Написано кровью моего сердца - Диана Гэблдон

— По словам отца О’Нилла, непорочные люди сразу предстают перед Господом. Ни лимба, ни чистилища. Если они, конечно, крещеные, — добавила я. Анри-Кристиан был крещен, и, раз ему еще не исполнилось семи, церковь сочла его недостаточно разумным, чтобы грешить. Следовательно…

— Я знавала людей и в пятьдесят глупее Анри-Кристиана, — сказала я, в тысячный раз вытирая нос. Ноздри уже стали такими же красными, как глаза.

— Да, но из-за своей глупости они и причиняли вред другим. — Губы Джейми тронула легкая улыбка. — На поле битвы при Каллодене мне казалось, что я умер. Я говорил тебе об этом?

— Вряд ли. Логичное предположение, учитывая обстоятельства — ты же был в отключке, верно?

Джейми кивнул, не сводя глаз с пола.

— Да. Я не мог осмотреться, потому что глаза залило кровью. А видя перед собой красноватую полутьму, решил, что это чистилище — скоро кто-нибудь придет и устроит порку за мои грехи. Через какое-то время я подумал, что скука — тоже часть наказания. — Он посмотрел на крошечный гроб на скамье в передней части зала. Жермен сидел рядом, держа руку на крышке. За последние полчаса он не сдвинулся с места.

— Анри-Кристиан никогда не скучал, — тихо проговорила я. — Никогда.

— Точно. — Джейми взял меня за руку. — И теперь не будет.

У гэльских поминок перед погребением свой ритм. Примерно через час пришли Фергус и Марсали. Сначала они, держась за руки, вместе сели у гроба, но люди все прибывали, и постепенно Фергуса окружили мужчины, словно фагоциты, поглощающие бактерию, и увели в сторону. Затем, как это обычно бывает, часть группы осталась в зале и едва слышно переговаривалась, другая же вышла наружу, не выдержав тесноты помещения и наплыва эмоций, однако все-таки желая показать, что они рядом и соболезнуют.

Плачущие женщины облепили Марсали, а потом, разойдясь по кучкам, вернулись к столам, чтобы расставить тарелки и подложить еще хлеба и пирожков. Джосайя Прентис принес скрипку, но еще не достал ее из футляра. Мягкими голубоватыми облачками в церковь проникал табачный дым — на улице мужчины курили трубки. Запах щекотал нос, вызывая тревожное воспоминание о пожаре.

Сжав мне руку, Джейми встал и пошел переговорить с Йеном. Оба глянули на Жермена, после чего Йен кивнул, осторожно приблизился к племяннику и положил руки ему на плечи. Рэйчел держалась поблизости, в ее темных глазах я видела настороженность.

Скамейка скрипнула, и рядом со мной села Дженни. Молча приобняла меня, а я, тоже без слов, склонила к ней голову. Мы поплакали — не только об Анри-Кристиане, но и о детях, которых сами потеряли: о моей мертворожденной Фейт, о ее малышке Кейтлин. А еще о Марсали, тоже познавшей это горе.

Настал вечер, по кружкам разлили пиво и эль, кто-то принес более крепкие напитки, и мрачный настрой собравшихся немного развеялся. И все же мы поминали ребенка, поминали рано прерванную жизнь — тут нет места смеху и забавным историям, которыми делятся друзья человека, прожившего до самой старости.

Джосайя Прентис тихонько играл на скрипке, чередуя погребальные песни со спокойными мелодиями и церковными гимнами; петь никто не собирался. Я вдруг поняла, что мне ужасно не хватает Роджера. Он бы знал, что сказать в ситуации, когда не можешь найти слов. И, несмотря на надтреснутый голос, спел бы подходящую песню или прочитал бы молитву.

Пришел отец О’Нилл из церкви Святого Георгия. Он тактично закрыл глаза на неортодоксальное квакерское бракосочетание, проведенное месяц назад. Сейчас, стоя у двери, он разговаривал с Фергусом и другими мужчинами.

— Бедняжка, — хриплым от слез, но довольно уверенным голосом проговорила Дженни. Мы держались за руки, однако смотрела она не на гроб, а на Фергуса. — Дети для него — важнее всего на свете, и в особенности наш малыш. — Хотя ее губы задрожали, она поджала их и выпрямила спину. — Как думаешь, она беременна? — тихонько спросила Дженни, глядя на Марсали. Фелисити и Джоан цеплялись за ее юбки, последняя еще и положила голову на колени матери, и та нежно гладила ее по волосам.

— Думаю, да, — так же тихо ответила я.

Дженни кивнула и, убрав руку в складки одежды, скрестила пальцы.

Народу становилось все больше. В Филадельфии собирался Конгресс, и некоторые депутаты, сотрудничавшие с Фергусом, тоже пришли. Йонас Филлипс и Сэмюэл Адамс болтали у стола с закусками. В другой ситуации я была бы в восторге от возможности оказаться в одном зале с людьми, подписавшими Декларацию о независимости, однако сейчас просто радовалась тому, что они заглянули сюда.

Я постоянно искала взглядом Жермена: сейчас он стоял рядом с Йеном и пил что-то из бокала.

— Святой Р… То есть боже мой! — воскликнула я, присмотревшись. — Йен налил ему вишневый ликер!

Заметив ярко-красные губы Жермена, Дженни усмехнулась.

— Ничего лучше для парня сейчас и не придумаешь.

— И то правда. — Я встала и расправила юбки. — А ты не хочешь?

— Хочу, — проворно поднялась Дженни. — Да и перекусить тоже надо, а то свалимся с ног. Ночь предстоит долгая.

Двигаться лучше, чем сидеть. Горе все еще притупляло ощущения. Я и не спешила что-то чувствовать, зато поняла… что я действительно проголодалась.

Атмосфера в зале постепенно менялась: сначала все были потрясены и скорбели, потом утешали родных мальчика, теперь же вели разговоры на общие темы. Одна из них, как с беспокойством поняла я, касалась пожара, а именно того, что — или кто — стало его причиной.

Шокированные случившимся, мы даже не поговорили об этом, но теперь даже сквозь отупляющий туман боли вопросы подкрадывались и настойчивой летучей мышью мелькали над головой. Почему? Как так? И… кто?

Не факт, что это поджог. В каждом доме открытый очаг, пожары случаются часто — что уж говорить о типографии с кузницей для оттисков и запасом легковоспламеняющихся веществ. Открытое окно, ветерок, разлетевшиеся бумаги… искорка из плохо затушенного огня…

И все-таки… та анонимная записка никак не шла у меня из головы. «Божья коровка, улети на небо, твой домик в огне, а деток уж нет».

И те парни, что преследовали меня от Честнат-стрит, насмехаясь и дергая за юбку. Господи, неужели потому они и обрушили свой гнев на дом Фергуса?

Джейми, уверенный и крепкий, снова подошел ко мне — с вишневым ликером. Напиток смахивал на крепкий сироп от кашля, но бодрил отлично. На некоторое время — после чего сразу подкашивались ноги. Жермен, к примеру, медленно сполз вниз по стенке; Рэйчел положила мальчика на пол, соорудив ему подушку из своей шали.

Вместо скорби голову теперь затуманивал алкоголь, хотя в общем и целом опьянение — это уже хоть что-то.

— Миссис Фрэзер? — Незнакомый голос