Неудача Кунцевича - Иван Погонин

— Так вы спросили, есть ли она у меня сейчас, и я вам ответил, что нет. А была ли она у меня, вы не спрашивали. Может быть, конечно, я вас неправильно понял, все-таки французский у меня не родной.

Комиссар достал из ящика стола картонную папку, раскрыл ее и извлек оттуда фотографическую карточку.

— В прошлом году вы отдыхали на даче общества взаимопомощи русских шоферов, в чудесном местечке между Фонтебло и Монтаржи. И в конце отдыха снялись в компании своих коллег. Извольте взглянуть, — комиссар протянул задержанному карточку, — курточку узнаете?

— Я же говорю, была у меня такая куртка. Но сейчас нет.

— Куда же она делась?

— Я испачкал ее в машинном масле и выкинул.

— Давно?

— Перед Новым годом.

— Зима в этом году была довольно холодной. Вы ходили в мороз в демисезонной куртке?

— В ней удобно ездить, она короткая, а в машине тепло. А то, что я ее вымазал, могут подтвердить несколько ребят из нашего гаража, вы порасспрашивайте.

— У нас есть свидетель, который видел вас в этой куртке в Булонском лесу 5 апреля сего года, недалеко от того места, где был убит месье Навахин.

— Навахин? Вы что, господа, хотите мне пришить убийство Навахина? Вы совсем с ума сошли? Да я даже знаком с ним не был! Какой к черту свидетель, а ну покажите мне этого свидетеля, пусть он мне в глаза скажет, что видел именно меня в Булонском лесу! Я требую очной ставки.

— Свидетель видел блондина в спортивной куртке такого же цвета и фасона, как у вас, — включился в разговор Лансело, — но в лицо, к вашему счастью, он его опознать не может, потому как видел только со спины.

— К моему счастью? Нет, господа, на мое горе! Если бы он видел того человека в лицо, то непременно бы сказал вам, что это был не я.

— То есть 5 апреля вас в Булонском лесу не было?

— Да я не помню! Я же говорю — мог туда пассажира привезти. Но даже если я и был где-то рядом, то по лесу не ходил, привез клиента и уехал. А куртка… Я что, один имею в Париже такую куртку?

Лансело записал все, что сказал Корнилов, дал ему прочитать, после чего попросил шофера расписаться под своими показаниями.

— А теперь смотрите, что у нас получается, месье Корнилов, — сказал инспектор. — Ваши коллеги — господа Опенченко, Петров, Зубов и Остроухов — действительно подтвердили, что вы испачкали куртку в масле. Но они также показали, что вы, как человек бережливый, куртку не выкинули, а стали ремонтировать в ней машину. И облачались в эту куртку примерно до апреля текущего года, а потом носить ее перестали.

— Так я ровно то же вам и сказал!

— Нет, вы сказали, что выкинули ее перед Новым годом, вот взгляните в протокол, тут так написано.

— Господа, я же сказал, что не идеально знаю французский. Вы мне задали вопрос, когда я испачкал куртку, я ответил — перед Новым годом, а когда я ее выкинул, я вам не говорил, потому как вы не спрашивали, точнее потому, что я не понял вашего вопроса.

— Дай я его ударю, Огюст! — сказал Кламар.

— Еще успеешь, Этьен, — успокоил подчиненного комиссар, — у нас вся ночь впереди. Давайте, месье Корнилов, оставим пока вашу куртку и обратимся к показаниям мадемуазель де Вербицки. Она утверждает, что это вы предложили ей рассказать полиции историю про ссору Навахина с испанцем. Постойте, не отвечайте, дайте я угадаю. Вы скажете, что мадемуазель ударилась головой при падении и потому придумывает разные небылицы?

— А вот и не угадали. Я так не скажу. Потому что действительно предлагал Ольге Аркадьевне рассказать эту историю полицейскому агенту, буде он явится в ресторан.

— Зачем же вы заставляли девушку говорить неправду?

— Во-первых, не заставлял, а предложил, и она добровольно согласилась, а во-вторых, я уверен, что это правдивая история, ибо о ней мне рассказал тот человек, которому я безоговорочно верю.

— Кто он, где нам его отыскать?

— Я не могу вам этого сообщить.

— Вы понимаете, что если этот человек подтвердит ваши слава, у вас будет значительно меньше проблем?

— Понимаю, но ничего не могу поделать, дал слово не выдавать его полиции.

— Послушайте…

Комиссар не успел закончить, потому что в кабинет буквально влетел сияющий д’Эврэ и выложил на стол комиссара длинный и узкий стилет, сделанный из трехгранного русского штыка.

— Еле нашел, господин комиссар! — с лица инспектора не сползала улыбка. Его новенькая кожаная куртка была вся в грязи, зато какие-либо прорехи на ней отсутствовали. — Пришлось весь подпол на четвереньках облазить.

Рош осторожно взял стилет в руки и с удивлением посмотрел на шофера:

— Да тут и кровь можно поискать, и пальчики ваши! Почему вы не утопили его в Сене?

Корнилов опустил голову:

— Жалко было. Он столько раз служил мне верой и правдой…

— Почему-то нас, шоферов, принято называть элитой. Считается, что мы зарабатываем какие-то бешеные деньги. Так вот, изволите ли видеть, в прошлом году из этой элиты шестнадцать человек с семьями уехало в Парагвай. А ведь от хорошей жизни на край света не поедешь!

Не спорю, были времена, когда мы зарабатывали недурно. Лет восемь-десять назад у меня выходило франков по 70 в день, а в те годы франк был не чета нынешнему! Но увы, от этих заработков остались только воспоминания… В прошлом году, до встречи с месье Солдатовым, я зарабатывал по 500–700 франков в месяц. Это при двенадцатилетнем стаже вождения такси! Вы пробовали жить на такие деньги? Уверяю вас, такая жизнь приносит весьма мало удовольствия.

Полицейских материальное положение Корнилова интересовало мало, но его никто не перебивал, кто же перебивает исповедующегося?

Бывший товарищ прокурора отхлебнул из чашки и продолжил:

— И вот тут-то, когда мы едва-едва сводили концы с концами, появились эти проклятые двухместные «сельта-катры» с пониженным тарифом. А что, машинка маленькая, бензина ест в два раза меньше обычной, можно позволить себе тариф на двадцать процентов меньше, чем у конкурентов. Ну и понеслось… Одна фирма двухместные «реношки» на линию выпускает, другая в ответ ночной тариф не с одиннадцати вечера устанавливает, а с половины второго ночи! Третья, вместо скидки в 20 процентов, устанавливает скидку в 25! А кто за все это платит? Пассажир? Нет, пассажир весьма доволен. Хозяин? Он как забирал половину выручки по счетчику плюс пять франков, так и забирает. А платит за все шофер! Делал я,