Как любовь формирует мозг ребенка? - Сью Герхард

Моя мама редко демонстрировала гнев или негативные эмоции. У меня перед глазами возникают другие образы: моя мама отправляется в постель в середине дня, лежит в затемненной комнате, если необходимость постоянно поддерживать оптимизм, общительность и добиваться во всем успеха оказывалась слишком утомительной. Я вдруг поняла, что она пыталась использовать сон для регуляции собственного стресса. (Сон может оказывать мягкий эффект на кортизол с целью его понижения.) Но мне также начало казаться, что страх уязвимости и провала, печаль и гнев — чувства, которые она держала под замком всю жизнь, — наконец добрались до нее. Они теперь мстили за то, что их игнорировали, сея разрушение в ее теле, запуская неконтролируемые механизмы внутреннего разрушения.

Будучи личностью экстравертной и «избегающей», хорошая актриса, которая всегда старалась выглядеть милой и живой, несмотря ни на что, она, вероятно, подходила под описание классической жертвы психосоматических болезней. Как и для многих людей с алекситимическими склонностями, самые важные для нее взаимоотношения были такими, что партнер в них просто должен «присутствовать», быть рядом. Во время своей болезни она рассказывала мне, что она не ожидала особенной близости от своих семейных отношений, относясь к моему отцу как к «фону» всей ее жизни. Этот минималистический подход к отношениям был, возможно, способом, которым она научилась регулировать свои состояния с раннего возраста, еще живя с родителями. Несмотря на то что она была общительной и много говорящей, она имела привычкой никогда не разговаривать о своих чувствах с другими, что, как мне казалось, корнями уходило в ее собственное детство и общение с моей бабушкой.

Бабушка была типичным викторианским персонажем, ожидающим много, а дающим мало. Она была физически недоступной, критически настроенной, часто применяющей наказания. Она оставляла своих детей плакать в колыбельке, чтобы «укрепить их легкие». В результате моя мать гордилась тем, что стала «независимой» в очень раннем возрасте, и пыталась всегда быть сильной, как и хотела бабушка. Но мне кажется, что у нее было трудное детство с матерью, которая не выносила близких отношений, прикосновений и зависимости.

Мы знаем, что высокие уровни кортизола могут повредить те части иммунной системы, которые развиваются в младенчестве, в частности вилочковую железу и лимфоузлы. Свидетельства, полученные в результате исследований приматов, говорят о том, что раннее разлучение с матерью также несет серьезные последствия для иммунной системы, снижая активность лимфоцитов и увеличивая скорость, с которой организм отступает перед болезнью (Лауденслагер и др., 1985; Капитанио и др., 1998). Наша иммунная система может получить и обратный, положительный эффект от прикосновений — чем больше к нам прикасаются, тем больше антител вырабатывается. Грудное вскармливание также способствует передаче антител от матери к ребенку (Шор, 1994). Итак, стресс и ранее отлучение от матери могут нанести ущерб иммунной системе, в то время как теплые взаимоотношения в самом раннем возрасте, вероятно, помогают выстроить устойчивую иммунную систему. В настоящее время оценить влияние этих факторов в количественном виде не представляется возможным.

Но принципиально еще и то, что индивидуальная психологическая способность справляться со стрессом также корнями уходит в младенчество. Как я уже говорила, ранний опыт взаимоотношений может сделать ребенка высокореактивным по отношению к стрессу или низкореактивным. Низкореактивные дети вырастают обычно в семьях с суровыми родителями, особенно словесно выражающими свое критическое отношение к детям или физически их наказывающими. Не важно, что бьют — тело или душу, — у детей образуется защитная оболочка, толстая кожа, своего рода стоицизм, который делает их малочувствительными к боли. У моей бабушки была специальная палка, которой она била своих детей, так как верила в физическую дисциплину. И она всегда была полна критики, я и сама ощутила это в детстве. Я полагаю, что моя мама стала низкореактивной на стресс в ответ на такое обращение, неосознанно пытаясь отключить свои чувства. Скорее всего, у нее был низкий базовый уровень кортизола, и он сделал ее склонной к аллергиям, особенно сенной лихорадке, а также привел к тому, что у нее начал развиваться артрит. Низкий кортизол связан с определенным классом заболеваний — аутоиммунные заболевания в общем, в особенности астма, артрит, аллергии, язвенный колит, нейромиастения, синдром хронической усталости (Хейм и др., 2000). Так называемый типичный раковый больной, другими словами, способность переносить сложные обстоятельства, редко высказывая жалобы, оставаясь сильным, также вполне вписывается в этот класс болезней. Очевидно, что стратегия подавления чувств и, как следствие, низкий кортизол могут стать опасными, так как могут вызвать серьезные физиологические последствия.

