Прапор и его группа - Анатолий Гончар

Гончар Анатолий

Прапор и его группа

Пролог

До выпуска оставалось два дня. Школа прапорщиков уже в прошлом.

Смирнов выпустил изо рта дым и задал собравшимся на углу столовой новоявленным прапорщикам казалось бы сто раз повторенный на всяческие лады и ставший почти извечным вопрос:

— Кто куда?

Ефимов улыбнулся, теперь он уже мог раскрыться.

— Я, — Сергей кивнул в сторону Кусина, — вместе с Андрюхой.

Куда едет Андрей знали все.

— Так ты что, тоже в Афган собираешься? — неподдельно удивился стоявший тут же Костя Науменко.

Ефимов кивнул.

— И на фига тебе это надо? — опять же искренне не понимая, Науменко пожал плечами. — Я вот в военное училище иду, буду курсантов на тренажёре учить. Личного состава-один боец и то прикомандированный. Где ты видел службу лучше? Тоже нашёл бы себе что-либо подобное и служил.

— А я на противотанковый взвод — командиром. Может быть ещё летёху дадут, — влез в разговор до того стоявший в стороне Хохлов. Но на его реплику не обратили внимания.

— Ты же там уже был, — развёл руками никак не желающий отставать от Ефимова Константин. Качнув головой, он ещё разок затянулся уже почти до основания выкуренной сигаретой и, выдохнув дым, бросил её в урну. — И опять едешь?

— У меня друг после моего дембеля погиб, — они уже совсем скоро расставались, разъезжаясь в разные стороны, и Сергей не считал нужным хранить свои тайны.

— Мстить едешь? — в голосе Науменко не было осуждения, лишь одно искреннее любопытство и непонимание.

— Нет, — Ефимов отрицательно покачал головой. — Скорее уж чтобы пацаны неопытные меньше гибли. — Он на секунду замолчал, а потом добавил: — Да и тянет меня туда почему-то…

Слова, которые произнес Сергей, казались напыщенными и пафосными, тем не менее ребята, знавшие его не первый месяц, сразу поверили.

Науменко хмыкнул:

— А если убьют?

Ефимов неопределённо пожал плечами: «Мол, что поделать, судьба». Впрочем, в собственную смерть в двадцать два года поверить сложно.

— Да ладно, мужики, — беззаботно отмахнулся Кусин, — вон у моего братана две титановые пластины в башке и, ничего, живёт. И мы выживем. Еще и костюмы «Пума» привезём.

Сергей мысленно усмехнулся. Для Андрея Кусина эти костюмы уже давно стали чем-то вроде мечты о тарелочке с голубой каёмочкой. Но чем они его столь сильно манили, Ефимов так и не понял.

— Мы пока ещё какое-то время будем здесь, в соседней части, — продолжал рассказывать Кусин, — может неделю, может две, а потом по замене в маде ин Афганистон…

После этих слов почему-то все сразу умолкли. Они разъезжались, но никто не мог предугадать свою дальнейшую судьбу…

…Всё это Сергей вспоминал, подходя к контрольно-пропускному пункту воинской части. История повторялась: спустя годы он снова возвращался в Вооружённые Силы…

Глава 1

Возвращение

Но не потому ли мы так жадно цепляемся за воспоминания о войне, что зачастую события, с ней связанные, самые значительные в нашей жизни?

Да, он принял решение, окончательное и бесповоротное, он возвращался в армию. Нет, он возвращался не в Армию, он возвращался на войну. Трудно, почти невозможно объяснить столь странный поступок другим людям. Да и как объяснишь, если и сам Ефимов так до конца и не смог понять, что же в конце концов заставило его столь круто переменить свою жизнь, перешагнув через то многое, оставляемое в уже прошлой гражданской жизни…

Двумя месяцами ранее.

… — Видишь, вот ещё один, — комбриг кивнул в сторону только что вошедшего в кабинет Ефимова, — солдат желает пролить кровь за Отечество.

Сидевший напротив него майор Балобаев — командир готовившегося к отправке в Чечню отряда повернул голову и окинул безразличным взглядом стоявшего у двери прапорщика. Правда сейчас Ефимов был в «гражданке» и то, что он старший прапорщик, знал только он сам да давший добро на выдачу «Отношения» полковник Шогинов.

— Езжай домой, — комбриг приветливо улыбнулся, — готовь личное дело. Я так думаю, к отправке отряда ты уже не успеешь. Но ничего, поедешь весной. Часть перебазируется, так что прибудешь сразу к новому месту дислокации.

— Спасибо, — совсем не по- уставному поблагодарил Ефимов, подразумевая выданное на руки «Отношение».

