Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

Что-то подобное, наверное, испытывает животное, ощущающее присутствие охотника, но не видящее его. За нами наблюдали — жадно и оценивающе. И взгляд был осмысленный, а главное — повсеместный. Ниоткуда — и отовсюду.

Всё-таки этот мир надо кое за что благословить. Он «заморозил» в нас способности подростков, исчезающие с возрастом — в частности, интуитивное ощущение опасности, молниеносную реакцию, бесстрашие. И одновременно наделил опытом, вещью бесценной. Так вот. Не негры за нами следили. И не люди. И вообще…

Под «и вообще» начались чудеса. Андрей остановился, вскидывая левую руку, а правой молниеносно обнажив свою валлонку. Но он мог бы и не сигналить, потому что трудно было не увидеть то, что предстало нашим глазам.

Точно перпендикулярно к нашему курсу шла группа ребят. Очень похожих на нас (в том смысле, что похожи вообще-то все, прожившие здесь определённое время), но вооружённых как бы «потяжелее» — со щитами, многие в шлемах, кое-кто с копьями, некоторые — в чешуйчатых панцирях. Двигались они быстро, привычно-ходко и бесшумно.

Совсем бесшумно.

Я наблюдал за этим шествием, а в голове вертелась почему-то похабная песенка из школьного фольклора:

А я с дерева упалИ на девочку попал…Мы покатились под кусты,Она сама сняла штаны.Она смотрела в небеса,А я ей делал чудеса…

«Чудеса… чудеса… чудеса…» — заевшей пластинкой заскрипело последнее слово, когда один из парней обернулся в нашу сторону, и я встретился взглядом с его глазами, светло-серыми и широко расставленными.

Он меня не видел. Отвернулся и зашагал дальше в этой странной процессии.

— У них ни у кого нет тени, — сказал напряжённо Йенс. Мы оставались на месте, словно не в силах пересечь ту невидимую черту, по которой они шли, пока странный отряд не скрылся за деревьями, двигаясь всё так же размеренно, бесшумно и уверенно.

— Пошли, Андрей, — окликнул я Альхимовича. Он обернулся, посмотрел на меня, сглотнул — и зашагал вперёд.

Ничего не случилось…

… — Олег, — мы с Йенсом шли в центре ромба, а Танька и Ленка Власенкова на время заменили нас в охранении, — ты понял, кто это был?

— Понял, не дурак — дурак бы не понял, — пробурчал я. — Те, кто погиб тут когда-то.

— Дурак, — искренне заметил Йенс. — Наоборот — те, кто смог пройти эти места. Вендихо сравнивает нас с теми.

— С чего ты взял? — спросил я. Йенс вздохнул так, что мне захотелось дать ему по шее:

— «Тир», — палец Йенса описал в воздухе «наконечник стрелы».

. — У них на щитах была руна «тир», или «тиваз», не знаю, но скорее «тир», если это англосаксы, — и он прочёл: —

Тир — звезда,веру крепит в атлингах,не собьётся с пути,туман в путиему не помеха…

…К вечеру мы вышли на берег тихого лесного озера.

Обычно я ставил на двухчасовые ночные дежурства по два человека и считал это более чем достаточным. Нормальным было и то, что часовые старались замаскироваться и не привлекать к себе внимания. Но на этот раз я изменил своей привычке — опасностью были не негры. Мы ещё засветло натаскали на поляну у речного берега огромное количество хвороста и сушняка (ходили по четверо!), из которого выложили огненное кольцо. На те же двухчасовые смены я назначил снова четвёрки, приказав ни в коем случае не покидать круга.

Как только стемнело — начались мелкие и гадкие чудеса. Ощущение взгляда стало неотрывным и физически тяжёлым. По кустам вокруг ярко горящего огня крались отчётливые звуки. Из темноты протягивались сами собой ветви деревьев. Кто-то тяжело перепрыгивал с одного ствола на другой. Вода у озёрного берега шептала вкрадчиво и затягивающе. Что-то плескалось там.

Мы поели и стали укладываться — никто не рвался петь, сыграть в шашки или шахматы, просто посидеть и поговорить, хотя вроде и устали не очень. Ложились головами к огню, ногами наружу — такой «звездой». В первой смене стояли (было десять часов) Йенс, Видов, Димка и Фергюс. И я ещё какое-то время бродил по лагерю, стараясь не вглядываться в темноту и дёргая часовых без нужды, пока Йенс не сказал почти весело:

— Да ложись ты, князь. Тебе меньше чем через четыре часа вставать.

Я не признался ему, что боюсь ложиться, но вздохнул и отправился к Танюшке. Она уже спала, кстати — лёг и я, не разуваясь, просто накрывшись плащом и крепко зажмурив глаза. Я был уверен, что, если открою их, то увижу за линией огня нечто непередаваемо страшное.

Странно, но уснул я мгновенно и спал без сновидений, пока не проснулся от какого-то внутреннего толчка. Костёр в центре горел, кольцо тоже полыхало. Поднеся к глазам руку с часами (переставлять их по часовым поясам я уже давно бросил, но заводил регулярно, и они исправно отмеряли время), убедился, что проспал больше трёх часов, до смены ещё двадцать минут, а спать не хочется.

Я сел, потом встал, оглядываясь. Андрей неподалёку подбрасывал в костёр хворост. Ян и Мило мерили шагами внутренний круг, а Раде стоял у дальней его границы, напряжённо вглядываясь в темноту, и я подошёл к нему. Он оглянулся.

— Чего встал?

— Ну, что там? — вполголоса поинтересовался я, не отвечая на вопрос.

— Мерзость разная чудится, — признался он. — Такая, что волосы дыбом… Остальные говорят, что тоже.

— Не всматривайтесь, — резко и громко буркнул я, отворачивая его за плечо; размытая чёрная тень отдёрнулась от огненного круга в двух-трёх метрах от нас. — Вот сволочь!

— Князь, — Раде серьёзно смотрел на меня глазами, отражающими языки пламени, — ты встречался когда-нибудь с нечистью? В смысле — там?

— Никогда, — решительно ответил я. — А ты что, встречался?

Раде вздохнул:

— Вы, русские, совсем европейцы… А у нас до чёрта такого, о чём вслух не говорят. Мы жили в Скопье, отец нас всегда возил отдыхать в Италию, но пару раз не мог, дела были, и мы жили у прабабки, в селе на границе с Косово. Ей уже за сто, прабабке. Она нас после темноты даже из дома не выпускала, потому что говорила, что у околицы бродят вурдалаки.

— Кончай… — я передёрнул плечами. Раде моргнул, улыбнулся и продолжал:

— Вот… А во второй раз — мне было двенадцать — я ночью спёр у неё ключ, открыл дверь и вышел. Страшно было — не передать, но и тянуло… Там до околицы рукой подать было. Ночь лунная… Вот, помню, я иду и уговариваю себя, что всё это сказки, никаких вурдалаков не бывает… Пыль блестит, как серебро, никого нет, в домах — ни огонька, но видно всё равно неплохо, — Раде вдруг нервно засмеялся и продолжал: — Короче, я едва успел добежать до дому. А ключ потерял. ОН до утра стоял прямо у у открытой двери и просил впустить, а я сидел у порога и трясся — чтобы дверь закрыть, нужно было руку наружу протянуть. Я даже что обдулся, заметил только утром, когда он ушёл. Прабабке я, кстати, всё рассказал. Так вот, ты не поверишь. Сельский шериф[10] меня расспросил и сам пошёл на кладбище — я потом там был и видел, как он — в форме, при оружии! — загонял в одну могилу осиновый кол.