В настоящее время теория «раковой личности», «типичного ракового больного» больше не в моде. Большей популярностью пользуется теория «личности, склонной к болезням». Эта популярность объясняется тем, что у огромного количества болезней корни лежат в одной и той же склонности к подавлению эмоций. Перечень расстройств, которые связывают с такой стратегией поведения, ошеломляет.

Доктора, у которых были знания в области психоанализа, первыми в 1940-х и 1950-х годах начали распознавать и работать с психосоматическими заболеваниями (Тейлор и др., 1997). Они полагали, что такие заболевания возникают от ущемленных, зажатых чувств, конфликтующих желаний, которым необходимо дать разрядку. Этот взгляд был основан на психоаналитических воззрениях, что невроз порождается подавленными сексуальными или агрессивными потребностями, которые конфликтуют с нормами морали. Излечение должно наступить от их осознания.

В новой парадигме регуляции предполагается, что не столько подавление наших примитивных сексуальных и агрессивных потребностей ведет к заболеванию, сколько неспособность испытывать и дозволять себе все, любые чувства в процессе поддержания баланса в организме. Современный взгляд предполагает, что люди являются самоорганизующимися системами и неудачи, провалы в регуляции могут привести к патологии.

Как только вы начинаете воспринимать себя как организм, состоящий из множества сообщающихся систем, которые предоставляют друг другу обратную связь и регулируют работу друг друга, вы сможете оценить ту роль, которую играют чувства в физическом заболевании. Они являются биологическим откликом организма на действия других людей и на ситуации. Этот отклик может быть важной основой для осознания ситуации и действий других, а также стать руководящим принципом для дальнейших действий. Эмоции играют ключевую роль в саморегуляции. Но когда эмоции подавляются, вы нарушаете поток информации. В этом случае гораздо более сложно вести себя гибко. Приспособление к другим людям, их действиям и ситуациям становится в зависимость от использования внешних нормативов и инструкций или абстрактных концепций, вместо того чтобы обрести опору во внутренней информации, что и приводит к ригидному, негибкому поведению. Все это также затрудняет передачу информации между внутренними системами, затрудняя для них поддержание оптимального уровня нейропептидов и внутреннего равновесия.

Чувства имеют и биологическую, и социальную природу. Когда возникает какое-то чувство, физиологические изменения происходят в нервной, эндокринной и других системах, в то же время в сознании возникают мысли. Если чувства отбрасываются, теряется важный источник регулятивной обратной связи. Например, когда вы подавляете гнев, ваше тело в целом и его внутренние системы остаются возбужденными, биохимические процессы в них уже запущены. Но вы отказываетесь осознать свой гнев и не выражаете его тому лицу, которое вас оскорбило, и таким образом вы теряете возможность исправить то, что было сделано неверно, и таким образом успокоить биохимические, мышечные и анатомические реакции, которые уже запущены (Кэрролл, 2001). Организму теперь очень сложно восстановить равновесие и вернуть собственную активность к нормальному уровню.

Телесная активность в рамках разных систем лежит в основе того, что мы описываем словом «эмоция», говоря о чем-то, что с нами происходит. Но мысль «я ревную» (или грущу, или испытываю удовольствие, или мне неприятно) — это социальный способ назвать осознанно комплекс активностей систем организма. То, в чем мы обычно не отдаем себе отчета, когда называем наши чувства, это внутренняя система сигналов, которая запускается в нашем теле бессознательно.

Кэндас Перт в свое время стала новатором в науке, пролив свет на то, как эмоции влияют на иммунную систему. Эксцентричная и страстная, она смогла выстроить связи между холодным рациональным миром экспериментальной науки и новой эпохой размышления о чувствах. Она предложила считать биохимические «информационные субстанции» нашей эндокринной системы молекулами эмоций. Когда мы чувствуем, мы ощущаем уникальный коктейль активировавшихся нейропептидов (и нейротрансмиттеров).