— Ну, будь, — комбриг ещё раз улыбнулся, и Ефимов, поняв, что здесь ему больше делать нечего, повернувшись, открыл дверь и вышел в коридор штаба…

Уже спускаясь по ступенькам лестницы вниз, он вдруг задумался над тем, что никак не может определиться — радоваться полученному «Отношению» или огорчаться. Казалось бы, ехал за ним сотни километров и вот, получив, ощутил в сердце неимоверную тоску. Возвращение в Армию означало неизбежное расставание с любимыми и родными и от того грудь старшего прапорщика заполнялась щемящей болью.

Почти два месяца ушло у Сергея на оформление необходимых бумаг. Наконец-то «Личное дело» было готово, а он всё никак не мог сказать своим о принятом решении. Впрочем, супруга знала, а вот дети… Как сказать своим лапочкам, что ты уезжаешь? Правда, пока ещё не очень далеко и будешь приезжать на выходные, но потом? Потом неизбежное расставание на долгих полгода. Как признаться? Как объяснить, зачем и почему он обрёк себя на такую муку. Сердце разрывалось на части, душу сжимала тоска и на глаза впервые за последние десятилетия наворачивались слезы. Точнее, он знал почему так поступает, но никак не мог понять, каким образом сумел на это решиться.

В дни, предшествующие отъезду, он старательно вёл себя как ни в чём не бывало, но время отсчитывало последние часы его безвозвратно уходящей в прошлое гражданской жизни.

Если бы в тот момент спросить, понимал ли Ефимов, что может навсегда остаться в чужих горах, он бы однозначно ответил: — «Да». Времена, когда он считал себя почти бессмертным, канули в прошлое. Но, тем не менее, менять своё решение Сергей не собирался…

Предписание было выписано, дата прибытия определена. Неизбежное расставание уже завтра. Он пытался быть таким, как всегда, но у него ничего не получалось, даже ложка едва не валилась из его рук.

— Так, — как можно бодрее начал он, корча улыбку и одновременно пытаясь отвести в сторону заблестевшие росой слезинок глаза, — я у вас в армию ухожу, — и тут же, пока дети, шокированные эти словами, не опомнились, начал быстро перечислять все мыслимые и немыслимые выгоды предстоящей службы…

Однажды он уже почти уехал от них, но только почти…

Стояла зима 1994–95 г.г., в Российской глубинке всё шло своим чередом, а в городе Грозном тридцать первого декабря начались бои. Ефимов, вот уже несколько лет категорически не смотревший теленовостей, несколько дней подряд не отлипал от экрана. Он видел, как воюют и гибнут Российские парни и… чувствовал стыд — они там, восемнадцатилетние неопытные ребята кладут свои жизни, а он, мужик с почти четырёхлетним боевым опытом сидит на печи.

На восьмой день начала войны Сергей отправился в военкомат и написал заявление с просьбой о призыве в Вооруженные Силы.

— Только, — попросил он, — повестку не присылайте, я сам буду периодически заезжать и узнавать.

— Хорошо, — кивнул военком, и Ефимов со спокойной совестью поехал по своим фермерским делам.

Дело двигалось не так быстро, как требовали его напряжённые нервы. Сергей каждую неделю появлялся на пороге военкомата, но разнарядки на него не было. В селе пока ещё никто не знал о принятом им решении, но, похоже, родственники уже догадывались. Возможно, видели появившуюся на лице и снедавшую его тоску, возможно что-то ещё, но братья и сёстры зачастили к ним в гости. Скорее всего первой о его намерениях догадалась жена и намекнула об этом мужниным родичам…

А Ефимов изнывал в ожидании. Совесть и возможно что-то ещё никак не давали ему покоя, а в груди всё больше и больше нарастала боль предстоявшего расставания.

Побывав в райцентре и, в очередной раз посетив военкомат, Сергей возвращался к себе в деревню. Он не спешил. Небо было затянуто тучами, мела лёгкая поземка, снежок, редкими хлопьями падавший с небес, сметался с лобового стекла лениво ползающими по нему дворниками. А на душе стояла еще более беспросветная хмарь. Проезжая село, в котором жил его друг Геннадий Дворянинов, Ефимов почти автоматически сбавил скорость и крутанул руль вправо — на сердце было пакостно и требовалось поговорить, раскрыть душу, переложить хоть малую часть носимой в груди боли на дружеские плечи. Сомнений в том, что здесь его по- доброму встретят и поймут, у него не было.

Геннадия он увидел ещё на подъезде, тот стоял во дворе и широкой лопатой пытался отгрести от гаражных дверей беспрестанно наметаемый туда снег. Но тщетно.