Последняя молитва шахида - Александр Тамоников

– Не надо тебе, Володя, больше приходить сюда, не надо. Плохо ей, болеет она. И сам должен понять, то, что сделал ты, не прощается! Что же ты наделал, парень?

– Да не виноват я был, клянусь! Чем угодно и кем угодно, и ничего, ни с кем у меня не было и не могло быть. Потому что водка вырубила меня до появления этих проституток, черт бы их всех побрал! Ну сами посудите, если я не заметил, как приходила Вера, то в каком состоянии я мог быть?

– Эх, Вова, Вова! Мне-то чего объяснять? Я бы, может, и понял. Но Вера? Она – это совсем другое. Она подлости не прощает! Не быть вам вместе. А жаль! Честное слово, жаль. Что вот так все обернулось. Ты уж оставь ее, пожалуйста, Володь.

– Хорошо!

Бережной резко развернулся и ушел. А через некоторое время его вместе со взводом отправили на ремонтную практику и войсковую стажировку, которые длились более двух месяцев. Крамаренко же остался стажироваться в училище.

Володя за время отсутствия все же лелеял надежду по возвращении как-то сгладить конфликт. Что он вернется к другой Вере, которая сможет его понять и простить. Его надежды сбылись в одном. Он действительно вернулся к другой Вере.

Каково же было его удивление и возмущение, когда, прибыв в училище, он узнал, что Вера, его Вера, вот уже месяц как является женой Крамаренко! Удивление и возмущение сменилось в нем на ярость! Он тут же отправился в двенадцатую роту, где старшинствовал Крамаренко. Тот оказался в своей каптерке.

Молча, только переступив порог, Владимир врезал старшине в челюсть, отбросив его в угол помещения. Затем он рывком поднял Крамаренко, дважды ударил в печень и солнечное сплетение. Старшина переломился от боли пополам. Володя нагнулся к нему:

– Что, чмо? Моментом, сука, воспользовался? Веру отнял у меня? Удавлю, гада, если не разведешься в неделю, понял? Я ее никому не отдам!

– Она моя жена, и останется таковой, ты сам просрал все, герой!

– Что ты сказал, сучара?

Володя подтянул к себе разбитую физиономию Крамаренко:

– Повтори, что ты сказал?

– Вера моя жена, а тебе за меня мандец! Узнаешь прелести дисбата!

Владимир нанес удар головой в голову старшине, лишая его сознания. Тут его и скрутили подоспевшие на шум курсанты его роты.

А через три часа Бережной уже сидел в одиночной камере гарнизонной гауптвахты, в отсеке для лиц, подлежащих после следствия осуждению. Володя ждал трибунала. Но то ли вступилась Вера, то ли коллектив батальона, дружно вставший на его защиту, повально ненавидя уставника-старшину, то ли сам Крамаренко взял первоначальную вину, приведшую к драке, на себя. То ли командование училища не пожелало раздувать дело, когда до выпуска оставалось менее двух месяцев, но уголовное дело в отношении Бережного прекратили, хотя до государственных экзаменов оставили Володю на гауптвахте, все в той же одиночке.

Так и сидел он, готовясь параллельно к госам, пока однажды, когда в караул заступили курсанты училища, к нему вечером не зашел старший лейтенант. Командир взвода со второго курса и начальник караула в настоящее время. Он принес с собой табурет, сел напротив Бережного, предложил сигареты. Закурили, что было категорично запрещено. Старший лейтенант спросил:

– Сидим, ковбой?

– Так точно, товарищ старший лейтенант.

– Что же ты так, по-глупому попал?

– А разве можно попасть по-умному?

– Тоже правильно! Я тебя понимаю. У меня был подобный случай. Жена изменила, а я любил ее. Клянусь, пристрелил бы! Я тогда в наряде стоял и домой слинял по-тихому, а там моя благоверная с майором, начальником клуба, в постели забавляется…

– Так почему не пристрелили?

– Осечка вышла, патрон в патроннике наперекос встал, пока выбросил его, любовники в чем были в окно на улицу ломанулись. Даже окно не открыли. Хорошо, что в бараке жили, с первого этажа ушли. Вот так! Но тогда баба виновата была, а у тебя? Порядочная девочка, ты – нормальный пацан, а что допустил? Слышал, как все у вас с невестой вышло. Ну а «хомута» зачем бил? Он-то тут при чем был? Ведь без согласия женщины никакой свадьбы не было бы. Значит, она добровольно за него пошла? За что же старшину бить?

– За все его паскудство!

– Если бы это что-то изменило, то я, может, и понял бы, а так ты камеры этой добился. Хорошо, хоть дело прекратили. Да! Кстати, ты с невестой своей бывшей увидеться не хочешь?

– Что?

– Пришла она. Просит встречи с тобой. Хоть и запрещено это Уставом гарнизонной службы, но ладно. Решение за тобой! Хочешь, пропущу сюда, нет, откажу. Но я бы на твоем месте поговорил с ней. Может, ничего и не изменится, но тебе легче станет, по себе знаю. Ну что?

– Пропустите!

