"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

Пленник, меж тем, очнулся, поднял голову, туманно посмотрел на Некраса.

— Как зовут? — спросил сын Волчьего Хвоста с видимым дружелюбием.

— Ляпуном люди кличут, — древлянин, наконец, проморгался.

— Ты кто таков?

— Зови меня Волчаром, — кметь играл древлянским топориком, неприятно глядя в глаза Ляпуну. — Вот что, Ляпун. Я в ваших землях законно. Меня сам Мстивой Ратиборич пропустил. А потом я заблудился. И потому мне надо быстро проехать в Туров. И шум мне не нужен. Потому ты, сокол, сей час сядешь на коня и мирно поедешь в середине обоза. Под моим присмотром, но так гордо, будто в дружине самого Мстивоя Ратиборича. И всё. Мы ведь не прямо через заставу едем?

— Нет, — процедил Ляпун, окончательно придя в себя.

— Ну и хорошо. Проедем межу — и гуляй. Можешь потом у самого князь-Мстивоя спросить, а я тебе своим именем честным клянусь — меня, Некраса Волчара, сына Волчьего Хвоста, отпустил из Овруча сам Мстивой Ратиборич.

— Нам, варте, вообще-то он не указ, — хмуро буркнул Ляпун. — Ладно, будь по-твоему.

Город Туров лежал на правом, полуденном берегу Припяти, и вся киевская земля здесь узка — полоса вёрст в сорок по обоим берегам. И всё. С полудня в дебрях затаились древляне — себе на уме. С полуночи же в болотах засела непокорная дрягва.

Сам Туров не особенно велик — на макушке холма уместился, сосновыми борами отгородился, рвами, валами да тынами окружился, в Припяти прозрачной отразился.

Ворота Турова были отворены настежь, а над ними грозил крутыми рогами турий череп.

Хоть и опасался Волчар, а только варта в воротах даже и не заметила, что уезжал обоз с дюжиной людей, а вернулось — тринадцать. Взяли с купца въездное мыто, отодвинули с дороги рогатку — проезжай. Обоз втянулся в город и поволокся к ближнему постоялому двору, а Волчар соскочил с телеги и зашагал к вымолам, отколь тянуло речной свежестью. Змейка по-прежнему указывала на полуночный восход. Лезть в дряговские болота никакой радости не было, стало быть, надо на лодью проситься — теперь-то ему путь водой открыт.

Вымол в Турове был похож на киевский, только поменьше в размерах: на сваях — деревянный настил сажени в три шириной и в десять длиной. Около него стояло пять кораблей — широкодонных и крутобоких купеческих лодей.

Подходя к вымолу и разглядывая вздымающиеся вверх щеглы и райны, Волчар ощутил какое-то странное облегчение, словно совершил что-то невероятно тяжёлое и трудное. А ведь и впрямь совершил — через древлянскую землю невредимым прошёл. Да ещё легко как… полвека тому так легко бы не отделался.

Первые три корабля кметь миновал — по словам хозяев, двое шли куда-то в низовья Днепра, к Киеву и Любечу, а третий — в верховья Припяти. Четвёртый лодья уже выбирал чалки, хоть сходню на борт ещё не втянули. Хозяин, хмурый и косматый мужик в добротной одежде стоял на носу, опершись рукой на выгнутую конскую шею носового украшения.

— Здорово, хозяин, — приветствовал его Волчар.

— Спаси бог на добром слове, — степенно ответил тот, оглаживая бороду и кивнул своим молодцам, чтоб попридержались.

— Далеко ль бежишь? — по правилам доброго вежества решительно возбранялось употреблять слово «куда», чтоб не сглазить дорожную удачу.

— В Полоцк. Через волок.

Это было то, что нужно. Надо только в путине проверять направление по змейке, и как она повернётся, так и с лодьи соскочить.

— Не возьмёшь ли?

— Далеко?

— Не знаю. Может, и до Полоцка. А может, и до волока. Может, и раньше отстану… В моём деле никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.

— Добро, — обронил купец после недолгого раздумья. — Две серебрушки. А коль серебра нет, так можешь на вёслах посидеть, тогда и без оплаты довезу. Прыгай.

Глава вторая В славном граде Полоцке

Славен град Полоцк меж иными градами земли Русской! Хоть и уступит в том Киеву, Чернигову да Ладоге, а больше — никому! Самому граду Полоцку было три сотни лет, на две сотни меньше, чем Киеву и на две сотни больше, чем Новгороду. Ещё сто двадцать лет тому Оскольд и Дир спорили за Полоцк с Рюриком. И тогда он уже был и силён, и велик.

