Число и культура - А. Степанов

Послевоенная Европа, идущая в кильватере США, постаралась перенять паттерн n = 3, r = 3. Несмотря на то, что здесь (особенно в континентальных странах) столь явная двухпартийность – скорее исключение, чем правило, реальные партийные системы под нее по сути подверстываются, и массы воспринимают политическую картину прежде всего как борьбу правых и левых (правого и левого блоков), т.е. косвенно опять же m = 2, n = 3. С намного большим трудом Европе далось и внедрение идеологемы трех классов, поскольку значительная часть населения предпочитала держаться более привычных марксистских представлений.

Даже мало того, в некоторых странах, особенно в Италии, как мы позже убедимся, внедрение модели трех классов привело к совершенно непредусмотренным и остро негативным побочным эффектам (см. об этом также [4]). Однако в целом проект внедрения в общественное сознание трехчастной социальной идеологемы в Европе сработал все же успешно. Вскоре мы вернемся к массовому представлению о богатом, среднем и бедном классах, сейчас же совершим экскурс в СССР.

Наша страна, как известно, отличалась тоталитарным, т.е. однопартийным, политическим режимом, что описывается значением m = 1. Декларировавшемуся же "нерушимому блоку коммунистов и беспартийных" отвечала величина n = 2. При этом в "классический", сталинский период рабоче-крестьянское государство идеологически представлялось в виде союза двух классов: пролетариата и крестьянства, r = 2. А интеллигенция в то время считалась не более чем социальной прослойкой, лишенной самостоятельной классовой определенности. Таким образом, и в данном случае выполнялось ключевое условие равенства количеств основных политических и классовых групп (n = r).

Таким образом, результаты настоящей модели согласуются с той точкой зрения, что СССР едва ли удалось бы просуществовать в течение столь длительного периода, если бы в советской идеологической системе не были реализованы многие важнейшие особенности социумов современного типа (другие примеры см., напр., в [1, разд. 1.4.2, 3.2]).

У читателей может возникнуть недоумение: а как же тут обстояло с демократией, которая по сути отсутствовала? – В таком случае придется задать встречный вопрос: отсутствовала где? Если в реальности ее существование вызывает обоснованные возражения, то в сфере идеологии, напротив, была провозглашена "демократия высшего типа", а предметом настоящей работы является структура именно идеологических систем. Разве существовали идеологические запреты, к примеру, на перемещение из деревни в город и обратно, на получение образования, на вступление в партию или даже выход из нее? Всеобщие и тайные выборы государственных органов (в частности, Верховных Советов СССР, союзных республик) также объявлялись свободными, и за гражданином было закреплено прописанное право голосовать "за", "против" или вовсе не приходить на выборы. Под всеми предпосылками, использованными в процессе вывода условия (4), в СССР лежала прочная идеологическая платформа.

Даже требование относительной самоуправляемости партийно-политической системы (а не, скажем, манипуляция ею из государственных кабинетов) выполнялась по сути автоматически: генеральный (первый) секретарь партии, Политбюро, ЦК были властными распорядителями дел в стране. По отношению же к государству постоянно подчеркивался его служебный характер, и рефреном звучал марксистский тезис об исторической неизбежности отмирания государства вообще. Широкие программы обучения (начиная со стремительной ликвидации безграмотности), в свою очередь, способствовали движению общества к состоянию образованного, что не могло не вести к изменениям в характере сознания масс.

В послевоенный период в советской классово-идеологической доктрине происходят знаменательные изменения – по достижении определенного порога общественной образованности и в особенности после осознания властями значения НТР (взрывы американских атомных бомб послужили убедительным аргументом). В таких условиях становилось нецелесообразным продолжать именовать интеллигенцию лишь прослойкой, был запущен в обиход идеологический штамп "советская интеллигенция", а на плакатах тех лет замаячили фигуры мужественного рабочего в спецовке, миловидной колхозницы в косынке, а также интеллигента с сосреточенно-ясным лицом, в костюме с галстуком и в очках. И в кадровых анкетах в графе "социальное происхождение" предлагались три варианта: рабочий, крестьянин и служащий. Такой системе уже, по-видимому, отвечала идеологическая классовая трехчастность (r = 3), а не двухчастность (r = 2). В то же время политическая система, как и прежде, оставалась однопартийной (m = 1, n = 2). Удавалось ли в таком случае обеспечить соответствие классово-идеологической системы, с одной стороны, и партийно-политической, с другой?