– Только постарайтесь недолго, а то принесет нелегкая какого проверяющего, ее и спрятать здесь негде будет. Ну а коли разговор серьезный пойдет, не торопись, как-нибудь, если что, отмажемся.

– Спасибо вам, товарищ старший лейтенант.

– Удачи тебе, курсант!

Он ушел, и минут через пять в камеру вошла Вера. Во всем черном, словно траурном одеянии.

– Здравствуй, Володя.

– Здравствуй.

Вера присела на кончик принесенного старлеем табурета.

– Как неуютно тут и темно, страшно.

– Да. Это не твоя спальня.

– Сам же виноват!

– А разве я на что-то жалуюсь?

– Нет, ты не из таких.

– Зачем пришла?

– Не знаю. Внезапно почувствовала непреодолимое желание увидеть тебя и пошла. Думала, пропустят, хорошо. А нет, так, может, и лучше будет? Успокоюсь!

– А что тебя волнует?

Вера не ответила на вопрос Володи, задав свой:

– Скажи мне, Володь, в ту проклятую ночь у тебя действительно ни с кем ничего не было?

– Какая тебе теперь разница?

– Большая!

– Не было. Ни с кем и ничего! Только водка свалила меня! И ничего я не понимал. Ты же знаешь, я не пил, а тут… Да что об этом теперь?

– Мне сказали, что тебя не будут судить и дадут закончить училище.

– Мне без разницы, что мне дадут, а что нет.

– Понимаю.

– Сейчас что-либо понимать поздно. Дело, как говорится, сделано! И страшное не в том, что стали бы меня судить и на сколько приговорили бы. Страшное в другом. В том, что ты не поверила мне. Даже не захотела выслушать объяснений! Все решила сама. Раз и навсегда! Вот что для меня страшнее и обиднее всего. И еще то, что в мое отсутствие вышла замуж за Крамаренко. Хотя до сих пор любишь меня! Ведь любишь?

– Речь не обо мне!

– А обо мне ее вообще никакого смысла нет вести. Да, я виноват! Виноват во всем! Но и наказание несу такое, что не дай бог другому! За все я заплатил сполна, даже за то, чего не делал. Так что обо мне говорить? Иди, Вера, будь счастлива, если сможешь, со своим мужем. Обо мне забудь. Так будет лучше для нас обоих! Иди, прошу тебя, мне плохо!

Смахнув набежавшую слезу, Вера встала и направилась к выходу. Неожиданно остановилась.

– Володь, поверь…

– Вот только, Вера, жалеть меня не надо, хорошо? Очень тебя прошу об этом!

– Не буду. А насчет того, люблю ли я тебя? Да, люблю! Прощай, любимый!

Она подошла к двери, тут ее остановил уже Володя:

– Вера! Прости меня!

Она кивнула головой.

– И еще, запомни, ты навсегда останешься для меня единственной по-настоящему любимой женщиной. Прощай!

Дверь захлопнулась, оставив Бережного в одиночной камере. Он подошел к стене и начал бить в нее кулаками, разбивая в кровь кисти рук и не замечая этого. Только стон срывался с его губ.

Выйдя с гауптвахты, сдав экзамены и получив до выпуска свободный выход в город, как-то вечером Володя прошел в парк Дома офицеров. Нашел скамейку, на которой когда-то сидел в обиде на то, что Вера танцует с Крамаренко. Присел, закурил.

И надо же было такому случиться: рядом вновь появилась знакомая размалеванная девица!

– О! Кого я вижу? Эдик? Или как тебя там? Что смурной такой?

– Тебя, по-моему, Аллой зовут?

– Смотри, не забыл! А что?

– Замуж хочешь, Алла?

– Чего?

– Замуж, спрашиваю, хочешь?

– Уж не за тебя ли, Эдик?

– Меня зовут Володей. А замуж действительно за меня. Пойдешь?

– Шутишь?

– Серьезно.

– А если пойду, то что?

– Иди за паспортом!

– Он у меня всегда с собой!

Владимир решительно встал.

– Поехали!

– Куда?

– В ЗАГС, конечно! Ну? Пока не передумал!

– Я готова!

– Ну и вперед!

Через три дня Володя расписался с проституткой, а по выпуске, так больше и не встретив Веру – на вручение погон и дипломов она не пришла или в общей толчее он ее не заметил, – увез Аллу в отдаленный гарнизон.

Алевтина сумела сыграть роль верной супруги недели две, потом загуляла. Видимо, блядство было у нее в крови. Через месяц они развелись, и Владимир подал рапорт о переводе его в 201-ю дивизию, дислоцирующуюся в Таджикистане. Там принял первое боевое крещение, водя колонны к заставам погранвойск, там же получил и первую свою награду – медаль «За боевые заслуги» – одновременно с двумя ранениями. Потом конфликт с замполитом и перевод сюда. В этот отдельный автомобильный батальон, обслуживающий боевые части войсковой группировки в Чечне. Так через семь лет службы судьба вновь свела его с Верой. И с ее законным мужем! За эти годы Владимир имел немало женщин, но никогда и ни с кем не испытал того, что подарила ему Вера. И она все время жила в его памяти, как первая непроходящая любовь.