На высоком холме, поросшим густым лесом, меж реками Двиной и Полотой взметнул вверх валы град Полоцк. Ремесленные посады в буйной кипени садов сплошным потоком бревенчатых стен текли с холма к Двине и Полоте и растекались по широкому берегу. Над рекой неумолчно галдя, реют чайки. А на гребне валов — рубленые клети стен и островерхие шатры веж. Владимировы вои в прошлое разорение так и не одолели могучую крепь и только через подкоп возмогли пройти в крепость. А и всего града разорить дотла сил не достало, хоть и ополонились вдосыть и зипунов себе добыли.

Князей с той поры в Полоцке больше не бывало. Сидел же ныне в Полоцке Владимиров наместник — воевода Пластей, ощетинясь копьями, луками, самострелами и мечами.

Никто ещё не прозревал грядущей в веках полоцкой славы. Ни правления князя Всеслава Брячиславича Вещего, ни грозного и доблестного литовского подданства, ни взятия Ивана Грозного. Ничего этого пока что не было, и даже до Всеслава Чародея оставалось ещё ни много, ни мало — восемь десятков лет.

Время подходило к полудню, и солнце карабкалось всё выше. Тени становились всё короче.

Над полоцкими вымолами стоял неумолчный полуденный гул. Скрипели верёвки, наматываясь на вороты, глухо стучали в руках дрягилей бочки. Разноголосый и даже разноязычный (ибо можно было тут встретить и дулеба, и вятича, и кривича с берендеем, и ятвяга с радимичем) гомон неумолчно висел над вымолами, и до того мучил порой, что так и хотелось заткнуть уши. Или убежать. Или — самым буйным — заорать что есть мочи: «Да замолчьте вы уже!». Пузатые речные лодьи стояли вдоль вымолов десятками, тут же виднелось несколько урманских драккаров и кнарров, тут же стояли варяжские шнекки и чудинские лайбы. За малым не дотягивал Полоцк по торговому богатству до Ладоги или Киева и уж всяко был равен Новгороду. Даже и после Владимирова погрома.

Очередная, со Смоленского пути, лодья с разгону подошла к вымолу и ударилась в него мочальными жгутами, навешанными на борта. Юноты поволокли чалки, а на бревенчатый настил упали сходни — две доски с врезанными перекладинами.

Стемид окинул берег взглядом, посвистел и поцыкал в задумчивости зубом, словно колеблясь, потом решился и спрыгнул на вымол, минуя сходни. И, не оглядываясь, зашагал к городским воротам. Двое дрягилей невесть почто проводили его неодобрительными взглядами.

Корчма отыскалась неподалёку — всего за две улицы. Длинная изба в два яруса, расписная вывеска над воротами — три чёрных кошачьих морды и буквы «Три кота».

Стемид невольно усмехнулся — корчму эту он хорошо помнил ещё по старым, Рогволодовым ещё временам. Вспомнил попойки с друзьями — кметями из Крома. Одна из них пришлась как раз на «Три кота».

Внутри всё было, как прежде — отмытые до янтарного цвета общего хорома, длинная стойка, столы — длинные общие и маленькие отдельные, печь, ряды кувшинов и жбанов на полках, двери в отдельные закуты, лестницы с перилами на второй ярус, где можно переночевать. Браная занавесь с многоцветной вышивкой. И три чёрных раскормленных кота нагло шныряют под ногами и меж столов. Всё как встарь.

Стемид остоялся у стойки, сел на высокий круглый столец и притянул к себе плетёную тарель с солёными орехами. И тут же из-за занавеси вынырнул корчмарь. Он тоже ничуть не изменился за прошедшие годы: толстый, горбоносый и лысый, с длинным ножом на поясе. Короткая, опалённая у котлов русая борода топорщилась вперёд, серые глаза с лёгкой угрюминкой глядели из-под косматых нависающих бровей. Выглядел Чамота немного смешно, да только смеяться над ним было себе дороже — это на полоцком Подоле знал каждый. И Стемид — тоже.

Корчмарь окинул кметя неприветливым оценивающим взглядом и почти равнодушно спросил:

— Есть? Пить? Ночевать?

— Есть. Пить. Ночевать, — подтвердил Стемид и добавил, упреждая новый вопрос. — Две-три ночи.