Румп: Настоящая история о Румпельштильцхене (ЛП) - Лисл Шуртлиф

— Хэйдел, ты слишком много беспокоишься. Мной управляет не жадность и не гордость, только чувство прекрасного.

Хэйдел смотрела на гобелены, продолжая прясть, и по мере, того как она вошла в ритм, нити снова приобрели лавандовый оттенок.

— А вы можете менять только цвет нитей или состав тоже?

— Совсем немного, — ответила Хэйдел, — я никогда не поведу себя так глупо и алчно.

Она посмотрела на меня, и я снова почувствовал, что она видит меня насквозь, видит мою глупость и алчность, которые принесли мне столько проблем.

— Хэйдел очень осторожна, — сказала Ида.

— Нам всем следует быть очень осторожными, учитывая то, что случилось с его матерью, — сказала Хэйдел, кивая в мою сторону.

Батильда отложила шитьё:

— Хэйдел, такое могло случиться с кем угодно.

— С кем угодно, кто оказался бы таким же жадным.

— Любой может быть жадным, — ответила Ида.

— Очевидно так, — сказала Хэйдел.

— Прошу прощения, — заговорил я. — Но я никогда не знал, что моя мать…

— О, бедняжка! Какие же мы бесчувственные! — воскликнула Ида. Она оставила работу и поспешила успокоить меня.

— Да нет же, нет, просто… Ну, я о ней почти ничего не знаю. Я только знаю, что она была из ВонТам и что она могла прясть, но не так как все люди, но в чем проявлялось её глупость или жадность? — три мои тётушки прекратили работу и с осторожностью посмотрели друг на друга.

— Она что-то подобное делала? — спросил я, указывая на нити и гобелены.

— Нет, — ответила Батильда, — она обменивала всё, что создавала.

— Включая душу, — пробормотала Хэйдел.

— Хэйдел! — одернула её Ида. — Бедный племянник!

— Ну, бедный он благодаря ей. Думаешь, он не имеет права знать?

Все замолчали. Батильда и Ида уставились в пол, а Хэйдел смотрела на меня, её глаз подергивался.

— Я знаю, что она могла прясть, — заговорил я, ходя вокруг и около вопроса, который заботил меня больше всего. Я хотел узнать, что ж случилось с мамой. Я хотел узнать, можно ли было что-то сделать, чтобы решить мои проблемы, но я никак не мог решить, что именно я могу им о себе поведать. — Я знаю, что она могла прясть… ценности. Расскажите мне, что с ней случилось?

— Жадность, — ответила Хэйдел. — Жадность и магия засосали ее, и она сама спряла себе могилу.

— Хэйдел, пожалуйста, будь учтивей, — попросила Ида.

— Но это правда, ты была ещё слишком молода, чтобы это понять.

Ида было открыла рот, чтобы возразить, но Батильда остановила её.

— Она была прекрасной мастерицей, — мягко сказала Батильда. — Самой лучшей в ВонТам и не только.

— Не такой уж и отличной, учитывая обстоятельства, — возразила Хэйдел.

Батильда взглянула на Хэйдел и продолжила:

— Должна сказать, что она была недальновидна, чрезмерно самоуверенна, и, хотя она и была отличным мастером, отсюда и пошли все её неприятности. Видишь ли, Роберт, в нашей работе мы должны соблюдать баланс между работой, которую мы проделываем руками и магией, которой мы пользуемся для превращения нитей, — она протянула своё шитьё, будто показывая мне. — Мы не используем магию, больше, чем необходимо, мы мастера своего дела. Если мы начнем злоупотреблять ей, то потеряем контроль над работой и над тем, что в итоге получится. Мы потеряем контроль над собой.

Я вспомнил несчастного Кесслера, и у меня в животе вновь зародился тошнотворный страх.

— Анна знала об этом, но всегда выходила за рамки, всегда экспериментировала.

— Каким образом? — спросил я.

Батильда положила шитьё и смахнула прядь седых волос с лица.

— Твоя мать могла шерсть превратить в бархат, а траву в шелк. Прекрасные нити. Её работой все восхищались, но она опасалась, что потеряет баланс. И каким-то образом этот страх и повлиял на неё. Она всегда успешно торговала на рынках, и, несмотря на наши предупреждения, Анна поверила, будто её мастерство было могущественней любой магии.

— Вы имеете в виду, что она думала, что могла управлять магией?

Батильда закивала в знак согласия.

— Однажды Анна сказала одному богатому торговцу, что могла превратить любую ненужную вещь во что-нибудь прекрасное и ценное. И он поймал её на слове. У него была связка соломы в телеге, и он сказал, что поверить в её мастерство только, если она сможет превратить солому в золото. Он пообещал ей хорошую цену, если она сможет это сделать.

— Я предупреждала эту глупышку, — сказала Хэйдел, — но её одолели гордыня и алчность.

