"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

Медлить он и впрямь не собирался — скоро в Полоцк должен заявиться Волчар.

— Что витязь будет есть?

— Не признал меня, Чамота? — негромко спросил Стемид.

— Стемид?! — корчмарь отшатнулся, словно его ударили. — Ты… отколь взялся? Живой?!

— Живой, живой, — усмехнулся кметь. — Спаси тебя боги за то, что я живой. Кабы не ты, меня Владимиричи тогда нашли бы…

— Да ладно, — махнул рукой Чамота. — Мне большой выгоды то, вестимо, не принесло, да только… не дело это — всю дружину под нож… Не по-русски это.

— Верно говоришь, хоть и не кметь, — одобрительно обронил Стемид. — Ладно, корми меня. К этим вот орехам пиво хорошо пойдёт. Ещё колбасок копчёных подкинь, да грибов жареных.

— Рыба свежая есть, — задумчиво обронил корчмарь, всё более скучнея лицом — чувствовал, что с появлением Стемида его ждут нешуточные хлопоты.

— Жарь, — Стемид подхватил чашу с пивом и орехи, отыскал взглядом свободное место за столами и сел. В уши невольно ударили разговоры сидевших в корчме. Народу хоть и мало было, а болтали не умолкая.

— Рассказывали…

— Она идёт, как пава… загляденье просто…

— Давно это, говорят, было, почти и забыли уж…

— Захожу, а там такие ножи!..

— Во Владимирово разоренье…

— Три кувшина пива… м-м-м…

— Мёды варёные, черничные да малиновые на свадьбу бережёт…

Обычная болтовня, ничего особенного и любопытного.

Стемид глотнул ядрёного и пахучего тёмного пива, прикрыл глаза и задумался было, но тут служанка принесла заказанное варягом, и он очнулся — острый запах копчёного мяса и жареной рыбы дразнил и отрывал от мыслей.

В корчме было ещё тихо, но по городу волной катилась звонкая и заливистая утренняя перекличка петухов. На заднем дворе лениво застучала тупица, в конюшне фыркали и переступали кони, в углу шуршали мыши, в отворённое окно тянуло запахом олонесного прелого сена, и тонкая струйка печного дыма уже тянулась над землёй, — жена Чамоты растапливала печь. Я бесплодно попытался вспомнить, как её зовут, и не смог. Годы минули, чего уж там…

Пора было и вставать. Да и за дела браться.

Я потянулся, рывком вскочил на ноги и распахнул приотворённое на ночь окно. Солнце ещё только обозначило над окоёмом тонкой алой полоской, но небо на восходе медленно светлело, наливаясь голубизной и хрустальной прозрачностью, хотя на закате оно было ещё тёмно-синим с густой россыпью золотых и серебряных звёзд.

Я рассмеялся от внезапно охватившей душу весёлости, рывком выпрыгнул во двор со второго яруса прямо через окно. Босые ноги привычно ударились о стылую ещё землю, и, не обращая внимания на слегка удивлённый взгляд хозяина, что застыл с тупицей в руках на нерасколотым чурбаком, направился к колодцу.

Хозяйская дочка, миловидная девчонка лет четырнадцати, смешливая и светловолосая, как раз вытянула из колодца дубовую бадью с водой — изогнулась под пудовой тяжестью. От воды подымался едва заметный парок. Заслыша шаги, она обернулась и в её серых глазах метнулось удивление — чего это кметь-постоялец ни свет ни заря к колодцу в одних портах да босиком припёрся — уж не на неё ли поглядеть? Я улыбнулся:

— Гой еси, красавица. Дозволишь ли умыться?

Она молча отступила, я зачерпнул из бадьи горстями, умылся, плеснул на шею, шипя от обжигающих прикосновений ледяной воды.

— А теперь мне на спину вылей всё ведро, — я пригнулся над корытом, сбросив рушник с плеча на сруб колодца.

Поток холодной воды обрушился на спину, отнимая дыхание и мало не останавливая сердце. Я не смог сдержаться и зарычал от удовольствия, согнал воду руками, распрямился и принялся растираться рушником. Услыша звонкий смех девчонки, обернулся и подмигнул:

— Спаси боги, красавица. Как звать-то тебя?

— Беляной люди кличут, — она уже вытягивала из колодца вторую бадью. — А тебя, гость дорогой?

