уже и пустотой нельзя было назвать. Она оказалась битком набита людьми и Ангелами — каким-то образом я их различала и даже не удивилась этому. Но самое главное, что и те, и другие без остановки сражались — друг с другом и между собой. И вместо того чтобы максимально эффективно усваивать новую информацию, я раз за разом и безуспешно пыталась остановить их…

Оставалось лишь ходить по комнате. Всякий раз, подходя к огромному, во всю стену окну, я бросала мимолетный взгляд на дворик за ним. В один из первых дней после его появления я попыталась выйти туда, но окно не открылось — ни внутрь, ни наружу — и я забыла о нем, увлекшись книгами. Сейчас же меня к нему просто притягивало.

Любопытство, строго изрекла память, и я снова мгновенно узнала это слово. В нем было что-то волнующее, но и неловкое, что не стоило выставлять напоказ — вроде моей склонности Ангелов другими именами наделять. Но ведь здесь-то меня никто не видит!

Став на цыпочки, чтобы рассмотреть, что скрывается за кустарником, ограждающим мой дворик, я оперлась рукой об окно для равновесия. Не помогло, но я всего чуть-чуть до края густой живой изгороди взглядом не дотянулась. Накатило раздражение. Терпение, напомнила я себе. Раздражение пристыжено замолкло. А вот любопытство, воодушевленное отсутствием публики, нет. Терпение каким-то образом нашло с ним общий язык, посоветовав мне подпрыгнуть. И общими усилиями мы пришли к совершенно неожиданному результату.

Только-только я оторвалась от пола, рука у меня скользнула по стеклу в поисках новой точки опоры для сохранения равновесия … и следом за ней скользнуло в сторону окно. Оказалось, что выход во дворик открывается так же, как доступ к каналу связи. Я запомнила, что терпение гасит раздражение, а в паре с любопытством открывает новые горизонты.

Уже через пару дней мне захотелось открыть более дальние горизонты. Во дворике думалось не намного лучше, чем в комнате. Для начала все в нем напоминало мне смену цвета в моей комнате. Густой кустарник был приятного темно-зеленого цвета и пол … нет, земля была покрыта яркой … травой. Очень мягкой, почти шелковистой наощупь.

А вот столик с креслами и шезлонг были белыми — пронзительно белыми на фоне зелени. Кресла оказались очень удобными, но столик был слишком … пустым. На нем, так же как на стене над столом в комнате, мне постоянно виделись какие-то непонятные предметы. Чашки, тарелки, ваза, скатерть, услужливо подсказывала мне память, не объясняя их назначения.

И это второе кресло… Стул в комнате возле стола ни разу не вызвал у меня никаких вопросов, а вот это пустое кресло