Кощеевич и Смерть - Алан Григорьев

— Я заклинаю тр-ропу: пусти одного — не толпу. Запутаю нити пути — погоне никак не пр-ройти.

Свет в дупле погас, княжич затаился в листве могучего вяза — и вовремя. Двор наводнили царские дружинники. Они кричали, бряцали оружием, потрясали кулаками, сквернословили — всё было напрасно. Дупло уже закрылось.

— Зовите Защитницу! — скомандовал хмурый парень — почти мальчишка, но уже косая сажень в плечах. Сбежавшему богатырю он проигрывал разве что в росте. Ох, неприятно с таким будет в открытом бою встретиться, когда вырастет.

— Вот сам и зови, раз ты такой умный, Веледар, — огрызнулся кто-то.

— Трусы! — здоровяк, которого назвали Веледаром, сплюнул под ноги. — Защитницу они, значит, боятся, а супостата упустить — не страшно, пущай утекает!

— Какой же энто супостат? — ахнул кто-то. — Энто ж Ванька-богатырь. Мы с ним пили!

— Может, он куда… ик… по делу пошёл? — поддакнул один из пошатывающихся лучников.

Веледар продолжал кричать о похищении царского имущества и о подлом перебежчике, пока его не осадил десятник:

— А ну заткнись, паря. Неча из себя главного корчить, мал ещё.

Тут как раз подоспели запыхавшиеся детки. Те самые, что в Лиса стреляли и почти попали. К счастью, с ними не было симаргла и его мальчишки-хозяина. Наверное, где-нибудь зализывают раны.

Лис выдохнул с облегчением: пёс обязательно его учуял бы, а к новой гонке он был не готов.

— Царевич! — воскликнул десятник, и воины склонились перед Радосветом.

— Вам мамку позвать, что ли? — вперёд опять вылезла та же бойкая девица. — Так бы сразу и сказали.

— Уж позови, госпожа Радмила, — расплылся в улыбке Веледар и тут же получил затрещину от десятника.

— Ш-ш, опять поперёд старшого лезешь. Розог давно не получал? Вот же норов!

А Лис, приглядевшись, понял: не в норове дело. То есть и в нём тоже, но не только. Веледар смотрел вслед красавице Радмиле, и любовь в его взгляде мешалась с отчаянием. Так смотрят на желанное, но недоступное. Конечно, куда ему — простому пареньку из царской дружины — до дочки самой главной чародейки Дивьего царства?

В этот момент Лис почему-то почувствовал злорадство. Так тебе и надо, чурбану неотёсанному!

Скорей бы они уже разошлись все, чтобы можно было спокойно улететь. Но народу во дворе всё прибывало. Заспанные молодцы, причитающие тётки, ахающие девицы — в общем, толчея несусветная. Лис порой задумывался, не ускользнуть ли под шумок, авось не заметят? Но чутьё подсказывало не рыпаться. По толпе, словно волны по синему морю, гуляли шепотки:

— Ой, что деется! Неужто богатырь-надёжа наш гнидой оказался?

— С жар-птицею сговорился, шоб она ему яблоко, вишь, спёрла. А жар-птицы сами знаете кому служат!

— Чё ты несёшь, кума? Не мог Ванюшка такого утворить!

— Клянусь, не жар-птица энто была, а ворона-вещунья!

— Дурак, что ли? Горыныч это был. Самый настоящий. Один глаз — во!

Лис чудом не рассмеялся: вот как, значит, рождаются слухи? Раздули, понимаешь, одного воронёнка до целого змея Горыныча.

Царевич Радосвет пытался возражать, топать ногами, настаивать, но эту лавину уже было не остановить:

— Ой, мужики-и-и, неужто опять война будет?

— Война — не война, а налётов точно жди.

— Типун те на язык!

— Ох, защити, Защитница…

— Споймать заразу и призвать к ответу! Куда дружина смотрит. Ой, гляди, народ честной, — они ж пьяные все. Вот позорище!

Лису было даже жаль Радосвета, тщетно пытавшегося угомонить людей. Он сам не понаслышке знал, как страшно оказаться одному среди взволнованной толпы, когда ты тут вроде как за главного.

Но помощь пришла.

Лис заметил, как со стороны царского терема приближаются огни. Сонный глашатай в шапке набекрень зычным голосом возвестил:

— Р-разойдись! Царю дорогу! Защитнице дорогу!

И людское море расступилось. Мужчины поснимали шапки, женщины склонили головы.

Ратибор шагал порывисто, и было ясно — под горячую руку ему лучше не попадаться. Лада же, напротив, улыбалась всем и каждому и шла — словно лебедью белой плыла, то и дело повторяя:

— Всё путём, люди добрые. Нет причин волноваться.

Лис повертел головой, ища Голубу, но царицы нигде не было видно, Видно, в палатах осталась. Эту догадку подтвердил Ратибор, бросив наследнику:

— К матери иди.

— Ну, бать!

— Я тебе сейчас не батя, а царь. Иди, кому говорят! — рявкнул Ратибор, и Радосвета как ветром сдуло.

Царь подошёл к вязу, прислонил ладони к морщинистой коре, сунулся в дупло и сокрушенно цокнул языком. Лада повернулась к толпе:

— Не на что смотреть, люди добрые. Почивайте спокойно. Уверяю, никакой опасности нет.

— А войны не будет? — пискнула из толпы девчоночка. Лису показалось, с сожалением.

— Иди спать, Душица. И пику верни туда, где взяла. Это не детские игрушки. Войне не бывать, пока я жива!

Кто-то прокричал здравницу Защитнице, но Лада приложила палец к губам, и остальные не подхватили. Люди начали расходиться.

В конце концов остались лишь проштрафившиеся лучники. На них-то царь и напустился:

— Дармоеды! Олухи! Глаза б мои на вас не смотрели!

— Это всё Ванька-гад. Обманул! Опоил! Поглумился над друзьями-приятелями, — запричитал десятник, беспрестанно кланяясь. — А мы и подумать не могли, что…

— Всех на правёж! — Ратибор топнул ногой. — По десять плетей каждому. Нет, по пятнадцать!

Нестройный хор взвыл:

— Пощади, царь-надёжа!

Лада тронула Ратибора за парчовый рукав:

— Плетями горю не поможешь.

Взгляд царя потеплел, он немного подумал и кивнул:

— Токмо ради Защитницы: по пять плетей всем, не деля на правых и виноватых.

— Но я не пил! — запротестовал десятник.

— Цыц, подлец!