— Стемидом прозван, — я улыбнулся в ответ и невольно осёкся, глянув поверх её плеча — отец Беляны, корчмарь Чамота, опершись на тупицу, разглядывал гостя, любезничавшего с его дочкой, не особенно добрым взглядом.

Змеиное кольцо, отнятое у чародея, так и тянуло меня к ремесленной слободе, той, что во всех русских городах зовётся Подолом. Да не к мазаным домишкам, что к самой реке лепятся, а туда, где Подол этот с Полоцкой горы стекает, где и кметю поселиться не стыдно. Науз я спрятал под шапку, и тот мягко щекотал кожу с нужной стороны.

Улицы Подола были, как водится, узки, кривы и пыльны. Я ходил по ним уже с полчаса, то и дело меняя направление — никак не мог добраться до нужного места — как вдруг щекотание сместилось на середину лба и перешло в зуд.

Есть!

Я остоялся, разглядывая дом — не особо богатый, но и не бедный. Рубленая изба на высоком подклете — сыровато в этих местах, пото и строятся так. Вокруг избы наравне с жилым ярусом — гульбище с резными балясинами. Высокое крыльцо с двумя всходами. Из-за бревенчатого заплота видны соломенные крыши ещё двух построек в глубине двора — глиняная мазанка да стая для скотины.

В таком доме и ремесленнику жить не стыдно, и купцу небогатому. И кметю какому. Неуж меч здесь? И кто ж его хранит, в таком разе?

Я прошёл мимо, делая вид, что просто идёт мимо по своим делам, сам же скосив глаза, внимательно разглядывал усадьбу. Свернул за угол и вновь остоялся, пережидая.

На дело надо идти ночью, это ясно. Сколь же их там живёт?

Ладно, сколь бы их не было, у меня есть весомое преимущество — они меня не ждут и ни к коим пакостям не готовы. Вечером увидимся, господа хранители.

Я двинулся назад, беспечно шагая и вертя головой, с видом досужего и бездельного человека, кой только что выполнил докучную обязанность. Даже насвистывать начал. И у самых ворот вдруг ощутил на себе недобрый и узнающий взгляд. Напрягся и спокойно прошёл мимо, медленно покрываясь холодным потом.

Неуж там кто знакомый?

Да хоть бы и так! Мало ль у человека в Полоцке знакомых? Коль от всех шарахаться…

Миновал и, не выдержав, обернулся. Но ощущение чужого взгляда уже сгинуло без следа.

За мечом мы пустились сразу же после гибели Князя-Барса и возвращения в Киев. Волхвы велели, те самые, что великому князю тот меч и даровали.

По летней поре, пока ещё не спал днепровский разлив, на большом челне легко было добраться и до Хортицы. Колюта клялся, что знает, где лежит Рарог, и Колюта не соврал. По Днепру в ту пору шёл корабль за кораблём: на полдень — русские и варяжские; на полночь — грецкие и агарянские. Хортица показалась на третьи сутки. У полночного берега острова стояли грецкие купцы, на материковых берегах с обеих сторон — печенеги. Мы отгреблись на полдень и стали у той скального пятачка, где остался под камнями пепел Святославовых воев.

Как мы доставали меч — видела только ночь. Колюта на лодке сидел, по сторонам глядел, да за верёвкой приглядывал. А на верёвке я под воду нырял. Ведовская премудрость позволяла и под водой на глубине видеть, и без воздуха вдвое-втрое дольше терпеть. Всю ночь и нырял, застыл хуже собаки в лютень-месяц. А всё ж не впустую. А утром мы обратно по Днепру побежали. Клятва держала нас обоих крепче железа. И уже тогда я вдруг понял, что внезапно, сам того не чая, обрёл над отчаянным и угрюмым сотником странную власть.

Решал всё время я. Где прятаться. Куда прятаться. А самое главное — зачем прятаться.

И — вот странно! — ершистый и упрямый Колюта повиновался беспрекословно. Скорее всего, дело было в мече. Это не меня слушался Колюта — его! Рарог указывал и Колюте, и мне, Рарог сам лучше знал, что ему делать и где прятаться.

В Киев везти его было нельзя, это мы и сами понимали — великий князь Ярополк Святославич слишком мирволил христианам. И я, как и Колюта, до того и в мыслях не держа утаить меч, не сговариваясь, решили: в Киев — ни ногой! Не иначе, сам Рарог нам то и указал…