Профессионалы из идеологических отделов нашли неординарное решение. У советской интеллигенции, как и у советских служащих вообще, как утверждалось на политинформациях и с трибун, нет собственных целей, отличных от таковых двух главных классов. Подобная социальная альтруистичность, как ни странно, находила сочувственный отклик и у самой интеллигенции, поскольку та почитала себя преемницей демократической интеллигенции XIX в., полагавшей "служение (простому) народу" своей высшей задачей, ради которой можно пожертвовать любым своим благом. Т.е. в данном аспекте спущенная сверху идеологическая директива в значительной степени совпадала с собственной установкой интеллигенции. Однако, несмотря на подобное "хитрое" решение коренной структурной задачи (как идеологически простимулировать интеллигенцию, чтобы поддержать прогресс, и при этом сохранить однопартийность), советское идеологическое здание начало необратимо подтачиваться изнутри, и ведущим средоточием и источником проблем становилась в первую очередь интеллигенция, ее специфические интересы, неудовлетворенные классовые амбиции. К чему это привело, хорошо известно, теперь перейдем к современной России.

3. Современная Россия, часть первая

Вместе с активной фазой реформ, т.е. с начала 1990-х гг., в России через масс-медиа и устами высоких чиновников внедряется идеологема богатого, среднего и бедного классов. Резоны радикальной переориентации классовой идеологии очевидны. Во-первых, ставилась задача как можно скорее порвать с коммунистическим наследием. Во-вторых, в стране произошли реальные перемены: на фоне коммерциализации общественного сознания и общественной жизни образовалась группа богатых со своими особыми интересами, образом жизни, сознанием, а также по факту широкие круги населения оказались вытесненными на грань нищеты. Таким образом, идеологическое утверждение наличия богатых и бедных означало не более, чем признание статус кво. Однако если в стране теперь строится капитализм, т.е. денежный критерий помещен во главу угла, и если у всех перед глазами образцы богатства и бедности, то для достижения классовой идеологемой логической целостности, убедительности необходимо наличие третьего элемента, среднего класса. Подобные тройки издавна формируются в самых различных областях культуры (в математике, например, отношения "больше", "меньше", а также "равно"). Об этом см. в начале разд.1 и подробнее в книге [1, разд.1.3].

Третьим мотивом принятия данной классовой идеологемы послужило обыкновенное подражание: если в Америке и Европе она так или иначе работает, то и России не нужно изобретать велосипед. Возможно, следует указать и на то, что всерьез об этом вопросе у нас просто никто не думал, ибо в пылу экономических преобразований и "пожарного" реагирования на спорадические политические кризисы последовательная идеологическая работа воспринималась как нечто малосущественное, как пережиток достопамятной коммунистической эры. Отсутствие продуманности коррелирует в данном случае с природой идеологем или мифологем вообще: они принадлежат области коллективного хотя и рационального, но бессознательного. Поэтому работают они как бы исподволь, автоматически, воспринимаясь как нечто само собой разумеющееся. А конструктивно работать с элементами общественно-бессознательной сферы в самом деле умеют немногие. Существовали и другие мотивы, но они будут затронуты в ходе дальнейшего изложения.

К настоящему моменту у пропаганды идеологемы трех классов в России накопился стаж в полтора десятилетия, поэтому есть возможность подвести предварительные итоги.

В развитых странах к среднему классу относится до 70% граждан, и общепринято мнение, что он служит залогом национальной стабильности. Но в России, по последним исследованиям, средний класс составляет всего 20-25%. "Это при условии, что в средний класс входят граждане, чей ежемесячный доход превышает 7 тысяч рублей на члена семьи. Согласно же другой точке зрения, к среднему классу может причислять себя тот, у кого уже есть квартира, дача, машина и при этом доход на члена семьи от 10 тысяч рублей в месяц" [5]. Разные эксперты пользуются разнящимися количественными критериями при проведении границ между классами, поэтому цифры "гуляют" в значительном диапазоне, однако даже в самых комплиментарных правительству оценках "толщина" российского среднего класса обычно далека от золотого стандарта.