— Само собой это было опасно, — продолжала Батильда.

— Но она не могла знать насколько это опасно, — сказала Ида, — она не виновата. Торговец тоже был жадный!

— Когда она мне рассказала о сделке, я искренне надеялась, что у неё ничего не выйдет, — сказала Батильда. — Одно дело бархат, лен и шелка, но золото? Я не думала, что это возможно, во всяком случае, очень на это надеялась, но к моему ужасу, Анна преуспела и в том, о чем я подумать никогда не могла. Она спряла золото из соломы в идеальные сверкающие золотые мотки, даже чище королевского золота. Но даже её мастерство не справилось с тем количеством волшебства, которое для этого понадобилось.

Все три сестры опустили глаза в безмолвном горе.

— А тот торговец предложил ей честную сделку? — спросил я.

Хэйдел фыркнула будто лошадь:

— Ха, честную! Этот человек жестоко обманул её! Когда он вернулся и потребовал то, что она сделала из соломы, то поначалу обрадовался, более того Анна не могла потребовать достойной оплаты за свой труд. Вот, что происходит, когда жадность волшебства охватывает тебя. Ты теряешь контроль! Торговец отдал ей мешок зерна за кучу золота, уверяя её, что это и было честно, ведь без его соломы у неё ничего бы не вышло.

Я вздрогнул, вспомнив, как я первый раз менялся с мельником, как у меня язык не поворачивался что-то сказать, и я машинально принял всё, что он дал мне взамен. В тот момент я не понимал, что на меня нашло.

— Я помню тот день, — сказала Ида, — я была маленькая, но я помню, как она чуть в обморок не упала, держа в руках тот мешок с зерном. Её лицо! Она выглядела так, будто саму смерть увидела!

— Думаешь, она на этом остановилась? — сказала Хэйдел. — Нет, она будто стремилась стать самой алчной девчонкой в мире!

— Хэйдел, нельзя так говорить о нашей сестре. Она только хотела исправить ошибку, — сказала Ида.

— Да, но не вышло, не так ли?

Я почувствовал себя так, словно все мои проблемы были разложены перед моим носом, и что я надеялся получить решение:

— Что же произошло?

Глаза Батильды заблестели от слез. Она теребила в руках шитье, поднося его ближе к лицу, словно работа поможет ей справиться с нахлынувшими эмоциями.

— Она не верила, что из-за волшебства потеряла контроль. Она твердила, что это всё потому, что торговец дал ей солому. В следующий раз она спряла ещё больше золота из собственной соломы, надеясь, что в этот раз сможет честно сторговаться, но не смогла. Она отнесла золото на рынок и продала его за гроши. Люди всегда начинают торг со смешной суммы, а у Анны не было сил отказаться или предложить свою цену. Ей приходилось принимать то, что ей предлагали, и они получали золото.

Мне было знакомо это чувство. Сначала я его не замечал, но в случае с Опаль, я вспомнил свою беспомощность, как я не мог предложить свою цену или же отказаться принять то, что казалось мне отвратительным.

— Затем вернулся торговец, — заворчала Хэйдел.

— Да, это самая худшая часть истории, — сказала Батильда.

— Он вернулся с целой телегой соломы для Анны, — сказала Ида, — я запомнила это, и я знала, чего он хотел. Я знала!

Торговец был очень похож на мельника.

— Анна отказалась, — сказала Батильда, — но торговец сказал, что как раз направляется в Королевство, и что, наверняка, Король Гербертус, который правил в то время, заинтересуется даром Анны. Эта была ужасная угроза. Анна была очень независимой и знала, что король захочет использовать её дар в своих целях. Итак, она ещё раз спряла торговцу золото, а в качестве оплаты он дал ей новое веретено, чтобы она могла ещё прясть для него.

— Румпель, — сказала Хэйдел, — она была заперта в румпеле.

Её голос был таким мягким, я почти не расслышал её.

— Что? Где она была заперта?

— Румпель, так мы называем нашу работу. Означает, что мы погружены или застряли в магии. Мы заворачиваем нашу работу в магию, а твоя мать себя в неё завернула, да так крепко, аж до смерти.

— Хэйдел, что за глупости! — сказала Ида. — Нельзя человека обернуть магией! И ещё я уверена, что Анна никогда больше не пряла после ухода. Скорее всего, она умерла при родах.

— Она умерла сразу после того как я родился, — сказал я.

— Вот видите!

— Ну, если тебе от этого легче, Ида, то продолжай так думать. Но я считаю, что как только потеряешь баланс между магией и мастерством, румпель тебя хватает и начинает крутить очень быстро, он держит тебя настолько крепко, что вырваться невозможно. Он душит тебя. Она так и не освободилась от него и неважно, от чего она умерла. Румпель никогда не отпускает. Хэйдел смотрела на меня искоса до тех пор, пока по всему моему телу не побежал холодок, пробирающий до костей.